Вот лозунг трюмных обитателей.
Откуда-то появились наганы, винтовки, шашки, штыки.
Обитатели «Грозного» спали.
Солдаты молча готовились к нападению…
Их предавал жандарм.
Крот рыл яму.
Хвалынский, нахмурив брови, слушал доклад.
Приказал будить офицеров…
А между тем в трюме поспешно раздавали оружие… Распределялись роли…
Как всегда, в куче солдат немедленно нашлась горсть отчаянных смельчаков, которые решили взять на себя первый почин нападения…
Кипела работа!
Генерал Хвалынский с мрачным лицом, но в неизменно элегантной позе стоял со стеком в руке у стола обширной кают-компании.
Сонные офицеры, еще не очухавшись от недавнего кутежа, поспешно входили… Кланялись коротким военным поклоном, вытянувшись во фронт — отходили в сторону и садились.
Генерал Хвалынский заговорил, скандируя слова:
— Господа офицеры! Я получил донесение: нижние чины в трюме готовят бунтарское выступление… Будь мы на суше и на своей земле, я не собирал бы военного совета, а отдал бы короткий приказ: подавить мятеж вооруженной силой…
Генерал Хвалынский оглядел всех офицеров, перевел дух и, нахмурив брови, закончил:
— Но мы теперь экстерриториальны, мы на борту транспорта с иностранным командованием. И потому мы должны прежде всего обратиться к командному составу судна.
Совет поспешно согласился. В головах «господ офицеров» еще шумел недавний фокс-трот вперемежку с румынским оркестром и цыганским пением…
И вдруг этот — бунт… Какая неприятная неожиданность! Какая тревожная ночь!…
А в море была тишина…
«Грозный» плавно скользил по тяжелым темным волнам, окрашенным в серебристый цвет широкой лунной полосой…
У носа пенилась белая накипь, а за кормой тянулся длинный блестящий след…
Иностранец-командир выслушал доклад генерала Хва-лынского о готовящемся бунте с чисто британским хладнокровием.
Ни одна черта его обветренного, бритого лица не дрогнула.
Он бросил несколько отрывочных английских слов своему старшему помощнику.
— Олл райт, — отчеканил помощник, козырнул и ровным шагом вышел из кают-компании.
Наверху засвистел боцманский свисток.
Всю команду вызывали наверх.
На баке была выстроена иностранная команда «Грозного».
Капитан говорил им речь; отрывисто, точно выплевывая слова, он сообщает команде о готовящемся бунте. И призывает, приказывает им оказать должное сопротивление вооруженной рукой.
В стороне стоит генерал Хвалынский во главе группы офицеров.
Все впились глазами в ряды иностранных матросов, спешно собранных чуть не в последний момент перед отходом парохода.
И ждут, ждут…
Иностранная пароходная команда стоит молча, с нахмуренными лицами.
Капитан посмотрел на свою команду, как укротитель на зверей. И лицо его постепенно покрывается багровой краской, которая ползет по толстой шее и постепенно заливает все лицо.
Сзади командира выросли две бесстрастные фигуры помощников с револьверами в руках…
Напряженная тишина…
Только слышно, как мерно работает винт, да тяжелые волны бухают у борта транспорта.
Фронт дрогнул.
И вдруг все, как по команде, молча… разошлись.
Через минуту на палубе обширного бака остались капитан с двумя помощниками, генерал Хвалынский с группой офицеров и несколько боцманов с смущенными физиономиями.
Командир с багровым лицом повернулся к генералу Хвалынскому и сердито процедил по-английски:
— Это пассивное сопротивление… Проклятая больше-висткая пропаганда проникла и в наши ряды.
Генерал Хвалынский криво усмехнулся: