Добавочно — танковые училища в Крампнице и Вюнсдорфе, курсы усовершенствования Панцерваффе в Гросс-Глинике, пехотное училище в Дёберице, унтер-офицерское в Потсдаме. Эти занимают важнейшие транспортные узлы, Лертский вокзал, вокзалы Анхальт, Восточный и Гамбургский, перекрывают магистрали. Создан опорный пункт в Цейхгаузе и бывшем королевском дворце.
Две ударные группы патрульной службы сухопутных войск захватили Министерство пропаганды, доктор Геббельс арестован еще ночью дома, на вилле на острове Шваненвердер. Препровожден на Принц-Альбрехтштрассе, во внутреннюю тюрьму РСХА.
Осложнения с радиоцентром на Мазуреналлее продолжались до девяти часов — эсэсовская охрана отказалась сдать оружие, пришлось применить силу. Сейчас здание контролируют 4-й учебный батальон и 2-я кадровая рота. Радиостанцию Кёнигс-Вустерхаузен удалось взять силами одной танковой разведроты без единого выстрела, отказавшиеся подчиниться приказу Гейдриха эсэсовцы разоружены и заперты.
Хуже всего дело обстоит с «Главным ведомством личного штаба рейхсфюрера» в Халензее-Кюрфюрстендам, бой продолжается до сих пор, используется бронетехника. Казармы Лейбштандарта «Адольф Гитлер» на Финкенштейналлее окружены, но обошлось без инцидентов — Зепп Дитрих постарался, у него колоссальный авторитет.
О том, что происходит в Каринхалле, сведений пока нет, но рейхсмаршал также подлежит незамедлительному аресту…
Скоро двенадцать, а это значит, что по радио будут передавать записанное заранее обращение Вицлебена. Общую канву я представляю, граф Шуленбург обрисовал в двух словах, да и на недавней встрече в Ванзее это обсуждалось. Однако есть важнейший нюанс, который путает все карты — до сих пор неизвестно, жив фюрер или нет.
Больше всего меня потрясли вовсе не введение чрезвычайного положения и не танки возле Бранденбургских ворот. Исходно речь шла о различных вариантах «изоляции» Гитлера с обязательным условием: фюрер остается символом, знаменем, но отстраняется от управления и прежде всего — от командования войсками. Какое-то время он может оставаться в Оберзальцберге или Восточной Пруссии под внимательной охраной, с гарантией удаления людей, оказывающих на Гитлера дурное влияние — прежде всего имелись в виду Мартин Борман и его партийная клика.
«Какое-то время» — понятие крайне расплывчатое, но исходно подразумевалась как минимум стабилизация на фронтах под руководством высшего генералитета и партийная чистка.
В давешнем приватном разговоре с Аппелем мы обсуждали и совсем иной вариант. «Знамя» и «символ» — это, конечно, прекрасно, но что произойдет, если означенный символ перестанет принадлежать нам? Решительное устранение высшей прослойки НСДАП, ленивых зажравшихся функционеров, не подразумевает ликвидацию или отправку в лагеря восьми с лишним миллионов членов партии! А среди них обязательно найдутся те, кто останется недоволен действиями новых властей и сохранит слепую преданность фюреру… Особенно если он жив.
Вывод, кажется, очевиден: оппозиционной партэлите среднего звена нельзя оставлять живое знамя, вокруг которого она сможет объединиться. Последствия окажутся плачевными: гражданское противостояние при ведении войны с внешним противником незамедлительно приведет государство к закономерному и быстрому краху.
Я был категорически против убийства. Дело даже не в том, что я всем обязан Адольфу Гитлеру и считаю (считал?) его своим другом, если у него вообще могут быть друзья. Повторю тезис о стержне, каркасе, на котором держится эпоха: убери его — и здание рухнет. Этого я опасаюсь до дрожи.
Не думаю, что англичанам или русским пришлось бы легко, уйди из жизни Черчилль со Сталиным. Впрочем, англичане переживут утрату куда более спокойно, Черчилль всего лишь политик, а не вождь, в этом существенное отличие Британии от Германии и Советов. Политики заменяемы.
— Разве здесь нет обычного радио? — отвлек меня от невеселых размышлений Аппель. — Простите, доктор Шпеер, но я ранее не бывал в Рейхсканцелярии и не знаю, где таковое найти. Не хотелось бы пропустить речь фельдмаршала Вицлебена.
Я озадаченно крякнул. В здании совершенно точно не найдешь обязательных для каждого немецкого дома Volksempfanger, «народных радиоприемников» в дубовых или бакелитовых корпусах, еще одного любимого детища фюрера. В столовой и комнатах отдыха стоят огромные стационарные монстры — радио с проигрывателем грампластинок, а вот банальные компактные приемники отсутствуют. Впрочем…
— А ну идемте, — кивнул я Дитмару. — Сейчас отыщем.
Поскольку электрические розетки ради пущей эстетики были убраны в нижний ящик канцлерского стола, пришлось потеснить господина Аппеля. Успели вовремя, без двух минут двенадцать. В динамиках рокочет музыка Вагнера, увертюра к «Тангейзеру».
Интересно, кто ныне занимается пропагандой, если Геббельса заключили под стражу? Статс-секретарь Вернер Науман? Исключено, его тоже предполагалось арестовать как правую руку министра. Отто Дитрих, имперский шеф прессы? Нет, невозможно. Радиовещание сейчас под безусловным контролем СД, значит, дело, скорее всего, поручено штандартенфюреру Эрвину Шульцу, начальнику отдела I-B.
Я согласно покивал, услышав знакомый голос — Ганс Фриче, самый известный радиоведущий Рейха, с этого года глава Отдела радиовещания Министерства пропаганды и народного просвещения — Гейдрих как раз предполагал оставить его в покое и, в зависимости от умонастроений Фриче после «Валькирии», посадить в опустевшее кресло Геббельса.
Он хотя бы не фанатик, а человек здравомыслящий; кроме того, к когорте «старых борцов» Ганса Фриче не отнесешь — в партию он вступил в 1933 году, переметнувшись к победителю из монархистско-консервативной «Немецкой национальной народной партии», DNVP Франца фон Папена и Альфреда Гугенберга, самораспустившейся после назначения Гитлера канцлером…
Фриче был краток: внимание всем, говорит Берлинское радио, сейчас вы прослушаете обращение к нации и Вермахту верховного главнокомандующего и рейхспрезидента Германской империи. Внимание!..
Я вновь отметил, насколько преобразился величественный кабинет канцлера. Все присутствующие гурьбой столпились вокруг принадлежавшего Гитлеру стола с инкрустацией — полуобнаженный меч мозаикой на столешнице, так нравившийся фюреру. Совершенно неуместное здесь армейское фельдграу, бледно-серая форма СД, гражданский костюм Юлиуса Аппеля, моя форма ОТ. Пахнет сигаретным дымом, пепел стряхивается прямо на пол. Грязные следы на мраморе. Случайно упавшие бумаги с черновыми записями. Сквозняк из приоткрытого окна.
— Внимание! Говорит Берлинское радио.
В этот час испытаний…
Окровавленный кинжал, занесенный над Германией вероломной рукой вырожденцев и изменников…
Чудовищное предательство, неслыханное в истории цивилизованных народов…
Когда наши героические солдаты стоят у стен Сталинграда, когда Кригсмарине противостоит врагу на море, а Люфтваффе в воздухе, когда нация напрягает все силы, чтобы привести Рейх к неизбежной победе, эта чудовищная клика осмелилась…
Лишь благодаря своевременным и твердым действиям командования Вермахта и верных патриотов Германии из числа офицеров СС удалось предотвратить трагедию, способную повергнуть страну в бездонную пучину…
Путч беспринципной банды ренегатов будет подавлен со всей беспощадностью…
Переродившиеся элементы в партии и чиновничестве, осмелившиеся покуситься на основы и поколебать фундамент, на котором воздвигнут храм единения нации…
Я, Иоб-Вильгельм фон Вицлебен, принял на себя тяжкое бремя…
Германский народ обязан сохранять дисциплинированность и стойкость перед лицом внутренней угрозы…
— Ну и ну, — только и сказал Аппель, когда выступление фельдмаршала закончилось и снова взревели вагнеровские трубы. — Кто бы мог подумать, а?
Я с колоссальным трудом сдержал истерический смешок.
Речь Вицлебена, бесспорно, была выстроена по наилучшим канонам риторики, до таких неизмеримых высот даже доктор Геббельс, признанный мастер пропагандистской словесности, редко поднимался. Очень убедительно, особенно в части создания крайне отталкивающего образа «внутреннего врага». В целом каждый, от чернорабочего до профессора, в Германии знает, что бонзы НСДАП попросту зажрались, и это весьма мягко сказано. Знают, но не говорят — чревато.
Сейчас эта истина (абсолютная правда, ни словечка лжи!) публично озвучена, да в каких декорациях! Вероломная попытка отстранить фюрера от власти! Сговор с западными плутократами! Беспрецедентная коррупция, вопиющее воровство, и это на фоне изматывающей войны! Суровое наказание неизбежно!
Ничуть не возражаю по всем пунктам.
— Заметили, — полушепотом сказал мне Аппель, когда остальные разошлись от канцлерского стола, — ни слова о судьбе… Вы поняли, кого. Вас тоже не упомянули — пока существует рейхспрезидент, но где же правительство? Филиппика Вицлебена построена с замечательной грамотностью — озвучена угроза, в подробностях рассказано, как с этой угрозой мы будем бороться, но важнейшие вопросы не освещены. Замолчаны. Упор сделан на эмоции. Услышав об эдаких ужасах, среднестатистический бюргер еще несколько дней будет проклинать вора и заговорщика гауляйтера, однако не станет задавать неудобных вопросов — а где, собственно, фюрер, на чью жизнь гауляйтеры и покушались? Выигрыш времени?
— Полагаю, вы правы, — тихо произнес я в ответ. — Ведь еще ничего не ясно. А вдруг?
— Случись «вдруг», — сквозь зубы процедил «министр без портфеля», — я бы порекомендовал носить с собой пистолет. Повторюсь: выход будет только один — героическое самоубийство.
Я машинально нащупал в кармане «Вальтер». Такой вариант не исключен, чего скрывать. Тем более что пока нет известий из Мюнхена, Гамбурга, Нюрнберга, Вены и прочих важнейших центров — видимый успех «Валькирии» в Берлине не означает, что в прочих городах план развивается с аналогичной безупречностью. Да и в столице, будем честны, не обошлось без стрельбы…
Теперь радио бубнило постоянно — как и раньше, через каждые полчаса оглашали краткие фронтовые сводки, развлекательные программы отменили, новости дня вообще отсутствовали. Передавалась только классика и военная музыка, но перебоев в вещании не было — значит, станции полностью под контролем.
Работа двигалась, но я не скажу, что это была «канцлерская работа» — за последние годы я неоднократно наблюдал, как трудился Гитлер. Собственно, к нему стекалась вся информация о жизни Германии — экономика и производство, доклады полиции об умонастроениях, документы МИД, важнейшие данные разведки и так далее. Фюрер был очень трудоспособен, читал быстро, делал пометки, диктовал секретарям ответы на письма.
А я сейчас занимался в основном сбором сведений о развитии плана «Валькирия» и руководством «Организацией Тодта» вкупе с собственным министерством — Аппель в одиночестве не справлялся, компетенции не хватало — издержки моего прежнего решения замкнуть управление военной промышленности на самого себя и решать важнейшие вопросы «в ручном режиме».
«Организация Тодта», как крупнейшая строительная государственная монополия, играла в «Валькирии» одну из ключевых ролей. Не столь важную, как Армия резерва генерал-полковника Фромма, но и не второстепенную. Гражданская инфраструктура переведена в режим особой ситуации, усиливается штат на электростанциях, берутся под охрану плотины и шлюзы, дополнительный надзор за автострадами, мобилизованы строительные части на случай разрушения важнейших объектов — в движение приведены десятки тысяч человек.