2013-й, сообщил я упавшим голосом.
Вот и хорошо, заверила меня Света, подталкивая к палате теплыми мягкими ладонями, от которых пахло цветочным лосьоном. Вот и славно. Вот и замечательно. Сейчас доктор к нам подойдет, он тебе все-все расскажет.
Я не собираюсь его полдня дожидаться, буркнул я. Пошли к нему в кабинет, я сам с ним поговорю.
Он уже идет, Марк, уверила меня Цветочек. Пять минут, и Джон Викторович будет на месте. Сейчас сам убедишься.
Не знаю, что меня больше уверило ее успокаивающий тон или немыслимое сочетание имени-отчества эскулапа, но так или иначе я подчинился. Мы вновь переступили порог палаты. За время моего отсутствия комната почти не изменилась. Разве что вместо тертого линолеума пол укрывал ламинат в точности такой, какой был в палате, где я давным-давно провалялся несколько суток после сотрясения мозга.
Цветочек тоже изменилась, едва переступив порог помещения. На месте комбинезона вновь возник фривольный халатик, волосы спрятались под чепчиком с маскарадным красным крестом, а длинные стройные ножки оказались затянутыми в чулки с крупной сеткой на сей раз не белые, а кроваво-красные. Губы девушки запунцовели яркой помадой, а веки украсились густыми тенями и озорными черными стрелками. Так вот, значит, каким я хочу видеть медперсонал, да? Ну что ж, после знакомства с немецким кинематографом этого следовало ожидать.
Интересно, Света сама сейчас видит, как выглядит в моих глазах? На прямой вопрос я не решился, предположив, что ответ мне не понравится. Вместо этого я поинтересовался у медсестры, где тут можно отлить. Судя по вытаращенным глазкам, меня ждал ответ в духе «Земля вращается вокруг Солнца», но тут нас внезапно прервали.
Здравствуй-те, Марк! раздалось с порога. Как вы себя чувствуе-те?
В палату шагнул высокий румяный мужчина средних лет. Белый халат небрежно накинут на трикотажный костюм. Над гладко выбритым лицом с высоким лбом и глубоко посаженными глазами топорщится ершик рыжеватых, колких, как проволока, волос. Губы искривились в улыбке, однако белесые голубые глаза смотрят внимательно и очень серьезно.
Позволь-те представиться, продолжил вновь прибывший, выговаривая каждое «те» столь усердно, как сам бы я выговаривал «позвольте-с», «разрешите-с» и «будьте любезны-с». Хартли Джон Викторович. Я ваш врач, Марк Витальевич. Нет-нет, не вставай-те, пожалуйста, прошу вас. Нам нужно о многом поговорить. И, поверь-те, вам лучше остаться в сидячем положении. Светлана, можешь идти.
Цветик послушно кивнула и засеменила к выходу, покачивая на ходу полными бедрами. Уже у порога она обернулась и кинула мне сочувственный взгляд. Я было ухватился за него, но девушки след простыл. Мы остались наедине с Хартли, и я уже знал с тупой необъяснимой уверенностью, что ничего хорошего сейчас не услышу.
***
Доктор подтащил один из стульев поближе к койке и оседлал его, выставив спинку вперед. «Защитная поза. Дружить со мной он не собирается», припомнил я грамматику невербального языка. Я отплатил доктору той же монетой, усевшись по-турецки и скрестив руки на животе. Несколько минут мы разглядывали друг друга в напряженном молчании. Наконец доктор заговорил тихим голосом:
Понимаю, что у тебя накопились вопросы, Марк. Но давай-ка я для начала расскажу, что такое НРК. Фрагментарная амнезия, или нейроколлапс, результат информационного перенасыщения, довольно распространенное последствие нарушения нейронных связей в корково-подкорковом слое головного мозга.
Что, очередная чума XXI века? насторожился я.
Скорей диабет XXI века, усмехнулся Джон Викторович. Только не сахарный, а информационный. Наверное, с течением времени человечество адаптируется к новым условиям, но вот сколько это займет времени поколение или два, на этот вопрос пока не может ответить никто.
Хорошо, а что у нас вместо инсулина?
К сожалению, ничего, развел руками врач. Единственный способ борьбы с нейроколлапсом на сегодняшний день это его профилактика. Мы рекомендуем избегать перенасыщения информацией, сильных эмоциональных потрясений, исключить профессиональную деятельность, требующую постоянного вовлечения в ноусферу
В ноосферу? переспросил я. Я не ослышался?
НоУсферу, поправил Джон Викторович. Марк, честно признаюсь, у меня сейчас нет времени рассказывать вам обо всем, что случилось за последние шестьдесят два года.
Шестьдесят два года!!! вскричал я, вскочив с места.
Вот видите, в какое положение вы меня ставите, Хартли скривил лицо в кислой гримасе. Мой профессиональный долг требует соблюдать покой пациентов, а вы понуждаете меня нарушать вашу информационную диету.
К черту диету! Рассказывайте! Какой сейчас год? Что со мной? Я был в коме?
Джон Викторович сделал несколько успокаивающих жестов, как бы загоняя меня обратно на койку, но подчинения, разумеется, не дождался. Ноги сами понесли меня в челночную ходьбу по периметру больничной палаты. Понаблюдав за моими метаниями, доктор смирился с отказом и продолжил говорить, не выпуская меня из виду и вращая головой вслед за мной, как подсолнух за солнцем:
Тебе сейчас 92 года, Марк. Я понимаю, что смириться с этой мыслью поначалу будет непросто. Но придется. Как и свыкнуться с тем, что обращение на вы давно вышло из обихода. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я перестану коверкать речь архаизмами?
Валяй-те, поддразнил я доктора.
Ни в какой коме ты не был. Наш регистратор подготовил для меня краткий фарватер твоего жизненного пути на десять маяков, и я с ним ознакомился, прежде чем нанести тебе визит. Ты прожил долгую и в меру насыщенную жизнь. Наверное, мог бы прожить еще полвека: современный уровень развития геронтологии позволяет дотянуть до 130 140 лет. Однако нейроколлапс доктор вновь развел руками, будто не найдя правильных слов.
Вы хотите сказать, что жить мне осталось недолго, догадался я.
Совершенно верно. Чем особенно неприятен нейроколлапс так это рецидивами. Собственно, из-за повторных приступов мы (я имею в виду научное сообщество) не можем изучить этот недуг в достаточной степени, чтобы противостоять ему во всеоружии. Вслед за первым приступом вскоре наступает второй.
Значит, это еще и инсульт XXI века, мрачно заметил я, остановившись на полдороге от одной стенки к другой.
Можно и так сказать. Прискорбно сообщать тебе об этом, но второй приступ почти гарантированно сводит пациента в могилу.
И как скоро произойдет второй приступ? спросил я, чувствуя, как холодеет моя спина. Завидев, что Хартли в очередной раз собирается развести руками, как если бы собирался взлететь, я остановил его жестом: Нет-нет, Джон, хватит махать крыльями! Скажите честно.
Врач послушно сложил руки на спинке стула. Я невольно перевел взгляд на его ладони: по виду они довольно сильно контрастировали с молодым лицом Джона. На первый взгляд-то ему не больше тридцати, а вот сколько на самом деле?
Бывали случаи, когда второй приступ откладывался на год два и даже на несколько лет, вздохнул Хартли. Но чаще всего он настигает пациента гораздо раньше.
Сколько у меня времени? спросил я внезапно охрипшим голосом. Несколько месяцев? Полгода?
Доктор немного помолчал, вперившись в меня проницательным взором как бы проверяя, достаточно ли я крепок, чтобы выдержать честный ответ.
Неделя, изрек он, наконец.
Неделя, эхом повторил я и уселся на койку, схватившись за голову.
Когда НРК был совершенно малоизученным явлением, большинство пациентов умирали прямо в больницах, пустился в исторический экскурс Джон Викторович. Однако общество сочло такую практику неэтичной и нарушающей права личности на свободу выбора смерти. Мы не вправе лишать больного возможности провести отведенное ему время так, как он того хочет. Так что и ты, Марк, волен поступать, как тебе вздумается. Взвесь все за и против и прими решение.
И какое решение обычно принимают мои собратья по несчастью?
У всех по-разному, вновь забывшись, развел руками Хартли. Одни проводят отмеренные им дни в кругу семьи, другие опустошают свои счета, чтобы слетать на лунную базу или промотать деньги в беспробудном загуле, третьи уходят в монастырь и погружаются в молитву. Я не знаю, какой способ тебе ближе. Надо отталкиваться от твоих интересов.
Я тоже этого не знаю, признался я. Наверное, за прошедшие 62 года интересы у меня значительно изменились. Только вот как теперь вспомнить об этом?
Покопайтесь в своем прошлом, доктор пожал плечами. Я скажу Свете, чтобы она вернула комм.
Вернула что?