Доктор пришел через день. Поначалу нам даже в голову не пришло, что это врач. Думали, кто-то ищет своих родственников. Одет он был по-деревенски, в лаптях, в сермяге, с торбой за плечами.
— От Паши я, от Павла Емельяновича из Дзержинска. Ну-с, где ваш больной?
Мама засуетилась, помогла доктору снять торбу, подставила стул к кровати.
Он долго щупал отцовы ноги, досадливо качал головой и наконец поставил диагноз:
— Тромбофлебит. Необходим покой, ноги класть повыше и делать компрессы с этой мазью.
Он протянул стеклянную баночку и тут же заторопился. У него были в городе неотложные дела, с ними надо управиться до комендантского часа.
После прихода доктора отцу стало легче. Только в комнате стоял резкий, неприятный запах мази.
Однажды брат вернулся домой под утро. Скинул с себя грязную одежду, умылся и лег на диван. Значит, опять всю ночь сгружал уголь и опять от усталости не мог есть. Мама взяла ключ от сарайчика и вышла. Вернувшись, положила на стол что-то завернутое в чистую тряпочку.
Я развернула и увидела выходные серые довоенные мамины туфли на высоких каблуках. Глаз не отведешь — такие красивые!
Все, что считалось в нашем доме более или менее ценным, после визита Антона мы спрятали в сарайчике.
И только одну вещь, очень дорогую для мамы как память о ее молодости, оставили в доме. Это было блюдо, не старинное, не из тонкого фарфора, и рисунок на нем незатейливый: конь, запряженный в плуг, а перед конем — трактор. Блюдо это подарили маме за хорошую работу на фабрике. Премию такую дали. Спрятала мама блюдо очень просто — подставила под фикус. И не видать его и в тоже время на глазах.
— Зачем ты принесла туфли? — спросил отец.
Мама не успела даже рта раскрыть, как Витя вскочил с дивана.
— Ты в сарайчик ходила? — Увидел туфли и тихо добавил: — Я бы сам мог сбегать.
Мама пристально смотрела на Витю. Он опустил глаза и опять лег.
— Нет, Витя, теперь ты мне все расскажешь, все, все.
— Это не наше.
— Тогда зачем вы держите это здесь?
— Нужно.
О чем они говорят? Почему только они понимают друг друга? Ни я, ни отец, который тоже вопросительно поглядывает то на маму, то на Витю, ничего не понимаем.
Опять у Вити секрет, тайна, о которой случайно узнала мама.
— Ну, ладно, я скажу. — Витя, не открывая глаз, говорил тихим, уставшим голосом: — Помнишь, когда мы возвращались домой, я отдал нашим бойцам, попавшим в окружение, все, что на мне было: пиджак, рубашку, брюки. Надо было спасти их из плена. Много ли у меня брюк и пиджаков?.. А пленных много. Ну, Славка показал нам с Толей склад за поселком, который не успели разграбить. Мы перенесли к Полозовым и спрятали брюки и рубашки. Часть в нашем сарайчике за дрова закинули. Все равно бы немцам досталось. А так… Знаешь, сколько пленных мы спасли благодаря этой одежде!
Пока Витя говорил, мама смотрела на него глазами, полными удивления и страха, точно видела его впервые.
— Вы же еще дети. Вам ли заниматься этим?
Витя ничего не ответил, будто не слышал.
Некоторое время в комнате стояла напряженная тишина. Нарушил ее отец.
— Не ругай его, мать. — Голос отца тихий, рассудительный. — Они же не для себя… А что дети они… Дети порой могут сделать очень много. На них же никто не подумает…
Мама вынула из шкафа старую наволочку, завернула туфли и сказала, ни к кому не обращаясь:
— Пойду на рынок, может, выменяю муки на затируху.
И пошла, опустив плечи, точно на них взвалили непосильную ношу.
По домам стали ходить вербовщики. К нам они зашли под вечер, когда Витя только-только вернулся с работы, мыл черные от угольной пыли лицо и руки. Вербовщиков было двое. Они разложили по всему столу фотоснимки и наперебой стали говорить, какая прекрасная жизнь ожидает тех, кто поедет на работу в Германию.
Неожиданно для меня отец, кряхтя, слез с кровати, подошел к столу, начал разглядывать фотографии.
— А это что за дворец? — спросил он.
— О, это ферма. Здесь живут фермеры. И ваш сын или дочь будут жить здесь. Посмотрите, какие светлые, просторные комнаты, какие добрые, приветливые лица у хозяев.
Отец долго разглядывал эту фотографию, затем показал пальцем на другую.
— А это что, коровник?
— Коровник, коровник. Вот видите, на стене висят доильные аппараты, руками доить не нужно, машины доят. Только ходи да присматривай. Легкая работа. А какие лошади, какие орудия для обработки земли! Можно сказать, сами сеют и жнут.
Отец чмокал губами и с наивным видом спрашивал:
— Зачем же туда ехать, если машины там все делают сами?
— Ну, надо помочь хозяевам.
— Та-ак, хозяева, значит.
— О-о! Хозяева необыкновенные, — поддакивали вербовщики.
— Знаю, встречался, — соглашался отец.
Он разглядывал фотографии, о чем-то думал, словно взвешивая. Я ничего не понимала. Ну зачем он так поддакивает им?