— Они не могут выписать тебя без этого. И мне очень жаль, но я согласна с их политикой. Ты могла умереть.
— Я взрослая женщина, — она отбросила простыни, обнажая синий больничный халат, который сочетался с моей одеждой для персонала.
Я положила руку на ее плечо.
— Ди, пожалуйста. Вся моя одежда была в твоей рвоте. Мы можем позвать доктора Вайнштейна, если ты хочешь.
Она заправляла рыжий локон за ухо, где он продержится следующие три секунды, прежде чем опять упасть на лицо. Ее взгляд переметнулся снова на меня.
— Я хочу пойти на работу.
— Тебе нужно отдохнуть от этой работы. Это превращает тебя в брюзгу.
— Я не могу заниматься ничем другим, — сказала она. — Я не знаю, как.
Одним из недостатков быть невероятно богатым, была легкость, с которой можно идти по жизни, не обладая котирующимися профессиональными знаниями. Была бы возможность, она бы развила и сострадание к людям, которые не имели то, что имела она, и презрение к тем, кто имел все. Ненависть к себе становилась глубокой — это характерная черта товарного знака Дрезен.
— Там Профессиональное училище за углом, — сказала я. — Ты могла бы научиться ремонтировать автомобили.
— Ты думаешь, папа купил бы мне магазин в Беверли-Хиллз?
— Все, что угодно, чтобы вытянуть тебя с социальной работы. Черт побери, я куплю тебе магазин.
Она зарылась лицом в ладони.
— Я хочу заниматься Божьим делом.
Я удерживала ее за запястья.
— Бог не заставлял тебя видеть то, что ты видишь каждый день. Ты слишком чувствительная.
Она убрала руки от лица.
— Ты можешь сходить с Джоном сегодня вечером? В музей? Я не думаю, что в состоянии сделать это.
Чтобы вернуть свою бывшую жену, Джонатан показывался на публике исключительно со своими сестрами.
— Если ты согласишься на беседу со священником, то я схожу.
Она откинулась обратно на спинку кровати.
— Хорошо.
— Спасибо.
— Ты пахнешь, как рвотная фабрика.
Я поцеловала ее макушку и обняла мою сумасшедшую чрезвычайно чувствительную сестренку.
Я положила ее голову себе на плечо и обняла, почувствовав себя одинокой и виноватой за то, что вызвала ее, хотя ей и так было тяжело.
— Давай, Режиссерша. Я поведу.
— Пять минут, мам, — прошептала она.
К тому моменту, когда Катрина подбросила меня до здания, где стоял мой маленький BMW, единственный на стоянке, лобовое стекло было уже усеяно каплями конденсата.
GT Cabrio 1967 года выпуска с хромированными деталями был не в восторге от высыхания воды на нем. Мне не следовало его покупать. Автомобиль был смертельной ловушкой. Но Даниэль заглянул на аукцион в автомобильный музей, и я вышла оттуда с машиной, которую он назвал МСД, Маленький Синий Дзынь. Он был раздражен, но я влюбилась в нее.
Хотя восходящее солнце принесет новый день, я была не готова переварить все произошедшее. Было всего лишь шесть часов утра, и мой брат еще не спал, поэтому я позвонила ему.
— Эй, Джон, — сказала я. — Я видела, твою певицу прошлой ночью.
— Я слышал.
Он явно был не один — его тихий голос и непонятное бормотание на заднем плане были слышны.
— Что ты предпочитаешь, хорошие новости или плохие?
— Плохие.
— Перед тем, как ты начнешь паниковать, могу сказать — все хорошо.
— Хорошо. Я не буду паниковать.
— Дейдра снова сделала это.
— Ох, — сказал он.
— И я не просто уложила ее в постель. Она была госпитализирована. Честно говоря, у нее действительно серьезная проблема, которую невозможно излечить несколькими вливаниями витаминов группы В. Я видела ее, выпившую два бокала, но у нее была фляжка, и она ходила в ванную, я не уверена, но похоже раз четырнадцать.
— Ты преувеличиваешь.
— Не намного. Итак, вместо нее я иду с тобой сегодня.
— Прекрасно.