Из Белостока вернулся отец, ездил туда с геологической экспедицией. Он обрадовался, увидев нас дома, и одновременно испугался.
— Почему вы сидите здесь? Уходить нужно скорее! На восток! Город разбит, теперь поселок бомбить будут.
— У бабушки воспаление легких, — растерянно проговорила мама.
— Доченька, вы на меня не глядите. Мне все равно помирать. Вы идите, а я останусь. Ты мне только ведро воды поставь, — уговаривала бабушка.
— Ну что вы говорите, мама!
— Уходить нужно всем вместе. — Отец присел на диван, стал разуваться. — Дай мне какие-нибудь старые галоши, а то не дойду. Вазелина у нас нет?
Мама принесла галоши и вазелин. Отец разулся, мама посмотрела на его ноги и всплеснула руками: вся подошва, от пальцев до пятки, была красная и распухла.
— Куда ж ты пойдешь с такими ногами?
— Как-нибудь. Четверо суток шел пешком. — Отец намазал ноги вазелином.
Мама подала ему чистые белые тряпки, оторванные от старой простыни, бумагу и вату для компрессов. Помогла ему перевязать ноги, натянула носки и надела галоши.
— Ну, теперь я могу идти! Вставайте, мама, потопаем.
Это он бабушке.
— Что ж, мы так пойдем? Не в гости же. Нужно с собой захватить что-нибудь. — Мама открыла шкаф и подала нам с Витей по платку. — Собирайте узлы, дети.
— У меня сумка от противогаза есть. — Витя вытряхнул из сумки железо, собранное после бомбежки, и стал запихивать в нее сало, завернутое в бумагу, хлеб и головки лука.
Пока мы собирали узлы, отец разрабатывал маршрут нашего похода. Он больше нас знал, что где происходит; возвращаясь в город, слышал, что люди говорят.
— Конечно, — рассуждал он, — было бы сподручнее идти на Московское шоссе. Но, говорят, всех направляют на Могилевку. Чтобы времени не терять, мы туда и пойдем.
— Как же мы пройдем? — отозвалась мама. — Это ведь через весь город. А там все горит, кругом бомбят. Может быть, лучше дома остаться и не трогаться с места?
— А мы обойдем город стороной. Будем пробираться через окраину.
— Да, не ближний свет.
— Ничего, как-нибудь пройдем.
Первыми из дому вышли мы с Витей, за нами мама, а сзади брели отец и бабушка, укутанная теплым платком.
Бабушка несла никелированный электрический чайник.
На улице мы увидели толпу. Шли люди из поселка, тащили свой скарб на тачках, в детских колясках, на велосипедах. Мы пошли вместе со всеми.
Витька ворчал:
— Там ребята диверсантов ловят, а мы идем неизвестно куда.
— Опять диверсантов?
— А что, тот, которого мы поймали, единственный? Помнишь парашютистов? Все они диверсанты.
У женщины с коляски свалился узел. На одной руке она держала малыша, другой пыталась подбросить узел в коляску.
Витька помог ей положить узел на место. Ко мне он больше не подходил, катил коляску.
Пришли в Лощицы, когда уже стемнело. Ни отец, ни бабушка не могли идти дальше. Постучались в одну хату, стали проситься на ночь. Хата битком набита людьми. Обошли несколько дворов, прежде чем нас пустили. Усталые, мы улеглись спать прямо на полу.
Разбудили нас выстрелы. Я бросилась к окну. Отец схватил меня, прижал к полу.
— Лежи и не поднимай головы! — крикнул он.
На улице снова стало тихо. Вошла наша хозяйка.
— Что там стряслось? — спросила мама.
— Убили женщину. В доме напротив.
— Может, поранили? — Мама схватила из своего узла чистое полотенце и выбежала из хаты.
Я побежала следом.
Молодая женщина лежала на полу у окна, рядом ползал ребенок и плакал. В комнате несколько деревенских женщин тихо рассказывали, как это произошло.
— … Сидела у окна. Ребенок заплакал, есть захотел. Она стала кормить его. А тут, откуда ни возьмись, машина, летит как шальная. Наверху в кузове полно немецких солдат. И все стреляют и стреляют куда попало. И вот… прямо в голову.
Мама взяла на руки малыша. Он чмокал губами и плакал.
— Куда теперь его? Беженка она. Вчера из Минска пришла, — посочувствовал кто-то.
Одна из женщин в светлом платье подошла к маме.
— Дайте мне малышку. У меня корова есть. Выкормлю.
— Раз в моем доме такое случилось, пусть остается у меня, — сказала хозяйка хаты. — Такая у него судьба. Сыном будет.