Как раз в это время к нему подошел начальник цеха.
— Что, Дубов, притомился?
— Да нет. Вот думаю…
— А ты не думай. Пойди-ка вздремни. На диване у меня приляг.
— Спасибо, Степан Кузьмич. Только мне не до сна сейчас.
— А я говорю: поспи. Понял? Я тоже спать пошел. В семь приду — разбужу. Иди.
Иван направился к конторке.
Когда начальник цеха утром зашел туда, он увидел Дубова, с головой укрывшегося шинелью, на диване. «Не стану будить, — подумал начальник, — пусть еще часок поспит». Он разделся, сел за стол и только принялся что-то писать, как в конторку зашел мастер.
— Дубов-то учудил, Степан Кузьмич! — возбужденно сказал он. — Не видели еще?
— Н-нет, — неопределенно протянул начальник цеха и оглянулся на диван.
— Идемте-ка, посмотрите. Он тут без нас такое придумал… Соединил два резца и теперь шпарит — диву даешься.
— Постойте, да ведь он же спит.
— Кто спит?
— Дубов.
— Какое там спит! Я говорю: шпарит так, что посмотреть любо-дорого!
— Да вот же он.
— Это? Не-е… Ну-ка, кто тут?
Мастер потянул шинель, и человек, спавший на диване, быстро вскочил, ожесточенно потер круглую бритую голову, посмотрел на часы и сказал бодро и деловито:
— Очень хорошо. Исключительно! Двести минут в счет задолженности по графе «сон». Как дела?
А Дубов в это время действительно «шпарил». Сделав несложное, хотя и необычное, приспособление к суппорту станка, он соединил два резца и теперь в буквальном смысле слова работал за двоих. Сонная одурь прошла. Вдобавок радовала, повышая настроение, удача с резцами.
Днем на обработку новых деталей поставили еще двух токарей. Рабочие объявили фронтовую вахту. «Не один я…» — думал Иван. В цехе чувствовалась напряженная приподнятость.
В конце дневной смены Федя Черенок притащил огромный фанерный щит, на котором яркими красками было написано: «Стахановец товарищ Дубов за две смены выполнил сменное задание более чем на 800 процентов. Равняйтесь по герою трудового фронта Ивану Дубову!»
Черенок долго бродил по цеху, волоча за собой фанеру, и выискивал, куда бы можно ее прибить. Наконец он облюбовал один из простенков между окнами и с помощью двух пареньков водрузил «молнию» на стене. Любуясь своей работой, Черенок отошел подальше, к двери, и осведомился у вахтера:
— Ну, как видимость?
— Видимость соответствующая, — отозвался усач. — Вполне конкретная получилась доска.
— То-то же, — сказал Черенок и засеменил по цеху.
День кончился. Уполз на запад зыбкий вечерний свет, темная синь встала за окнами, и электричество заполнило цех. Цех шумел по-прежнему однообразно и негромко, но теперь Дубову казалось, что этот шум исходит из его головы. Шум, постепенно нарастая, все сильнее давил на кости черепа, ломил их и бился в ушах.
Голова стала тяжелой-тяжелой. Заныла рана в плече.
Подгибались ноги. Очень хотелось плюнуть на все и вот так, как стоишь, опуститься на пол и лечь. Пол — выщербленный, грязный цеховой пол — казался ему самой уютной постелью. С неодолимой силой притягивал он к себе. Опуститься, упасть, лечь, спать…
Иван стискивал зубы и — как в первых своих атаках, отталкиваясь от земли, цепляясь за воздух, — твердил про себя: «Нужно, нужно, нужно». Он даже несколько раз произнес это слово вслух, и не зря: после этого шум в голове становился тише, не так слипались веки, и туман перед глазами расходился…
В пять утра патрон зажал последнюю заготовку. Обработав деталь, Дубов снимал ее медленно, не торопясь, — как боец после жаркого, жестокого боя, убив последнего вражеского солдата, разряжает винтовку.
Около Дубова стоял начальник цеха и улыбался. Иван взглянул на него, зачем-то подмигнул и тоже улыбнулся.
Он пошел умыться, но Федя Черенок, высунув голову из цеховой конторки, зачастил:
— Ну-ка, ну-ка, зайди, Дубов. Чертяка те в бок, а! Молодец ведь! Заходи.
Дубов зашел и сел на диван. Черенок уселся рядом, восторженно тряхнул Ивана за плечо, потом вскочил, перебежал к столу и заговорил:
— Ты понимаешь, этот твой опыт мы сделаем достоянием всего коллектива цеха. Совершенно обязательно! Завтра же созовем совещание, ты выступишь. Примерные тезисы доклада… Да ты не слушаешь, Дубов? Вот чертяка! Спит ведь…
… Весной к Дубову заехал фронтовой товарищ. Заметив на груди Ивана второй, трудовой, орден, он сказал:
— Да ты, видать, и здесь отличился геройски. За какой это подвиг?
— Какой там подвиг! Работал — вот и наградили.
— А все же? Ты не скромничай, расскажи.
— Ну что я тебе расскажу?
Действительно, что рассказать?.. Подвиг? Он просто работал, вместе с другими выполняя свой долг. Так было нужно. Так делали и другие… Как объяснить все это? Да и надо ли объяснять?
Чуть улыбаясь, Иван сказал:
— Делали мы кое-что для фронта — была такая работенка, — ну вот и вручили, за добросовестность…