Никаких аккумуляторов здесь не существовало, запуск кик-стартера осуществлялся ножным рычагом мотоциклетного типа. Открыв кран подачи топлива и, качнув помпу, отжал сцепление, включил нейтральную передачу и резко надавил ногой на рычаг, один раз и второй, после чего двигатель заурчал и, кстати, совсем не громко. Дав ему поработать пару минут, перегазовал акселератором и включил вторую передачу. Для вращения винта осталось лишь включить муфту вала.
Ну, нет у меня здесь помощников, поэтому, всё нужно делать одновременно, и здесь, и наверху. Зато есть две тяги, в виде стальных штырей, которые над палубой заподлицо загнуты буквой "Г". Одна из них включает муфту, передающую крутящий момент на винт, а вторая добавляет оборотов.
Помня бабушкины рекомендации, чтобы ничего приличного в портал не надевал, так как одежда может прийти в полную непригодность, выбежал наверх в чём был, прошлёпал сандалиями по мокрой палубе (опять заморосил дождь) и по трапику выскочил на пирс. Распустив на причальных кнехтах петли швартовых концов, забросил на борт, запрыгнул следом и втянул трапик.
Портал должен открыться в миле от берега сразу за скальной косой. Между тем, в моём распоряжении оставалось тридцать минут, при этом, даже не насилуя мотор, к месту можно зайти за восемь минут. Но закон подлости никто не отменял, поэтому, сидеть здесь нечего.
Как ни странно, но холода не ощущал, был лишь дискомфорт от моросящего дождя. Спрятавшись под площадку, которую обозвал "квартердек", вывернул рулевой рычаг вправо до ограничительного упора, затем, первой тягой медленно и аккуратно стал добавлять обороты, а вторую более смело потянул вверх, и почувствовал удар сцепления муфты. Мой кораблик вздрогнул и стал разворачиваться едва ли не на месте. Взглянув на волочившуюся за кормой шлюпку, я глубоко вздохнул, вдруг сообразив, что в ожидании возможных неполадок при запуске мотора, крайние секунды даже не дышал. Мой кораблик взял курс на выход из марины, весело заскользив по спокойной воде закрытой бухты.
Провожать меня на пирс никто не вышел, так незамеченным и миновал волнорез природного происхождения. Бабушка говорила, что при переходе в зимнее время надо затаиться на краю косы, не болтаясь на высоких волнах. Вот и я не заворачивая за косу, отключил муфту вала, и держа направление против набегающей волны, стал ожидать открытия портала.
Корабль потихоньку сносило вглубь, а я почти не отводил взгляда от циферблата точного хронометра. За тридцать секунд до времени "Ч", как и в прошлый раз в голове просветлело, мысли улетучились, а тело ощутило состояние невесомости и стало легко; будь у меня крылья, то можно было бы взлететь. Метрах в двадцати от выхода из бухты появился большой полупрозрачный в мутной серости диск, на треть осевший в море.
- Боже, помоги! - пробормотал я и включил сцепление муфты вращения винта.
Одновременно потянул тягу акселератора, полностью открыв заслонку подачи горючей смеси в двигатель. Его работу стало слышно даже сквозь шум моря и дождя, а корабль просел на корму и уверенно двинулся вперёд. По неширокой дуге вывел его на курс и направил возвышающуюся на носу голову грифона в центр портала. Вот она окунулась в серый кисель, а уже через две секунды в него нырнул и весь корабль. Между тем, его нос не выскочил наружу, затих и двигатель. Моя рука перестала ощущать румпель, ноги не чувствовали поверхности палубы, глаза перестали видеть, а в голове было совершенно пусто, лишь где-то на краю сознания мелькали образы из прошлой жизни.
Кажется, длилось это бесконечно долго, а может быть остановилось время?
Неожиданно в висках застучали молоточки, в глазах появилась маленькая искра, она стала расширяться и превращаться в яркое пятно, а руки и ноги обрели чувствительность. Корабль вместе с привязанной лодкой выплыл из марева и попал в солнечный день, но несмотря на, как бы, хорошую погоду, волнение в море было не менее шести баллов.
Часы стояли и я, чисто механически, не обращая внимания на когтистость пальцев, выставил новое время - одиннадцать часов и сорок две минуты. В соответствии с расчётами сейчас должно быть именно столько. Хотел выставить и новый день по Юлианскому календарю, но в это время корабль подбросило на волне, и пришлось оставить часы в покое, но увидел главное: после того, как взмахнул рукой, сработал маятник самозаводящегося механизма и самая длинная стрелка двинулась по кругу, размеренно печатая посекундный шаг.
Посмотрев под ноги, увидел торчащие из сандалий длиннющие, закрученные, как у коршуна когти. Да, и был волосат! Очень волосат! Борода и шевелюра свисали ниже пояса, их кончики были седыми, но немного выше волосы темнели, а ближе к телу были чёрные, как смоль. А ведь раньше имели пепельный цвет, а в молодости - тёмно-русый. Задумываться об этом не стал, так как услышал тишину. Нет, шум накатывающихся на камни волн слышал прекрасно, а вот двигателя нет, не слышал, и сносило меня не в бухту, а на скалистую косу.
Быстро соскочив на жилую палубу, нырнул в каюту и буквально влетел в двигательный отсек. Руки в темноте привычно нашли флажок... Он был открыт. Качнув помпу, нащупал ногой рычаг запуска кик-стартера. Ага, фигу, стоит на передаче! Выжал сцепление и стал ногой качать рычаг: один, второй, третий - чихнуло, четвёртый - заурчало. Есть! Не спалил двигатель Господь, пропустил через портал!
Медленно отпускаю сцепление и сразу ощущаю мощный толчок движения судна, а сила инерции впечатывает меня в переборку. Ведь я не выключал муфту! Немедленно выбегаю наверх и вижу прямо по курсу скалу, хватаю румпель и тяну его до упора влево. Нос корабля успевает отвернуть, а корма под боковой волной проходит в каких-то двадцати метрах от края косы; до катастрофы оставалось три, а максимум - четыре секунды. Взяв курс на бухту, теперь уже спокойно огляделся и обратил внимание на предметы, которые вызвали беспокойство в моём подсознании сразу же после перехода.
Всё оружие имело тёмно-коричневый цвет и расслаивалось ржавыми хлопьями, разваливаясь прямо на глазах. Попытался вытащить Кольт, а его рукоять тут же отломилась. На душе стало горько, и я на некоторое время выпал в ступор. Ведь какие были планы!
Как это ни странно, но меня взбодрил развалившийся бинокль, когда вместе с истлевшим ремешком его куски сорвались с шеи и громко шлёпнулись о палубу, рядом с абсолютно невредимым арбалетом.
- Жизнь продолжается, - провёл рукой по совершенно не изменившейся кольчуге, глубоко вздохнул и осмотрел окрестности.
Казалось бы, бухта все полторы тысячи лет не менялась, но там, где в двадцатом веке велось строительство довольно приличного яхт-клуба, сейчас увидел три десятка невысоких каменных домиков. Вместо привычного глазу бетонного причала - обычный песчаный пляж с врытыми причальными столбами и вытащенные на берег десяток баркасов и два десятка лодок поменьше.
На берегу суетилось несколько человек, которые таскали столы и лавки. В дни зимнего и летнего солнцестояния организовывали поселковый праздник, на котором моряки выражали почтение Посейдону: зимой злому, а летом доброму. На берегу резали барана, запекали, затем ели и пили вино. Традиция сохранялась многие сотни лет, даже в Христианские времена.
Прежде, чем идти к людям, решил привести себя в порядок, поэтому корабль завернул и направил вдоль каменной косы в карман небольшого залива, там, среди скал более-менее тихо и можно лечь в дрейф. Выйдя на это место, резко опустил рычаг тяги, закрыл заслонку карбюратора и заглушил двигатель. Корабль проплыл по инерции ещё метров восемьдесят, медленно остановился и закачался на тихой волне. Оставив оружейную ржавчину на палубе, не спеша отправился в каюту.
На первый взгляд здесь ничего не изменилось, но увидев на столе кучку серого мусора, сразу понял, что я предполагал, а Господь располагал. Этот мусор некогда был книгой по истории Неаполя!
Немедленно рванулся к книжному шкафу, распахнул дверцы и увидел то же самое - слой праха. Семьдесят шесть томов технической литературы, история, география, карты и даже Лондонский атлас, который прошёл первый портал без проблем - всё превратилось в прах.
- Господи! Я ожидал подлянку, но не до такой же степени?!
Неожиданно из памяти отчётливо всплыла почтовая урна и шесть вброшенных писем: напечатанные на двух листах - в посольства Китая, Индии и Японии; на четырёх листах - в посольства Штатов и Британии; на двенадцати - в посольство Союза. Благодаря бабушкиному дару, помнил я немало и, если мои действия спасут многие человеческие жизни, то был бы счастлив.
Не касаясь своего субъективного отношения к политике, в них перечислил даты природных катаклизмов (землетрясений, цунами) и прочих глобальных происшествий, которые должны произойти с начала 1953г. по середину 2012 г., а так же их трагические последствия. По происшествиям, имевших международный резонанс, особенно по Союзу, как то: развитие ядерной энергетики, аварии на атомных станциях, гибель подводных кораблей, детально описал причины.
Вбросил письма и ушёл, а урна так и висит перед глазами. Вдруг, рядом с почтой грузовик выскакивает на тротуар и сбивает двух прохожих, ударяется в стену и сваливает почтовую урну наземь, под левое колесо. Вижу, как на неё течёт бензин (даже запах слышу), затем она вспыхивает. Горит и машина, а вместе с ней покалеченные водитель и пассажир.
- Господи, зачем? - хотел спросить, но теперь и сам понял! Ведь я пытался вмешаться в существование уже прожитой реальности! Прожитой не только мной, но и миллиардами людей. Тряхнул головой и сам себе ответил на незаданный вопрос, - Я на это не имел права, и оштрафован по полной программе не только имущественно, но и морально, жизнями невинно убиенных людей.
Задавив волнения на корню, проверил книги по магии из бабушкиного наследства. Удостоверившись, что с ними всё в порядке, и они не пострадали, на душе немного отлегло. В общем, обижаться не на кого, лишь повторяя про себя фатальное "Значит, так нужно было! Блин! Значит, мне нужно было через это пройти!", отправился проверять трюм.
Ящики с боеприпасами внешне не пострадали, но внутри оказалась та же труха. В мешках, где ранее хранилась картошка, можно было нагрести лишь горсть пыли, пропали и семена сахарной свеклы, зато все прочие семена выглядели прекрасно. С миланским оружием, металлом, сельхозинвентарём, некоторой строительной оснасткой и лабораторным оборудованием так же, обошлось без огорчений. Остался цел даже микроскоп, между тем, как всёя оружейная оптика рассыпалась в пыль. Десять мешков соли, пять ящиков разных специй и все лекарственные препараты - аналогично, не пострадали. Что ж, Господи, и за это спасибо.
Выбираясь наружу, почувствовал исходящее от самого себя жуткое амбре, вероятно, после перехода улучшилось обоняние. Это воняло моё тело и ставшая дубовой пижама, которая теперь ни на что не годилась, разве что рыбу травить, поэтому, подлежала немедленной утилизации.
Несколько раз глубоко вдохнув холодный морской воздух, в каюту вернулся в полностью умиротворённом душевном состоянии. Сразу же подошёл к висевшему на стене, оправленному в бронзу овальному зеркалу и... в отражении увидел орангутанга, но не себя. Чтобы понять, каким стал на самом деле, взял ножницы и начал подстригаться. Многие варвары, коих ныне в Италии хоть пруд пруди, носят усы и длинные волосы, тогда как ромеи носят короткие причёски и полностью бреются. Вот и я себя варваром считать не хочу.
Через час волосы и ногти были подстрижены, лицо побрито, а тело кое-как холодной водой помыто. Теперь я сам себе нравился, из зеркала на меня смотрел молодой, хорошо сложенный и стройный мужчина-воин, с гладкой кожей и рифлением наполненных силой мышц, в возрасте лет двадцати с мелочью, лишь лёгкая синева от щетины делала лицо более мужественным, но это нормально. Форма и размеры тела остались прежними, в принципе, в молодости я так и выглядел, только волосы сейчас стали чёрными вместо тёмно-русых, и глаза, вместо голубых - синими.
Оделся в приготовленные одёжки, затем облачился в полный доспех, подпоясался широким ремнём, нацепил булатный индийский палаш и дагу. Некоторое время сомневался в том, какой шлем надеть, походный или закрытый боевой. Остановился на втором, не до понтов сейчас, особенно при отсутствии огнестрельного оружия. Тунику отложил в сторону, но плащ накинул, скрыв облачение доспеха, и застегнул его на левом плече простенькой золотой фибулой, найденной в бабушкином наследстве. Всё, забрало шлема поднимем, а поверху надвинем глубокий капюшон, теперь можно выдвигаться к этим рыбакам.
Вдруг мой взгляд зацепился за бабушкин рюкзачок. Подошёл к нему, поднял и расстегнул без какой-либо надежды... И вытащил коробку с целым и невредимым револьвером! Здесь же лежал целый и невредимый "дерринджер"! И две пластиковых коробки патронов, по двести штук в каждой!
А что с прочим бабушкиным наследством? Откинув покрывало и матрас в сторону, поднял крышку спального сундука и повторно вздохнул с облегчением: оружие не ржавое, драгоценности прахом не пошли, даже старенький цейсовский бинокль был на месте и совершенно не пострадал.
Скинув с рук латные перчатки, я схватил револьвер и немедленно выскочил на верхнюю палубу, а увидев, что в дрейфе приблизился к берегу, прицелился в камень и нажал спусковой крючок. Раздался нормальный выстрел и щебень брызнул в разные стороны. Вот тебе и подарок! Видно, бабушка что-то знала, недаром она так скептически смотрела на мой арсенал.
В каюту вернулся, словно на крыльях и стал довооружаться. Короткий ствол с револьвера свинтил, и установил самый длинный, на двести три миллиметра. Затем распаковал пластиковую коробку с боеприпасом, вытащил одну пачку и вытряхнул во внутренний карман плаща двадцать патронов.
Кобуру и три паучера с обоймами прицепил к поясу, несколько минут потренировался откидывать полу плаща и выхватывать револьвер. Затем, десяток раз перезарядился, пытаясь довести процесс до более-менее приемлемого уровня. Естественно, подобные навыки нарабатываются годами, но и я далеко не криворукий. На шею надел ремешок с биноклем и вышел на палубу, где произвёл ещё два выстрела, чтобы поймать ощущения работы с длинным стволом, и полез в двигательный отсек.
Мотор завёлся сходу, с первого качка. Включив редуктор на первую передачу, теперь уж некуда лететь, поднялся на верхнюю палубу и взялся за румпель. Маневренный кораблик развернулся почти на месте; тихо и на небольших оборотах вышел из кармана маленького залива, и завернул в бухту рыбаков.
В бабушкин бинокль ещё ни разу не заглядывал, не было необходимости и сейчас, осматривая окрестности, впервые поднёс его к глазам. Восьмикратное приближение, это очень даже неплохо, но само изображение - по краям мутновато. Видно, ему уже более ста лет и плёнка для просветления оптики подлежит реставрации. Как это делается, видел и знаю; мой знакомый подобную операцию с оптикой найденного в раскопе бинокля производил дома на лоджии, при этом, препараты ему притащила подружка-учительница из школьного кабинета химии. У меня любовницы химички нет, тем более здесь, поэтому необходимыми реактивами придётся озаботиться самому, начиная от элементарной дистиллированной воды и активных моющих растворов, до очищенного тетрахлорида кремния. А ещё для выполнения определённых действий производственного процесса, в том числе кругового равномерного напыления, придётся переделывать точило, ибо другого станка нет или ставить его на попа, однако, это будет ещё не скоро. Вначале нужно обустроиться, успокоиться и лишь потом заниматься повышающими комфорт мелочами.
Залив, где только что дрейфовал, остался за кормой, скалы расступились, и перед глазами предстала рыбацкая бухта. Но, даже невооружённым взглядом было видно, что на берегу творились какие-то странные и непонятные дела. По посёлку скакали всадники в лохматых меховых одеждах и метались люди, а несколько групп людей стояли прямо на пляже.
Ситуация, приближенная оптикой бинокля, мне совсем не понравилась: у крайнего дома прямо на песке лежали восемь окровавленных трупов, а один из лохматых чудиков усердно пользовал женщину, перегнув её на корму опрокинутой лодки. В самой многочисленной и охраняемой толпе было около полутора сотен людей репродуктивного возраста, взрослых и подростков. Толпу поменьше, где находились старики и мелкие дети, никто не вязал, они стояли в стороне под надзором четырёх охранников. Самой малочисленной была группа из трёх десятков рыдающих молоденьких девочек, лет от десяти до пятнадцати. Один из лохматых каждую из них тащил к седому длинноволосому старику, который задирал им подол и совал руку между ног, вероятно, щупал на предмет девственности.
Под седлом насчитал двадцать две лошади, и раза в два больше вьючных, значит, на посёлок напала банда из двадцати двух человек. Чтобы понять, что это не какие-то разбойники с большой дороги, а настоящие воины-профессионалы, достаточно было увидеть их экипировку, оружие и лошадей, а ведь буквально час назад здесь никого не было. Вот это я попал! И назад не повернёшь! Беспредел какой-то! Чтобы кто-либо такое творил на территории Римской империи со свободными гражданами Рима, никогда бы не поверил. И это в девяти милях от Неаполя, а если напрямую по суше, то по спидометру получалось всего двенадцать километров. Что же здесь за жизнь такая?!