— Если они упадут, я хочу кусочек, — сказала я. В смысле, свой кусок пирога. Я пыталась преподнести это не в качестве благотворительного предложения, а как инвестиции в то, во что верила.
— Тебе снова звонила плачущая леди? — спросила Катрина, чтобы сменить тему.
— Не-а, — я больше не получала от Антонио никаких сообщений после его пожелания спокойной ночи. Я не знала, что это значило. Он хочет просто приходить и уходить, когда посчитает нужным? Или своими маленькими сладкими сообщениями, на которые я не могла ответить, он пытался держать меня на поводке?
— Ну, эпохальная вечеринка впереди, — провозгласила Катрина. — Не снижай скорость на повороте!
Она схватила меня за руку и потащила в середину толпы, где громче звучала музыка и двигались спрессованные разгоряченные тела. Пол дрожал, человек с камерой целовал, натыкался и снимал всех подряд, всюду были ликующие возгласы под музыку, и я окунулась в развлечение. Майкл подошел ко мне сзади, обнял за талию, и прижался бедрами.
Я расслабилась, отпуская все. Нет Катрины и ее денежных горестей. Нет Антонио с его скрытностью и ложью. Нет Даниэля. Только привлекательный, приятный мужчина, танцующий позади меня, и много людей передо мной, полно улыбок вокруг, и ощущение, что я стала частью чего-то большего, чем была сама по себе.
Когда Майкл вдруг убрал руку, я продолжала еще несколько секунд танцевать. Затем почувствовала как что-то пронеслось в воздухе за моей спиной, образовывая открытое пространство. Я повернулась под музыку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Антонио бросил Майкла на стол. Майкл оттолкнулся от столешни и скатился на пол, как и любой актер обученный проделывать трюки.
— Антонио!
Если он и услышал меня сквозь музыку, то не подал никакого вида. Он шагнул вперед, жесткий и яростный. Майкл, будучи классным клоуном, встал устойчивее, пошевелил бровями, и увернулся. Антонио схватил его за запястье, так быстро и без каких-либо усилий, что Майкл оказался прижатым к стене, с руками, скрученными за спиной, еще до того как я успела сделать три шага вперед. Тут же образовался круг ошеломленных людей, окружая двух мужчин. Антонио источал волны такой силы и ярости, что никто не смел приблизиться к нему.
— Возможно, вам не следует впредь оставлять ее одну, — проворчал Майкл, когда я приблизилась достаточно близко, чтобы расслышать.
Антонио сильнее заломил ему руку. Я взяла его за плечи, и сжала так, чтоб он почувствовал.
— Капо, — сказала я ему на ухо, — он мой друг. Пожалуйста.
Лицо Антонио исказилось от ярости, а Майкл пытался залихватски улыбаться через боль. Я подтолкнула Антонио в спину, и он шагнул ко мне. Майкл повернулся и пожал ему руку, окидывая нападающего жарким взглядом.
— Я сожалею, — сказала я, беря Антонио за руку.
— Посади его на поводок, — сказал Майкл.
Я боялась, что Антонио заглотнет приманку и атакует актера снова, но оскорбление, направленное на него лично, похоже, не являлось поводом для насилия. Он сжал мою руку и посмотрел на меня, его челюсти были сжаты так, что желваки ходили ходуном.
— Ты не имеешь права, — зарычала я, когда толпа рассеялась.
— У меня есть только право. Я буду наносить ущерб любому, кто дотронется к тому, что принадлежит мне.
Я знала, что за нами наблюдают, поэтому улыбнулась и прикоснулась к его лицу. Его челюсть была жесткой и напряженной.
— Изобрази улыбку на своем лице, или кто-то может вызвать полицию, — сказала я.
Он смотрел на меня с доведенной до белого каления напряженностью.
— Я сказала, улыбнись.
Его рот накрыл мой, обрывая фразу. Я ощутила привкус пота и гормонов. От выпитого пива, мое дыхание, наверное, было несвежим, но мы целовались так, словно были чистыми и свежими после душа. Наши языки танцевали, поедая друг друга живьем. Его руки прокрались под мою мокрую рубашку, и скользнули под бюстгальтер.
— Нет, — сказала я, отворачиваясь. — Ты не можешь, просто поцеловав меня и этим все исправить.
Его рот опять накрыл мой, прежде чем я успела закончить. Я убрала свои руки с его, но мой рот обладал своим собственным разумом и не собирался отлепляться от его губ. Решимость растаяла полностью, как сливочное масло на сковороде, оставив только влажный след кипящего жира.
Он взял мое лицо в ладони и придвинулся вплотную.
— Ты моя. Это значит, нет красивых мальчиков на танцполе. Нет поддельных свиданий с окружным прокурором.
Должно быть, он увидел меня с Даниэлем в новостях. Может быть, в газете. Возможно, человек с вонючими турецкими сигаретами рассказал ему.
— Я не говорила ему ничего о тебе, — сказала я.
— Я знаю, что нет. Своим сердцем я знаю, что у тебя слишком много благородства для предательства. Но он хочет трахнуть тебя. Мне не нравится это.
Я хотела пояснить свои правила ему в холодной, деловой манере. Но не могла, и это было не только из-за его красоты, но и из-за интенсивности взгляда. Что-то бурлило у него внутри, некая токсичная лава. Это ужаснуло меня, но и привлекало. Как я могла озвучить свои правила? Существует ли закон, по которому меня должны были бы выслушать?
— Я не могу видеть тебя с кем-то еще, — прошептал он на ухо. — Это делает меня сумасшедшим.
— Мы должны быть осторожны. Иначе это не поможет, — он притянул меня ближе, и я ощутила его эрекцию. — И где ты был? Твой телефон отключен.
— Я был занят.
— Что, черт возьми, это значит?
— Ты задаешь вопросы.
— Я не имею права задавать вопросы? По прежнему?
Он провел своим пальцем по моему лицу.
— Я трахаю тебя. Я забочусь о тебе. Я могу предложить тебе только это.
— Для меня этого не достаточно.
— Ты, американская женщина, сводишь меня с ума.
Я закрыла глаза на секунду, пытаясь собраться с духом. У меня не было сил бороться с ним. Он вернулся ко мне, налетев словно бык.
— Скажи мне, — попросила я. — Скажи мне, что происходит. Где ты был? С тобой все в порядке? — Я взяла его лицо в свои ладони, его глаза были чернее и глубже в лунном свете, проникающем через окно. — Не рассказывай мне подробности. Твои истины все равно звучат, как ложь. Мне не нужны имена и даты. Меня не интересует сама ситуация. Просто расскажи мне о себе. Я хочу узнать тебя, Капо, — я прикоснулась к его груди. — Я хочу узнать, о чем переживает твое сердце.
— Нет.