— А где ты взяла курицу? — спросила я.
— Взяла… — сказала мама и замолчала.
Витя сидит дома, и я очень рада. Мы так редко с ним видимся. Его почти никогда не бывает дома. Даже после работы, усталый, он полежит немного и опять собирается куда-то. Скажет: «К Полозовым», а сам идет в противоположную сторону. Я давно это заметила. Однако молчу, знаю: раз не говорит правду, значит, так надо.
Тайком от всех Витя дал мне листовку. Я прочитала: «1 октября 1943 года освобожден первый город на белорусской земле — Костюковичи». Значит, скоро наши будут в Минске. Витя показал листовку, чтобы подбодрить меня.
До чего же хороший у меня брат! От Вити я узнала, что Неля уже дома.
Дверь у нас всегда закрыта на ключ. Мама боится: вдруг нагрянет полицай и отберет швейную машинку.
Скрипнула калитка. Витя бросился к окну, мама насторожилась.
— Наверно, ко мне, — сказал брат и выбежал на крыльцо.
Через некоторое время он вернулся. С ним был мужчина.
— Он будет у нас ночевать, — сказал Витя.
— Не прогоните? — спросил незнакомец.
— Оставайтесь. Хозяин в Ригу уехал. Мы одни дома. Вас из другой квартиры никто не видел?
— Не видел, — ответил Витя.
Мама хотела уже идти на кухню, чтобы накормить гостя. Обернувшись, она еще раз взглянула на него.
— Узнаете? — улыбнулся он.
— Ой, Володенька, неужели это ты, мальчик мой! Тебя не узнать, так вытянулся.
— В лесу живу, хочешь не хочешь, а будешь тянуться вверх вместе с деревьями. Знаете, какие там сосны? Вот я и стараюсь их догнать.
— И ты уже в лесу…
— Второй год.
— Как время летит! — вздыхает мама.
Мама идет на кухню, а Володя достает из кармана кожуха завернутый в бумагу кусок сала, разворачивает и кладет на стол.
— Это вам гостинец, — говорит Володя.
— Ой, спасибо!
Мама принесла две тарелки горячей болтушки, два кусочка хлеба, отрезала тонкие ломтики сала и положила их на хлеб. Потом пригласила всех к столу.
— Ешьте. И ты, Витя, поешь за компанию.
Витя с Володей сели за стол. А мама поглядела на меня, принесла еще кусочек хлеба из кухни, отрезала сала и положила на хлеб:
— Ешь, доченька!
Сало было просоленное, пахло чесноком. Я долго его нюхала, пока мама не засмеялась и не сказала мне:
— Хватит обнюхивать. Ешь. Как там тетя Шура живет? — обратилась мама к Володе.
— Помогает партизанам, чем может. То белье постирает, то накормит лесных гостей. Если из деревни нужно что-нибудь отвести в лес, опять тетя Шура помогает. На лошади отвозит. И все от души.
— Да, хороший она человек. Мы с ней дружили, когда она здесь жила, люблю я ее.
Витя с Володей подкрепились, поблагодарили маму и пошли на кухню. Мне так хотелось узнать, о чем они шепчутся, хотелось пойти на кухню и посмотреть еще раз на этого необыкновенного парня. Он же оттуда, из леса.
Они сидели возле печи на низеньких скамеечках. Володя курил и разговаривал с Витей. Я вышла в темную прихожую, и вдруг меня пронзило: «А вдруг Володя не партизан, а провокатор? К Элику приходил провокатор, а назвался партизаном».
Я позвала Витю в комнату:
— Можно тебя на минутку?
Я плотно прикрыла дверь за ним и зашептала:
— Ты уверен, что он не провокатор? Вспомни Элика. К нему тоже пришли как будто из лесу.
Витя улыбнулся:
— Молодец, сестра, наблюдательная. Таким и должен быть настоящий подпольщик. Но не беспокойся, Володя у нас проверенный. Кроме того, он пришел с моим паролем от Толи.
— От какого Толи?
— От Полозова.
— И Толя в лесу?
— В лесу, вместе со Славкой. — В голосе Вити и грусть и зависть.
— Ну и что? — не сдавалась я. — И к Элику тоже пришли из леса.