Следующий ответ на жест садовника звучал так:
Девятый юноша прочел:
Подарив десятый букетик роз, садовник услышал:
Одарив всех купеческих детей розами, садовник принес скатерть для вина и, поставив фарфоровую чашу, расписанную золотом, произнес:
Потом садовник наполнил сосуд и выпил, и черед сменялся, пока не дошел до Нур-ад-дина.
Садовник наполнил чашу и подал ее Али Нур-ад-дину, но тот сказал: «Ты знаешь, я никогда не пил вина, так как в нем великое прегрешение и запретил его в своей книге всевластный владыка». — «О господин мой Нур-ад-дин, — ответил садовник, — если ты не стал пить вино только из-за прегрешения, то ведь Аллах (слава ему и величие!) великодушен, кроток, всепрощающ и милостив и прощает великий грех. Его милость вмещает все, и да помилует Аллах поэта, сказавшего:
Потом один из сыновей купцов сказал: «Заклинаю тебя жизнью, о господин мой Нур-ад-дин, осуши этот кубок!» И подошел другой юноша и стал заклинать его, и третий встал перед ним, Нур-ад-дин застыдился, взял у садовника кубок и отпил глоток, но выплюнул вино, воскликнув: «Оно горькое!» И смотритель сада ответил: «О господин мой Нур-ад-дин, не будь оно горьким, в нем не было бы полезных свойств. Разве ты не знаешь, что все сладкое, что едят для лечения, кажется вкушающему горьким, а в этом вине — многие полезные свойства и в числе их то, что оно переваривает пищу, прогоняет огорчение и заботу, прекращает ветры, просветляет кровь, очищает цвет лица и оживляет тело. Оно делает труса храбрым и усиливает решимость человека к совокуплению, и если бы мы упомянули все полезные свойства этого напитка, изложение бы, право, затянулось. А кто-то из поэтов сказал:
Потом садовник поднялся на ноги и, открыв одну из кладовых под портиком, вынул оттуда голову очищенного сахара и, отломив большой кусок, положил его в кубок Нур-ад-дина со словами: «О господин мой, если ты не пьешь вино из-за горечи, выпей сейчас, — оно стало сладким». И Нур-ад-дин осушил чашу, потом ее наполнил один из детей купцов и сказал: «О господин мой Нур-ад-дин, я твой раб!» И другой сказал: «Я один из твоих слуг». Третий поднялся и сказал: «Ради моего сердца!» Четвертый: «Ради Аллаха, о господин мой Нур-ад-дин, залечи мое сердце». И все десять сыновей купцов не отставали от Нур-ад-дина, пока он не выпил десять кубков.
Али Нур-ад-дин впервые пил вино, оно вскружило ему голову, юноша поднялся на ноги (язык его отяжелел, и речь стала непонятной) и воскликнул: «О люди, клянусь Аллахом, вы прекрасны и ваши слова прекрасны, и это место прекрасно, но только в нем недостает хорошей музыки. Ведь сказал поэт такие слова:
И тогда один из юношей поднялся и, сев на мула, куда-то отправился. Вернулся он вместе с каирской девушкой, подобной чистому серебру, или динару в фарфоровой миске, или газели в пустыне, красота ее смущала сияющее солнце: чарующие томные очи, брови, как изогнутый лук, розовые щеки, жемчужные зубы, сахарные уста, грудь, как слоновая кость, втянутый живот со свитыми складками, ягодицы, как набитые подушки, и бедра, как сирийские таблицы. Ей могли бы посвятить такие стихи:
Или такие строки:
А как прекрасны слова кого-то из поэтов:
И эта девушка в синем платье и зеленом покрывале над блистающим лбом была подобна полной луне в четырнадцатую ночь, она ошеломляла и смущала разум, и как будто о ней хотел сказать поэт:
А как прекрасны и превосходны слова другого:
Садовник обратился к гостье: «Знай, о владычица красавиц и всех блистающих звезд, что мы пригласили тебя сюда только для того, чтобы ты развлекала этого прекрасного юношу, господина моего Нур-ад-дина. Он не приходил сюда раньше». — «О, если бы ты мне сказал об этом, я бы принесла то, что у меня есть!» — воскликнула девушка. «Госпожа, я схожу и принесу тебе это», — сказал садовник. И девушка молвила: «Делай, как тебе вздумалось!» — «Дай мне что-нибудь как знак», — сказал посланец. Она протянула платок.
Посланник вернулся через некоторое время с зеленым мешком из гладкого шелка с двумя золотыми подвесками. Незнакомка взяла мешок, развязала и вытряхнула из него тридцать два кусочка дерева. Девушка стала вкладывать кусочки один в другой, мужские в женские и женские в мужские, обнажив кисти рук, поставила дерево прямо, и превратилось оно в лютню, полированную, натертую, изделие индийцев. Гостья склонилась над инструментом, как мать над ребенком, и пощекотала его. Лютня застонала, зазвенела, затосковала по прежним местам, вспомнила воды, что напоили ее, и землю, на которой выросла. Вспомнив мастеров, которые вырубили и покрыли лаком, купцов, которые везли на корабле, инструмент закричал, запричитал, казалось, изливая хозяйке душу в таких стихах:
Закончив играть, гостья молча положила лютню на колени и вновь склонилась над ней, как мать над ребенком, пальцы пробежали по струнам, перебирая лады, и незнакомка вымолвила:
И Нур-ад-дин, слушая эти стихи, смотрел на лютнистку влюбленными глазами, едва сдерживая порывы души от великой к ней склонности. Незнакомка тоже выделяла среди присутствующих юношу, бывшего луной среди звезд, ибо он был мягок в словах, изнежен, совершенен по стройности, соразмерности, блеску и красоте — нежнее ветерка и мягче Таснима, и о нем сказаны такие стихи:
Когда Нур-ад-дин услышал слова эти (а он уже склонился от опьянения), начал сын купца восхвалять гостью:
После этих слов Нур-ад-дина девушка посмотрела на него влюбленными глазами, увеличилась ее любовь и страсть к нему Она вновь восхитилась его красотой, прелестью, тонкостью стана и соразмерностью и в порыве чувств еще раз обняла лютню и произнесла такие стихи:
Красота ее стихотворения, красноречие, нежность выговора и ясности языка удивили Нур-ад-дина, и страсть, тоска и любовное безумие затмили разум.
Он не мог прожить без этой девушки ни минуты и, наклонившись, прижал ее к груди, гостья тоже потянулась к юноше и прижалась всем телом. Она поцеловала его между глаз, а он поцеловал ее в уста, сжав сначала стан, и начал играть с нею, целуясь, как клюются голубки. Девушка подхватила эту игру Присутствующие от увиденного вскочили на ноги, Нур-ад-дин застыдился и отпустил лютнистку. Девушка взяла инструмент и перебирая лады проговорила:
Нур-ад-дин, услышав такие слова, наклонился к девушке в восторге и произнес такие стихи:
И когда юноша окончил свои стихи, лютнистка, вновь поразившись его красноречию, взяла инструмент и, перебирая пальцами струны, произнесла такие стихи:
Нур-ад-дина охватил величайший восторг, и он ответил на ее стихи такими стихами:
Сердце девушки от этих слов затрепетало, она прижала купеческого сына к груди и начала целовать его поцелуями, подобными клеванию голубков, юноша отвечал ей непрерывными поцелуями, но преимущество принадлежит начавшему прежде. А закончив целовать Нур-ад-дина, девушка взяла лютню и произнесла такие стихи:
А окончив свое стихотворение, девушка произнесла еще такие два стиха:
И Нур-ад-дин поблагодарил гостью за изящество и разнообразие речей, а девушка в ответ на его похвалы поднялась и сняла с себя все одежды и украшения, села Нур-ад-дину на колени и стала целовать его между глаз и целовать родинки на его щеках. Она подарила ему все, что было на ней, и сказала: «Знай, о возлюбленный моего сердца, что подарок — по сану дарящего». Юноша принял от нее подарок и затем возвратил и стал целовать, а когда закончил (вечен только живой, самосущий, наделяющий и павлина, и сову!), поднялся со своего места. Лютнистка спросила его: «Куда, о мой господин?» — «В дом моего отца», — ответил молодой человек. Сыновья купцов стали заклинать его, чтобы он спал у них, но Нур-ад-дин отказался и, сев на своего мула, отправился в дом отца.
Дома его встретила мать. Она спросила: «О дитя мое, где и по какой причине ты пропадал до этого времени? Клянусь Аллахом, ты расстроил меня и отца, мы все время думали о тебе!» Женщина подошла, чтобы поцеловать его, почувствовала запах вина и воскликнула: «О дитя мое, как это после молитвы и набожности ты стал пить вино и ослушался того, в чьих руках творение и повеление!»
В это время в комнату вошел отец, и Нур-ад-дин бросился на постель. «Что это такое с Нур-ад-дином?» — спросил Тадж-ад-дин. Женщина ответила: «У него как будто заболела голова от воздуха в саду». Купец подошел к сыну, чтобы поздороваться и спросить, что у него болит, и почувствовал запах вина. А Тадж-ад-дин не любил тех, кто пьет вино, и сказал сыну: «Горе тебе, о дитя мое, разве твоя глупость дошла до того, что ты пьешь вино!» Услышав такие слова, хмельной Нур-ад-дин замахнулся и ударил родителя. По предопределенному велению, он выбил Тадж-ад-дину правый глаз. Мужчина упал без чувств, когда же очнулся, хотел было избить сына, но мать юноши удержала супруга. Купец же поклялся разводом с нею, что утром, когда юнец проспится, ему отрубят правую руку.
Мать испугалась за сына и уговаривала мужа изменить решение до тех пор, пока он не уснул, после этого женщина пошла в комнату сына. «О Нур-ад-дин, что же ты натворил?» — рыдая, сказала она.
«А что я сделал?» — спросил Нур-ад-дин. Хмель уже прошел, но юноша ничего не помнил. «Ты ударил отца и выбил ему правый глаз. Тадж-ад-дин поклялся разводом, что утром обязательно отрубит тебе правую руку».
Нур-ад-дин раскаялся в содеянном, но изменить случившееся раскаянием было невозможно.
«О дитя мое, раскаяние тебе не поможет, следует сейчас же бежать, ища спасения твоей души. Будь осторожен, пока не доберешься до кого-нибудь из друзей, а там подожди и посмотри, что сделает Аллах. Он ведь изменяет одни обстоятельства за другими», — сказала сыну женщина.
Она отперла сундук с деньгами и подала сыну мешок со ста динарами, сказав: «О дитя мое, возьми эти динары. Когда деньги закончатся, пришли письмо и я отправлю тебе еще. Присылай сведения о себе тайно. Может быть, Аллах определит тебе облегчение, и ты вернешься домой». Женщина, рыдая, простилась с сыном.
Перед уходом юноша прихватил с собой еще один мешок с тысячью динарами, который мать забыла возле сундука. Привязал оба мешка к поясу и до зари покинул родной переулок, направившись в сторону Булака.
Утром, когда люди поднялись, объявляя единым Аллаха, и направлялись, чтобы раздобыть то, что он уделил им, Нур-ад-дин уже достиг Булака. Пройдя по берегу реки, юноша увидел корабль с четырьмя вбитыми в землю якорями, по его мосткам понимались и спускались люди. Молодой человек спросил у матросов: «Куда идет это судно?» — «В город Искандарию», — ответили моряки. «Возьмите меня с собой», — попросил купеческий сын. И матросы ответили: «Приют, уют и простор тебе, о юноша, о красавец!» Нур-ад-дин отправился на рынок и купил в дорогу припасы, ковры и покрывала. Когда он вернулся на берег, судно было готово к отплытию.
На этом корабле Нур-ад-дин добрался до города Рушейда, пересел в маленькую лодку, которая шла в Искандарию, и пересек на этом суденышке пролив, высадившись у моста Джами. Путешественник вошел в Искандарию через ворота, называемые Ворота Лотоса. Аллах покровительствовал ему, никто из привратников не обратил на юношу особого внимания.
Весной в городе расцвели цветы, деревья покрылись листьями, плоды дозрели и каналы стали полноводны. Искандария — город, прекрасно построенный и расположенный, с крепкими стенами и прекрасными местами для прогулок, услаждающий обитателей и внушающий желание поселиться. Когда запираются городские ворота, обитатели в безопасности. Об этом городе сложены такие стихи:
И сказал кто-то из поэтов:
Нур-ад-дин обошел рынки столяров, менял, торговцев сухими плодами, фруктовщиков, москательщиков. На последнем вдруг один пожилой торговец вышел из своей лавки и, пожелав Нур-ад-дину мира, пригласил в свое жилище. Он взял юношу за руку и повел в красивый, благоустроенный, затененный листвой переулок.
В переулке было три дома, старец провел молодого человека в первое жилище, устои которого утвердились в воде, а стены возвысились до облаков небесных. Двор был подметен и полит водой, а перед входом в дом лежали мраморные плиты. Входящие вдыхали аромат, их встречал ветерок, точно из садов блаженства.
Хозяин пригласил гостя к столу. После трапезы спросил юношу: «Когда ты прибыл из Каира?». «О батюшка, сегодня ночью», — ответил купеческий сын. «Как твое имя?» — спросил старец. «Али Нур-ад-дин». «Дитя мое, о Нур-ад-дин, тройной развод для меня обязателен! Пока ты будешь в этом городе, не расставайся со мной, я отведу тебе домик, в котором ты будешь жить». «Господин мой шейх, увеличь мое знакомство с тобой», — сказал Нур-ад-дин. И старец молвил: «Дитя мое, знай, что я в каком-то году пришел в Каир с товарами, продал их там и купил другие товары. Мне понадобилась тысяча динаров, и их отвесил за меня твой отец Тадж-ад-дин, не зная меня, он не написал свидетельства и ждал эти деньги, пока я не вернулся в этот город и не отослал их с одним из моих слуг, и с ними подарок. Я видел тебя, когда ты был маленький, и если захочет великий Аллах, я отчасти воздам тебе за то, что твой отец для меня сделал».
Юноша обрадовался, услышав эти слова, улыбнулся и, вынув мешок, в котором была тысяча динаров, подал старику со словами: «Возьми их на хранение, пока я не присмотрю товары для торговли».