Ника продолжала плакать. Женщина ласково прижала девочку к груди.
— Не бойся, малышка, — нежно сказала Берта, вытирая слезы со щек ребенка. Ну, тише, тише. Все будет в порядке. Теперь ты с нами.
Девочка обняла ее за шею, уткнувшись носиком в мягкую грудь и успокоилась.
— Ведь я найду своих родителей, правда? — тихо спросила она.
— Конечно, найдешь. Мы все вместе их найдем, не волнуйся, девочка.
Переполненные автобусы один за другим трогались с места и уносились неизвестно куда по ночным улицам города. Но тут же подходили другие машины, и полицейские бесцеремонно заталкивали в них оставшихся жителей района.
Дэвид Блэк, на которого была возложена операция по вывозу людей, стоял немного в стороне, предпочитая не вмешиваться в эту переделку.
— Быстрее! — кричал он полицейским. — Какого черта вы медлите? Быстрее, неженки несчастные!
Он готов был сам броситься в этот людской поток и гнать всех взашей к автобусам. Главное, не дать им опомниться. Но, видя злые лица людей, он боялся, что тогда непременно сорвется и начнет в них стрелять. И это стало бы началом большой бойни, за которую его вряд ли поблагодарит начальство.
— Быстрее! — кричал Блэк.
Его злили неповоротливые полицейские, злили эти бестолковые гражданские, которые вопили, кричали, будто их собирались сажать на горячую сковородку.
Его злило, что, судя по всему, срывался е. го очередной отпуск, а он так хотел поскорее, хоть на пару недель, выбраться из этого кошмарного города, из этой кошмарной страны. Он хотел к морю, куда вчера утром отправилась его жена и теперь, наверное напрасно каждый день будет ждать его приезда.
Блэк посмотрел на небо. Понемногу начинало светать. Они не укладывались в отведенные сроки.
— Ну, что вы медлите, болваны! — снова закричал Блэк и зло плюнул себе под ноги.
Гарри Грант, стараясь сохранять спокойствие и находиться как можно ближе к мадам Лотак, мысленно проклинал все на свете. Ему были ненавистны эти каменные физиономии полицейских, на которых не было видно ни капли сострадания.
— Подумать только, что делается! — не выдержал он. — Нас выгнали, словно скот, из своих же квартир. Теперь никому нельзя верить. Вокруг обман и жестокость.
— Успокойтесь, мой друг, — мрачно сказала мадам Лотак, — мы все равно не в силах что-либо изменить.
— Я спокоен, я совершенно спокоен. Но я не понимаю: в чем мы провинились? Перед кем?
На лице Гранта появилось недоумение.
— Все образуется, поверьте. Я в своей жизни пережила и не такое.
— Однако вы все же придерживайтесь меня, — робко сказал Грант, глядя в сторону. — Мало ли что еще может случиться.
— Хорошо, мой друг.
Мадам Лотак взяла его под руку. Это необычайно окрылило Гарри Гранта. Он почувствовал в себе прилив сил и смелости, будто ему теперь снова было лет тридцать, и он находился на своем корабле, а вокруг бушевал шторм.
— Это же бесчеловечно! Должны же быть какие-то законы, в конце-концов. Мы же люди, а не муравьи, на которых наступил ногой — и нет их.
Грант хотел показать своей спутнице, что он ничего не боится, и, если что, она вполне может на него рассчитывать.
Мадам Лотак покрепче сжала локоть старика, очевидно, вполне разделяя его чувства.
— Мы же люди! — продолжал Грант. — И у нас тоже есть человеческое достоинство, и мы не позволим, чтобы нам прямо в лицо какие-то грязные подонки, безумные служаки вот так вот — тьфу! — плевали.
Плевок Гранта угодил прямо в полицейского. Тот принял это как вызов и тут же обрушил на старика целый град ударов дубинкой.
Грант выпустил костыль и, не удержавшись на ногах, полетел на землю.
Мадам Лотак пронзительно закричала, хотела помочь старику подняться, но ее грубо оттолкнули.
Несколько полицейских подхватили Гранта и потащили в ближайший автобус. Людским потоком мадам Лотак понесло к другому автобусу.
Костыль остался лежать на дороге. Его обходили, на него наступали, кто-то об него споткнулся и, крепко выругавшись, отбросил в сторону.
Мадам Лотак пыталась вырваться из толпы, она хотела быть вместе с Грантом, но один из полицейских грубо толкнул ее обратно в людской поток.
Пастор Флойд шагал вместе со всеми с высоко поднятой головой. Он не только совершенно успокоился, но, казалось, смотрел на происходящее с явным удовольствием.
— Молитесь, братья и сестры, — тихо говорил он, будто обращался к самому себе. — Молитесь, и будете спасены. Господь долго терпел это беззаконие, эти ужасы, но всему приходит конец. Пришел конец и его терпению.
Кто-то сильно толкнул его, но пастор не обратил на это никакого внимания.
— Молитесь, братья и сестры, ибо пришел конец света. Смотрите, как заходится сатана в предсмертных судорогах. Не бойтесь его криков. Он показывает свое жало, но оно уже не ядовито.
В это момент он заметил, как какая-то женщина бросилась за груду металлических бочек, которые находились недалеко от него.
Она тут же выскочила обратно.
— Бегите отсюда, люди, торопитесь! — закричала женщина и сама бросилась в сторону.
Не успел пастор сообразить, что бы все это значило, как мощный взрыв сотряс воздух. Все вокруг бросились врассыпную, но пастор, ничего не соображая, остался стоять на месте.
— Моли… молитесь… — пытался и не мог закончить фразу Флойд.
Лицо его исказила гримаса боли. Он скорчился, но ноги уже не держали его. Земля, будто непослушный мячик, уплывала из-под ног, и он упал на колени.
— Госпо… госпо… — силился что-то сказать пастор, и в этих звуках были и его растерянность, и боль, и непонимание, и обида на весь этот жестокий мир.