Один из браконьеров орудовал рулевым веслом. Двое других, перегнувшись через борт, вытаскивали из воды крупных лещей, плававших кверху брюхом. Ни один из браконьеров не обратил внимания на то, как мелькнули над кронами сосен две белые молнии, два стремительных белых комочка.
Сколько нужно времени, чтобы голубь, стремительный голубь, пролетел по прямой меньше десятка километров?
Сколько времени нужно, чтобы уверенные мальчишеские руки бережно взяли спустившуюся с неба голубку и достали бумажку из-под кольца? Чтобы проворные мальчишеские ноги вихрем пересчитали ступеньки лестницы, чтобы в канцелярии школы завертелся диск телефонного аппарата, чтобы трубку снял в отделении милиции дежурный?
Наконец, сколько нужно времени, чтобы быстроходный милицейский катер, разваливая надвое встречную волну, выскочил из реки в озеро, развернулся у заветной впадины и разом лишил браконьеров всякой надежды на спасение?
Наверное, немного нужно на все это времени. Потому что в тот же вечер отец Коли Ковалева жаловался вслух, обращаясь не то к самому Коле, не то к стоявшей на столе полупустой посудине:
— Не иначе, какой-то гад нас засек… Вот и накрыли на деле… Ты хочешь ухи, а тебе — штраф…
— Батя, а может, хватит уж? — осторожно спросил отца Коля. Спросил и удивился своей смелости. А еще больше удивился тому, что отец промолчал.
Обо всем этом и вспомнил Миша Романов, когда корреспондентка «Пионерской зорьки» сказала ему:
— Вот и расскажи, с чего вы начинали.
Да, начинали они с крупной неприятности. И была эта неприятность не в том, чтобы их стыдили, прорабатывали, водили к директору. А в том, что добрых две недели после того, как был вывешен запретный знак, ребята при каждой встрече с Андреем Андреевичем ждали, что он спросит:
— А ну-ка, расскажите, как это вы сорвали движение транспорта?
Больше всех мучился Миша. Уже был организован в школе отряд юных друзей милиции, уже прошли первые рейды — боролись с курением, собирали грибы и продавали их на рынке, сбивая цены грибникам-спекулянтам, — уже Андрей Андреевич принес в школу две дюжины форменных милицейских рубашек подростковых размеров — и самые активные ребята получили форму. И только в конце лета Миша, оставшись с глазу на глаз с Андреем Андреевичем, набрался духу и выпалил:
— Переизбрать меня надо. Нельзя мне быть командиром.
Андрей Андреевич насторожился, пристально глянул на Мишу.
— Выкладывай.
И Миша выложил историю с запретным знаком. Кончил он так:
— Вот. А вы не знаете. Думаете, все хорошо.
— Почему же не знаю? — Андрей Андреевич выдвинул ящик стола и достал какую-то бумагу. — Вот, читай.
Это было оперативное донесение, в котором со всеми подробностями рассказывалось о появлении запретного знака и точно перечислялись виновные.
— Вы уже тогда знали? И почему же…
— Почему вас не наказали? А потому, что вы сразу стали очень хорошо помогать. И вину свою поняли, — уж поверь, это было видно по вашим физиономиям за версту. Вот я и положил бумагу в стол. А теперь, судя по всему, можно будет и вовсе предать ее забвению.
Миша вспомнил эти слова Андрея Андреевича, поднял глаза на корреспондентку, кашлянул и начал говорить.
За окном дежурки хлестал тяжелый осенний ливень. В темноте его не было видно. Только равномерный глухой гул. Казалось, мимо тянется бесконечный железнодорожный состав.
А в дежурке тепло и даже уютно.
Лейтенант Анатолий Стеринский сидел за столом в благодушном настроении. Ночь предстояла спокойная. Во-первых, пятница. А лейтенант давно уже подметил: в пятницу всегда меньше происшествий. Может быть, скандалисты и хулиганы берегут силы на субботу и воскресенье? А во-вторых, ливень. Лейтенант за свою семилетнюю службу в милиции убедился: в непогоду меньше всяких ЧП.
Лейтенант достал конспекты по уголовному праву и аккуратно разложил их на столе. Лейтенант вообще отличался аккуратностью. И конспекты у него были чистенькие, обложки обернуты целлофаном. И подворотничок — свежий. И пробор на голове — ровный, как струна.
Спокойная ночь была очень и очень кстати. Через три дня — зачет, а Анатолий Стеринский, скажем прямо, был не слишком-то готов к нему.
Вдруг дверь в дежурку хлопнула. Сразу ворвались с улицы разбойничий посвист ветра, и дробный стук воды по желобу, и невская сырость.
Вбежала девушка, невысокая, в простеньком пальто, вязаной шапочке с помпоном, как у малышей, и в легких, насквозь промокших туфельках.
Она влетела в комнату и с разгона остановилась, не зная, к кому обратиться.
Губы у девушки дрожали, прядь мокрых волос выбилась из-под шапочки с помпоном и некрасиво свисала к подбородку. Видно было: еще секунда — и девушка заплачет.
— Ну, ну, — сказал лейтенант. — Ну, не надо… — Так он обычно успокаивал свою четырехлетнюю дочку. — Что случилось? Садитесь…
— Ой! — всхлипнула девушка. — Скорей! Я у-у-убийца! Из-за меня че… че… человек…
Она заслонила лицо рукавом пальто и заревела громко, на всю дежурку.
«Весело, — подумал лейтенант, убирая в ящик аккуратно разложенные конспекты. — Вот тебе и пятница!»
По привычке мельком глянул на часы: двадцать три пятнадцать.
Успокаивая девушку, лейтенант стал выяснять, что же случилось. Оказалось, что Галя Терехова работает неподалеку в аптеке. Практикантка. Сегодня вечером она случайно («Поверьте уж, сама не знаю как… Ну просто ума не приложу…») допустила ужасную ошибку. Страшную ошибку. Непростительную. («Нет, нет, я сама понимаю… Судить меня надо, я понимаю…»)
Лекарство для ребенка надо было изготовить из корня алтея, а она, — наверно, из-за усталости, был уже поздний вечер, — взяла траву термопсис. («Они, понимаете, так похожи, оба эти порошка, — желто-коричневые и запах одинаковый».) И только после смены вдруг заметила красную наклейку: «Осторожно!»
Бросилась на выдачу, но микстуру уже унесли…
— Так, — сказал лейтенант. — А этот… — термосин… термосин… Это опасно?
— Опасно?! — Галя снова громко всхлипнула. — Это смертельно! Удушье!..
Галя опустилась на стул, уронила голову на руки и заплакала.
А перед глазами снова маячила колба с огненно-тревожной этикеткой «Осторожно!».
А рядом — туфельки. Остроносые бежевые туфельки на «гвоздиках». Вчера в магазине Галя долго примеряла такие. Купить? Слов нет — хорошие туфельки! Но вот на днях по телевизору демонстрировали новые чешские модели. И модельерша сказала, что в будущем сезоне остроносые выйдут из моды. Обидно: купишь, а они устареют. Галя не миллионерша какая-нибудь — каждый месяц новые туфли покупать.