Тоби. Так и что… Сэр? Ваш отель вот-вот взорвётся…
Мервин. «Чувак в боксерских трусах», говоришь… Хм…
Тоби. Эй! Я что, сам с собой говорю?! Ты не мог бы подойти и погасить эту чёртову свечу?
Мэрилин. А еще не могли бы вы позвонить в полицию прямо сейчас и вытащить нас отсюда, пока этот чёртов уродец не вернулся?! Мы же прикованы к батарее!!!
Мервин. Да. И у вас до чёрта отрезанных рук по полу раскидано.
Мэрилин. Это не наши руки.
Тоби. Это руки однорукого козла. Нам-то зачем столько рук на полу, ну посуди сам!
Мервин. Не знаю, зачем они вам, но, наверное, зачем-то пригодились.
Тоби. Слушай, как тебя зовут?
Мервин. Не надо фамильярничать.
Тоби (пауза). Да я и не собирался. Всего лишь спросил, как твоё имя.
Мервин. Правда? (Пауза.) Я — Мервин.
Тоби. Мервин. Послушай, ты вроде бы неплохой чувак. Мервин, и вроде умный, даже знаешь слово «фамильярничать» и всё такое прочее в этом роде. Давай ты просто загасишь сейчас свечу, а потом мы тебе запросто объясним, зачем нам эти руки и… что-нибудь еще.
Мервин. Нет.
Тоби. «Нет»? Почему «нет»?
Мервин. Нет, я не буду задувать свечу.
Тоби. «Нет, ты не будешь задувать свечу». Но это же… лишено всякого смысла…
Мервин. Я думаю, что тот, кто её зажёг, зажёг её потому, что у него была на то какая-то веская причина.
Тоби. Но ведь ты с нами в этой же комнате.
Мервин. Я знаю, что я в этой же комнате.
Тоби. И ты осознаешь, что когда огонь от свечи доберется до бензина, то бензин взорвется и комната вместе с ней, и отель твой сгорит.
Мервин. Понимаю.
Тоби. Понимаешь и не хочешь ничего предпринять?
Мервин. Я никогда не любил этот отель, с самого первого дня здесь.
Мэрилин. Слушай, Тоби, а он забавный.
Мервин. Я забавный? Детка, я не привязан цепью к батарее в номере, полном отрезанных рук и с канистрой, которая вот-вот взорвется. И я не оскорбляю своего спасителя, называя его «прислугой в боксерских трусах». Что же во мне такого забавного? Я бы сказал, что в этой ситуации забавные вы оба.
Тоби. Марвин…
Мервин. Мервин! Мервин!
Тоби. Мервин! Даже если тебе не нравится этот отель и тебе не нравится в нём работать, в результате взрыва всё здесь, не только этот номер, взлетит на воздух, а также и мы, и все, кто в этом отеле сейчас находится, умрут. Понимаешь?
Мервин. Не надо, пацан, со мной говорить так, словно я монголоид.
Тоби. Я не говорю с тобой так, словно ты — монголоид, Мервин. Ты не…
Мэрилин. Он вообще — не.
Мервин. Да, я вообще — не. Я не монголоид. Совсем.
Мэрилин. Нет, ты домонголоид.
Тоби. Я знаю, что я домонголоид. Но я точно не монголоид.
Мэрилин. Ох…
Тоби. Не… (Вздыхает. Мервину.) Так о чем я говорил, Мервин… Ты же Мервин, да? Я говорил о том… что ты совсем не знаешь нас. И, может быть, мы достойны смерти, а, может, и нет. Мы, совсем не зная тебя, совершенно точно не считаем, что ты достоин смерти вот прямо сейчас. Мы считаем, что ты классный парень, и именно поэтому мы полагаем, что было бы здорово, если бы ты сейчас встал и потушил свечу. Даже не для того, чтобы спасти наши жизни, а для того, чтобы спасти свою, которая уже точно заслуживает того, чтобы быть спасённой.
Мервин. И именно поэтому ты убежал с моими шестьюдесятью баксами, когда я всего лишь хотел совсем чуть-чуть амфетамина? И ради этого я стоял целый час на морозе, в снегу, как долбаный идиот?!
Тоби (пауза). Я абсолютно не помню, кто ты такой. И я абсолютно не знаю, кто был тот парень, но, очевидно, из того, что он говорит про снег и прочее, он точно долбаный монголоид. Что мне посоветовать в этой ситуации, Мэрилин, — так это просто забыть о том, что он тут, с нами, и продолжать делать то, что должно. Окей? Окей.
Тоби пытается добросить одну из разбросанных ладоней до свечи, но Мервин встает на пути, передвигает канистру на более безопасное для бросков место, устанавливает естественные преграды между ней и Тоби. Тоби продолжает кидать туда руки, в некотором остервенении…
Тоби. Ну, ты, сволочь..!
Мервин с не меньшим остервенением бросает те же руки обратно и случайно попадает по Мэрилин.
Мэрилин. Эй, ты!
Тоби. Эй!