— Книги читаешь? — спросил Володя, кивнув на этажерку.
— Читаю, — ответил Витя. — Все перечитал.
— А мне дашь что-нибудь почитать?
— Дам.
Володя подошел к этажерке, пробежал глазами по книгам, выбрал «Рассказы» Джека Лондона.
— Эту можно?
— Бери.
Володя засунул книгу за пазуху, взял рогожу, которой укрывал в дороге мешок с картошкой.
— Я пойду? — спросил он почему-то у Вити.
— Я тебя провожу.
Подошла мама.
— Володенька! Спасибо тебе еще раз за помощь. Передай привет тете Шуре. Скажи, как только потеплеет, я опять приду.
— Картошка не померзла тогда?
— Немного прихватило сверху, была сладкая.
— Зато вместо сахара с чаем можно пить.
— Не говори.
Витя с Володей ушли. А я с благодарностью думала о Володе, какой он хороший парень, помог маме привезти картошку.
Через полчаса брат вернулся. Витя сиял:
— Ну и Славка, ну и проныра! Я привел к ним Володю, думал познакомить с хорошим, нужным парнем, а они уже знакомы. Славка со своей матерью ходил в Сенницу, побывали они и в Володиной деревне Канючицы. И так далее.
— А что такое «и так далее»?
— Так говорят: и так далее. Ну и ловкач этот Славка! А мне тогда ни слова не сказал.
На всех заборах расклеен приказ генерального комиссара Вильгельма Кубэ об изъятии у населения предметов из меди, цинка, никеля, олова, а также из латуни, бронзы, мельхиора и красной меди.
Дальше шел длинный перечень вещей домашнего обихода, которые должны быть сданы «с сегодняшнего дня и до конца войны».
Я украдкой сорвала приказ и принесла домой. С приказом в руках я ходила по комнате: открутила никелевые шарики с кроватей и бросила в корзинку. Там же очутился термос, бронзовая статуэтка Мефистофеля в большой шляпе, папин чернильный прибор, моя коллекция старинных монет. Самовар в корзинку не влез, и я поставила его рядом. Когда принялась откручивать дверные ручки, мама не выдержала:
— Что ты делаешь? Больше заняться нечем?
— Не желаю помогать фашистам. — И показала маме приказ.
— Как же теперь двери открывать?
— В сарайчике валяются старые, ржавые.
— А это куда денешь?
— Закопаем на огороде. Лучше в землю, чем фашистам отдать.
— И самовар?
В пузатый блестящий самовар можно было смотреться, как в зеркало. Подойду к самовару, увижу свое перекошенное лицо и сразу вспоминаю комнату смеха в нашем довоенном парке. Там вдоль стен стояли такие же кривые зеркала. И люди смеялись, глядя на свои вытянутые или круглые, как блин, физиономии.
— Дай мне какую-нибудь тряпку. Завернем, и ничего с ним не сделается. Полежит, пока фрицев прогоним.
Мама вздохнула:
— Скорей бы прогнали. — Она вынула из кошелки термос. — Это совсем не обязательно прятать.
— Что ты! Термос нужен Вите. Он его в лес возьмет!
— Мал еще по лесам таскаться.
К Вите часто заходили Элик и Толик. Они садились в углу и тихо разговаривали. Ребята мечтали о том, как их примут в партизанский отряд и они станут бить фашистов. Славку я уже давно не видела. Когда я спросила, где он, Толя ответил, что Славка уехал в деревню к бабушке. Я никогда от него не слышала о бабушке, которая жила в деревне. Потом я увидела его на улице с забинтованной шеей.
— Славка, что с тобой?
— Свинка. Вот здесь больно. — Он показал рукой чуть ниже уха и скривился.
— При свинке ничего не болит, просто опухает шея и от больного можно заразиться.
— У меня незаразная свинка. Хотя заразила меня свинья. — Слово «свинья» он произнес многозначительно. — Передай Вите, что мне нужно его видеть.
И он пошел, насвистывая, небольшого роста, с высоко поднятой головой.
Когда я передала Вите его просьбу, он, не ужиная, помчался к Славке.