По убеждению суда, целенаправленный характер действий подсудимого, множественность нанесения ударов «потерпевшей», свидетельствуют именно об умысле подсудимого на причинение «потерпевшей» средней тяжести вреда здоровью. Однако, это вовсе не соответствует фактическим материалам дела.
Факт 16: Во-первых, множественность ударов следует лишь из показаний самой «потерпевшей» и это в корне противоречит заключениям экспертов, которые не нашли на ее голове никаких следов множественных ударов, а ведь «потерпевшая» говорила не менее чем о 12 ударах в голову не только кулаками, но и ногами, говорила про удар головой о железную дверь, удар кулаком в весок, настолько сильный, что он отбросил ее до железной двери (аж на расстояние 3 метра), говорила она и про удар затылком о тумбочку. И что же в результате всего этого «зверства»? — Наличие припухлости на лбу неизвестной природы и неизвестного срока получения!
Ссылка суда на обоснование своей позиции «множественности ударов» на наличие синяков в других частях тела (стр.10 Приговора), не состоятельна. Поскольку суд не изучал, не исследовал достоверность обстоятельств, связанных с получением этих ссадин и синяков, поскольку отнес их к ст.116 УК РФ, рассмотрение которой он закрыл за истечением срока давности. Акт освидетельствования, в котором указаны эти синяки (№ 2281 от 26.04.04) сам же суд признал недопустимым доказательством. Подсудимый последовательно утверждал, что данные «синяки» эта якобы «потерпевшая» сфабриковала. Каким конкретно образом она это сделала — нас не интересует — за 3 млн. рублей можно еще и не то сделать. Более того, приглашенный защитой специалист медик, установил, что расположение синяков на руках «потерпевшей» соответствует ситуации, когда ее кто-то пытался удержать за руки. А продольные царапины на ее шее соответствуют характерным следам от ногтей, и не соответствуют ситуации удушения, описанной «потерпевшей», при которой следы должны быть иными. Т. е., следы на шее она нанесла себе сама (поцарапала).
Факт 17: Суд не указал, в какой ситуации, от какого удара, «потерпевшая» получила сотрясение. Следовательно, говорить об умысле в данном случае не приходится: нельзя приписать умысел действиям, которые не конкретизированы.
Действительно, суд не конкретизирует место «преступления», указывая, что сотрясение могло быть получено в любой ситуации, описанной «потерпевшей», т. е. как в офисе, так и в большой или маленькой комнате их квартиры. Получается что, мало того, что дата и время сотрясения не установлены судом, так еще и место этого «сотрясения» не указано, — как в таких условиях можно считать выводы суда объективными и обоснованными?! Суд безусловно обязан был выяснить, когда же именно «потерпевшая» получила это якобы сотрясение и от какого конкретно удара. Если же это ему не удалось, то суд должен был снять обвинение.
Факт 18: Но здесь суд явно лукавит, не устанавливая точное место и способ получения сотрясения, поскольку сама же «потерпевшая» в «основной» своей версии утверждала, что получила сотрясение после того, как отлетела от удара и ударилась головой о железную дверь в офисе. Это же она подтвердила и в ответ на прямой вопрос прокурора у мирового судьи, что запротоколировано.
Однако, если уважаемый суд поверил ей в этом, то он должен был закрыть это дело, поскольку в данной ситуации, с ее слов «потерпевшая» сама ударилась о железную дверь, что исключает наличие у подсудимого умысла. На это же недвусмысленно указывает Верховный суд в своем бюллетене № 4 за 2001 г. «получение телесных повреждений от удара головой о поверхность в результате падения от удара другого человека, не может рассматриваться как умышленное причинение вреда здоровью, и признается совершенным по неосторожности». Следовательно, в силу того, что ч.1 ст.112 УК РФ подразумевает умышленное причинение вреда, то в силу вышесказанного подсудимый не мог быть осужден по этой статье. Это указывает на явно неправильное применение судом закона (т. е. нарушен п.3 ч.1 ст. 379 УПК РФ).
То же самое можно сказать и об ударе «потерпевшей» головой о тумбочку в квартире, когда по версии суда она упала от удара в голову и вследствие этого ударилась о тумбочку (стр.11 Приговора). Адвокат защиты Вечерков указывал на это в прениях, однако суд не дал никакой оценки этим его доказательствам, никак их не прокомментировал.
Кроме того, прими суд за основу вышеприведенные показания «потерпевшей» про «сотрясение» в офисе, то все обвинение рассыпается, поскольку с ее слов свидетелей этому никого не было.
Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему суд счел за благо не устанавливать точное место получения сотрясения и способ его получения, несмотря на то, что в версии «потерпевшей» это отражено!? Именно это ему и позволило вести речь о наличии умысла!
Такие выкрутасы суда, такое избирательное использование материалов дела, не является чем-то исключительным, направленным против данного подсудимого лично, это просто система, позволяющая легко «доказать» любое дело. В цивилизованных странах это называется фальсификацией доказательной базы.
8) Суд счел возможным обосновать свою позицию наличием показаний свидетелей, пересказывающих ситуацию со слов «потерпевшей»!
Факт 19: Суд в основу приговора положил показания «свидетелей» обвинения Комаровой, Унру, Федосеевой, Солоболевой, Герасименко, ее сына Сергея, признав эти показания последовательными, достоверными, доказывающими мою виновность. Это не соответствует фактическим материалам дела.
Действительно, ссылка в Приговоре на «Солоболеву» (стр.6 Приговора) не правомерна, поскольку такого свидетеля нет, как нет и свидетеля Соболевой (стр.8 и стр.9 Приговора). Поэтому суд юридически обосновывает свои доводы несуществующими свидетелями. В то же время показания свидетеля Солобоевой (которая видимо имелась в виду судом), даны ей по ситуации от 27 апреля 2004 года (напоминаем, разбираются события предположительно за 23.04.04). В этих показаниях она утверждала, что «слышала по телефону, как он душил подушкой Ларису». Мы не собираемся обсуждать этот бред, тем более, что эти показания никак не относятся к разбираемой в суде ситуации.
Суд сослался также на показания Герасименко о том, что она якобы видела синяк на лбу Ларисы 6 марта, а 1 мая 2004 года, Лариса рассказывала ей об избиении. Но суд никак не прокомментировал тот факт, что Герасименко и Лариса подруги с детства, учились в одной школе. Герасименко, живет в Черепаново (за 350 км от Новосибирска), никаких достоверных данных, что она была в гостях у своей подруги в указанное ею время она суду не предоставила. Подсудимый, в указанное ею время, не видел ее у себя в гостях, более того, она приезжала к ним, с его слов, не чаще 1 раза в три года. На предварительном следствии такого «ценного свидетеля», Лариса не представила. В то время как, ради своей лучшей подруги, Герасименко готова была подтвердить всё что угодно и сравнять подсудимого с грязью. Хотя еще недавно, она пела ему дифирамбы и говорила, что он с Ларисой — идеальная семья.
Суд так и не обосновал, почему он положил в обоснование приговора показания свидетелей Унру и Федосеевой (соседок «потерпевшей»), которые слышали неясные шумы, в неопределенное время весны 2004 года? При этом данные шумы нельзя однозначно сопоставить с исследуемой в суде датой 23.04.04 и нельзя утверждать о наличии в это время драки или даже просто ссоры.
Суд так и не обосновал, почему он положил в основу приговора показания свидетеля Комаровой, хотя все ее показания по рассматриваемым ситуациям даны либо со слов Ларисы либо якобы с слов подсудимого (который не подтвердил эти слова). Почему суд выбрал из ее показаний только те, что были выгодны стороне обвинения, и проигнорировал утверждение Комаровой, что никаких повреждений на лице или на голове с 23 по 26 апреля 2004 года она не видела. Никакой рвоты в это время у Ларисы не наблюдала. Проигнорировал суд и ее показания, что с ее слов и подсудимый и Лариса говорили ей о толчке в офисе, а не об ударе или ударах. Суд не обратил внимание и на абсурдность показаний Комаровой (со слов, услышанных ею от Ларисы), когда из ее показаний и слов «потерпевшей» следует, что 23 апреля Ларису трижды «избили до полусмерти», а она вместо того, чтобы обратиться в милицию, до трех часов ночи беседовала с Комаровой и со своим «истязателем»!!! И вроде бы на первый взгляд разумные судьи спокойно поверили в весь этот бред!
Суд так и не обосновал, почему он положил в основу приговора часть показаний единственного «свидетеля» Сергея, в которой он обвиняет подсудимого, и отринул, ту его часть показаний, где он говорит, что ничего он сам не видел и не слышал, что письменные показания в РОВД он писал фактически под диктовку матери, а на суде он сокрушался, что надо было говорить то, что он видел сам, а не то, что говорила ему мать и что якобы следовало из документов (справок), которые она ему показывала, формируя у того необходимое ей мнение. При наличии противоречий, суд должен был обосновать свой выбор, но ни мировой суд, ни районный этого не сделали. А в вызове этого свидетеля для выяснения противоречий районный суд отказал, недвусмысленно нарушив права подсудимого на защиту. Лариса при этом утаила от суда реальное место жительства своего сына, Сергея, поэтому повестка на суд до него не дошла, а попала по месту прописки к самой Ларисе. Подсудимый предоставил суду реальный адрес проживания данного свидетеля, однако суд отказался вызывать его в суд, обосновывая это тем, что до этого уже исчерпал все способы его доставки в суд. Как говорят «кручу-верчу, запутать хочу!».
Итак, получается, что суд признал доказательствами по делу, показания свидетелей обвинения, которые все, кроме Сергея, даны только со слов самой потерпевшей, никто из них не присутствовал при рассматриваемой судом ситуации. Сам же Сергей дату 23.04.04 на суде не подтвердил. Предварительное следствие также не сочло его свидетелем по данной дате, а в обвинительном акте было указало, со слов самой Ларисы, что в этот день, когда подсудимый вернулся с работы, никого в квартире не было. Почему же здесь суд не признал, что данный свидетель искренне заблуждался в своих первоначальных показаниях, хотя он явно объяснил суду, что просто не понимал, что он должен был показать в суде: то, что ему навязывала его мать или же то, что он сам реально видел!
Более того, суд, пользуясь юридической безграмотностью свидетеля, запугал его ответственностью за дачу ложных показаний и вынудил после многократных попыток признать, что именно первые его показания были правдивыми! Но другие его показания остались в деле, как осталось и его утверждение, что всё, что он говорил на суде верно, и что именно на суде он излагает более точно, чем на момент предварительного следствия.
При наличии нескольких версий, согласно закону (презумпция невиновности), подсудимый имел право выбрать ту версию, что его оправдывает, суд же недвусмысленно отказал ему в этом праве!
Получается, за какую бы ниточку карточного домика, построенного следствием и судом, не дернуть, он сразу же рассыпается. Как-то, в связи с этим, с трудом верится в объективность и справедливость судов!
Факт 20: Подсудимый видя такое одностороннее ведение дела в районном суде, многократное нарушение его прав на защиту (что он отразил в кассационной жалобе), неоднократно пытался дать отвод судье. Но она признавала сама себя правой и продолжала нарушать законы. В этом смысле судьи очень хорошо устроились: помимо их желания, отвести их просто невозможно, поскольку они согласно закону сами решают, взять отвод или же не брать.
Выводы здесь очевидны:
1) Районный суд допустил поверхностное и необъективное разбирательство данного дела, потому что к этому моменту заканчивался срок давности по данному делу (дело разбиралось 5 лет: по объективным причинам сменилось 5 мировых судей). Видимо судья получила приказ сверху (из областного суда) «по-быстрому завершить дело», а быстро — это значит подтвердить обвинение (в этом случае — меньше надо разбираться).
2) Областной суд допустил поверхностное и необъективное разбирательство данного дела, поскольку просто доверился выводам районного суда и сам не счел нужным исследовать материалы дела. Так одна ошибка, допущенная судом, тиражируется судами последующих инстанций.
3) Верховный суд отказался исследовать дело по существу. Хотя осужденный обоснованно указал на многочисленные противоречия приговора с материалами дела. Суд проверил чисто формальные признаки: свидетели есть, справки медэкспертизы есть, приговор есть — значит всё по закону. И кто их учил такому пониманию закона?
В основе незаконного приговора, на наш взгляд, лежит выборочное использование материалов дела и фактов (что как мы знаем, вообще-то, составляет основу фальсификации любого дела). Учитывая искажение или игнорирование доказательств, разрешение противоречий в материалах дела, простым отбрасыванием фактов, неудобных для версии суда — суд мог получить любое решение, в том числе и то, что получил. Пользуясь точно такой же технологией, подсудимый легко бы доказал свою невиновность, более того, для него, в силу презумпции невиновности, было бы законно таким образом избавляться от противоречивых фактов, в пользу своей версии. А вот для обвинения теоретически нет понятия «презумпция виновности», а вот практически и фактически суд именно это и продемонстрировал.
Позже независимый специалист (эксперт), которого я нанял, определил, что синяки на запястьях и предплечьях ее рук расположены симметрично и таким образом, как если бы кто-то удерживал ее за руки от буйства. На шее у нее было несколько вертикальных узких царапин от ногтей, что не соответствует версии «потерпевшей», о том, что я ее якобы душил. В этом случае должны были остаться вмятины от пальцев. А указанные царапины человек может нанести себе сам. Учитывая, что ногти отращивают именно женщины, а не мужчины, можно предположить, что оцарапала она себя сама или попросила кого-то из своих подруг.
Специалист также указал, что диагноз «сотрясение мозга», выставленный ей медиками, основан только на субъективных жалобах этой якобы «потерпевшей», т. е. как следует из ее амбулаторной карты, ни томография, ни рентген, ни проверка глазного дна сотрясения не выявила.
Никаких объективных данных у судмедэкспертов, чтобы выставить конкретные сроки излечения от сотрясения, не было. Т. е., более 21 дня излечения эксперты выставили, исходя из длительности больничного, где Лариса лечилась от множества иных хронических заболеваний неврологического характера. Согласно нормативным документам, регламентирующим определение степени тяжести, делать такие выводы эксперты не имели право. Они должны были в заключении указать, что данных достаточных для определения степени тяжести нет. Но кто ж из этих самых экспертов читает эти самые нормативные инструкции? В любом отделении судебной экспертизы сидят либо «три калеки» либо неопытная молодежь. И не у тех, ни у других, нет стимула разбираться в какой-либо ситуации, если только начальство не пнет сверху — вниз. И в этом и в других случаях, я встречал в заключениях экспертов такие перлы, что сразу же возникало сомнение, а учились ли где-нибудь уважаемые эксперты перед тем, как им прилепили это обязывающее ко многому звание «эксперт».
Добавлю, что саму амбулаторную карту Лариса завела 27.04.04 специально для данного уголовного дела, спрятав подальше прежнюю карту, поскольку в ней значилось множество хронических заболеваний, сопровождающих женщину за 40. Причем многие из этих заболеваний имели сходные с сотрясением диагностические признаки.
Суд в нарушение всех норм отказал мне в вызове в суд и в допросе лечащего врача и судмедэкспертов, давших свое заключение. А когда я заикнулся о независимом специалисте медике, суд просто затопал ногами и наотрез отказался обсуждать эту тему.
Как мы видели выше, юридических оснований для вынесения обвинительного приговора не было. Но это только с позиции здравого смысла, логики и системного подхода. А суд ничем этим к сожалению не руководствуется.
Например, свидетель Сергей дал показания, что он якобы видел, как я бил его мать. И это суд принял за доказательство, хотя он по закону должен был сравнить, сопоставить это свидетельство с иными данными, другими свидетелями, с другими показаниями этого же свидетеля. При выявлении противоречий при таком сравнении, суд должен обосновать, почему он выбрал то или иное обстоятельство в качестве доказательства. Реально же суд фактически никогда не делает такого анализа. Как, например, в нашем случае свидетель Сергей, по первоначальному утверждению самой потерпевшей не присутствовал при инциденте, который она описывала, предварительное расследование в УВД поэтому даже не включило его в число свидетелей. Уже одно это должно было настроить суд скептически к показаниям данного свидетеля. Более того, свидетель на суде дал иные показания и объяснил, почему он дал такие письменные показания против меня. Пояснил, что писал под диктовку матери. Но суд просто отбросил неудобные для себя факты, сделал вид, что их просто нет. Так Сергей стал главным свидетелем по делу.
Все остальные «свидетели» описывали «драки» только со слов этой якобы потерпевшей. И суд спокойно положил их показания в основу обвинения. Причем также все противоречия в пересказах этих свидетелей трактовались судом в пользу обвинения, вопреки презумпции невиновности. Например, свидетель обвинения Комарова утверждала, что 23.04.04 она пришла к нам в гости около 20–00, меня дома не было (я приехал около 21–00), никаких следов побоев на лице Ларисы она не видела. Сопоставим эти ее показания с другими материалами дела. Я утверждал, что был в гостях у Ф. до 20–00 и приехал домой только в 21–00. Это же подтвердил и свидетель защиты Ф. Т. е., Комарова косвенно подтвердила наличие у меня алиби на 23 апреля.
Не выдерживает проверки логикой и «факты», предполагаемой драки.
Например, в офисе, из показаний Ларисы следовало, что я ее ударил кулаком в плечо, после чего она из положения сидя пролетела около 3 метров и ударилась лбом о ребро открытой железной двери. Если остановиться только на этом утверждении, как сделал суд, то ничего нелогичного не наблюдается. Но сопоставим с другими материалами дела и со здравым смыслом. Описывая мой удар, Лариса утверждала, что я нанес его сверху вниз, так что он соскользнул с головы в плечо (она якобы сидела на стуле, а я стоял с боку от нее). Но по логике и законам физики, человек, которого ударили сверху-вниз не полетит в сторону, максимум при падении отклонится от его местонахождения на величину половины его роста. Заметим, что по ее версии она сидела, следовательно удар только вжал бы ее в стул, а не отбросил на 3 метра. Далее, учитывая такое расстояние, которое должна пролететь жертва, удар должен быть очень силен, даже если допустить, что он направлен по вектору ее движения к железной двери. Но исходя из показаний Ларисы, я стоял плотно боком левым плечом к стене, а она сидела на стуле, фактически вплотную спиной к стене. Следовательно любой мой удар правой рукой (а я правша) должен быть направлен под углом в стену, чтобы попасть в голову или плечо, и тогда от моего удара она бы ударилась головой о стену, чего с ее слов не было. Не логично и то, что она полетела головой (лбом) вперед. Падая со стула от удара в плечо или голову, она бы упала около стула. Отлететь помешали бы ноги и туловище, которым не придавалось никакого ускорения. Если допустить, что удар был нечеловечески силен, то в этом случае она могла несколько раз перекатиться по полу и удариться лбом о дверь. Но она не утверждала, что катилась по полу, значит остается единственный вариант, что она летела как чайка над полом головой вперед. Но ни один из возможных ударов к этому привести не мог. Для этого некто очень сильный должен был просто взять ее в охапку и бросить в сторону двери.
Вы правильно догадываетесь, что женщина судья и женщина прокурор, как женщины не знают элементарной физики, да и разбираться в этих тонкостях здравого смысла никто из них не стал. Например, нужно обладать знаниями физики за 5 класс, чтобы понять, что при ударе о дверь, если допустить, что она все-таки до нее долетела, должен раздаться грохот и от падения тела и от удара, но никто из смежной комнаты ни грохота, ни ничего другого не слышал. Ясно и то, что при ударе о ребро железной двери должен остаться характерный рубец, а не припухлость неизвестной природы, неизвестной даты образования, что якобы обнаружили эксперты. И на это суд также не обратил внимание.
Я уже не говорю о том, что мотива к таким действиям у меня не было. Действительно, как показывает милицейская статистика бытовые побои, когда муж бьет жену, происходят, в основном, когда муж пьян или оба пьяны. Я же не пью. Тем более, ситуация описывается на работе, где в соседней комнате сидит директор фирмы, насколько надо быть тупым, чтобы в этих условиях затеять драку или даже простую ссору с женой? Вроде бы характер моей работы и ученая степень подразумевает наличие у меня интеллекта.
Моё алиби судом было отвергнуто, причем довольно хитроумным способом. Мне было сказано, что поскольку свидетель Ф. заехал за мной на работу только в 14–30, то избиение могло произойти раньше. Суд наплевал на основу основ судебного разбирательства о том, что любые предположения не могут учитываться в качестве доказательств. Суд обосновал, это свое утверждение, что потерпевшая указала время событий 13–14 часов. Суд не насторожил тот факт, что до выступления моего свидетеля потерпевшая указывала временной промежуток деяний 16–18 часов, а после выступления появилась новая версия: 13–14 — для офиса и никакой версии — для квартиры. Первоначальная версия фигурирует и в ее письменных показаниях, данных ею на предварительном следствии и неоднократно подтверждаемых ею на судебных заседаниях в течении трех лет. А тут на четвертый год разбирательства она вдруг вспомнила, что указала время неверно. Конечно, любой нормальный человек скажет, что это ложь и бред. Но суду эта версия была удобна, поскольку не рушила их «стройную» версию обвинения, поэтому суд указал, что в первоначальной своей версии потерпевшая искренне заблуждалась. Суд даже не попытался выяснить, могла ли она заблуждаться и когда она помнила события лучше: через три года или через 3 дня, после описанных ею событий. Здравый смысл и логика говорят нам, что она просто попыталась уйти от обвинения в лжесвидетельстве. Если бы события действительно имели место, она бы продолжала настаивать на своем описании ситуации, однако я видел по ее глазам, что она вспомнила мою поездку к свидетелю Ф., о которой я ей рассказывал сразу на другой день (в то время отношения между нами были хорошие), и, растерявшись, она попыталась изменить время указанных ею ложных событий на иное время. Получилось по версии суда, что я зверски избил жену, а потом в хорошем расположении духа поехал к знакомому в гости, смотреть на картины его жены. Пробыл там до 20–00, а затем, когда настроение еще более улучшилось, приехал домой около 21 часа, и непонятно как и в какое время, поскольку по утверждению Комаровой она уже была у нас в гостях, еще раз дважды зверски избил жену, так что ее подруга Комарова ничего не заметила. А потом мы до 3 часов ночи якобы все вместе обсуждали моё плохое поведение. Еще один бред в духе мексиканских сериалов.
В определенной находчивости и знании психологии Ларисе не откажешь. Во-первых, она действительно часто приходила ко мне в офис. Я как нормальный человек мог и не вспомнить, была она в рассматриваемый в суде день у меня в офисе или же нет. И она описала события одной из таких встреч достаточно точно за исключением избиения. Расчет ее как психолога был прост, если я подтвержу прочие детали встречи, то суд охотно поверит и в детали описания избиения, которого не было. Есть такая парадигма в НЛП: чтобы тебе поверили надо вначале говорить много-много правды, а затем вовремя ввернуть ту ложь, в которую тебе хочется, чтобы остальные поверили. Во-вторых, имела место и встреча с Комаровой, которой она жаловалась до моего прихода на жизнь, а потом, та пыталась нас примирить, действительно до трех часов ночи. А утром, забрала Ларису пожить у себя три дня, чтобы научить ее «уму разуму». Убедить Комарову через год в том, о чем шла речь, а о чем не шла уже не сложно, используя все те же способы НЛП, да и просто веру и расположение к ней со стороны подруги. Более того, с помощью гипноза, Лариса лечила Комарову от фобии змей, примерно за полгода до рассматриваемых событий, поэтому она вполне могла воспользоваться еще раз каналом, установленным ею ранее, для внушения нужной ей информации.
Несколько слов надо сказать о сфабрикованных Ларисой медицинских справках (актах судмедэкспертизы). Если в суде упомянуть, что такие справки (акты) сейчас легко купить, тебя тут же судья и прокурор забросает тухлыми яйцами «неподдельного» негодования. Я как-то имел неосторожность упомянуть о коррупции в судах и РОВД на одном из заседаний суда. Судья Недоступенко тут же мне выдала отповедь, что я верю во всякие газетные утки и никакой коррупции у нас просто нет (?!). Когда я сослался, что об этом открыто говорят и президент и премьер по телевизору, она мне возразила, что это просто политика. Что же это — страусинная политика некоторых судей? Или просто их обязанность защищать честь мундира, даже если на нем большое жирное и ничем не выводимое пятно, которое видно всем за километр?