Громкий стук в окно прервал задушевную беседу. Стучали настойчиво и многократно.
Как ни хотелось Аграфене Петровне дослушать до конца, а открыть все же пришлось.
Когда старушка увидела на крыльце Ивана Химкова, она побледнела и попятилась.
— Плохо, матушка Аграфена Петровна, жениха встречаете, — стараясь казаться веселым, сказал Химков. Он обнял и поцеловал старуху. — Наши все кланяются, велели вам здравствовать.
— Спасибо, спасибо, — собралась с духом Лопатина, — пока живем, слава богу, здравствуем… Наташа, доченька, — неожиданно захныкала старуха, — ушла, горемычная, ушла, словно в воду канула.
— Я пойду, матушка, в городе дел много, — кланяясь и отступая к двери, объявил отец Сергий. — Спасибо за хлеб, за соль…
— Не пущу, — кинулась к нему Аграфена Петровна, — сказывай, что дале было, тогда уйдешь.
— Да как же, матушка? К тебе гости дорогие… — бормотал поп, топоча ногами. — Буду еще в городе, беспременно зайду. Наливочку заготовь, не забудь, голуба. — И поп юркнул в дверь.
Старуху словно подменили.
— Ушла Наталья. Знать, неспроста от жениха спасается, не мог к себе приручить, — с яростью набросилась она на Ивана. — Ты сам во всем виноват — два года со свадьбой тянешь, все денег нет. А без денег всяк в дураках бывает.
— Врете, Аграфена Петровна, быть того не может! — От жестокого оскорбления Иван побледнел, будто колом повернуло ему сердце. Он грозно шагнул к старухе: — Скажите, где Наталья?
— Ой, ой, спасите, миленькие! — заголосила Лопатина, испугавшись Ивановых глаз. — С ума ты сошел, парень! В Вологде у тетки живет Наталья — больше деться ей некуда.
И старуха поспешно отбежала за печку, подальше от страшного жениха.
— Тебе, Иван Алексеевич, тут делать нечего. Иди откуда пришел! — крикнула она, осмелев.
— Спасибо, Аграфена Петровна, поприветили. Не говоря больше ни слова, Химков выбежал на крыльцо, крепко хлопнув дверью.
— Знай, дурак, нет Натальи в Вологде! Для тебя нигде нет, лучше не ищи, все равно не найдешь! — открыв окно, завизжала Аграфена Петровна. — Проваливай, проваливай, женихи–то у нас найдутся с деньгами, не то что ты, нищий!
— Ну–к что ж, пойдем, Ваня, — обняв друга, сказал Степан. — Сбесилась старая ведьма. С чужого голоса говорит. Думаю, про Наташу у Окладникова спросить надо. Ему–то ведомо… Не плачь, Ваня, не надо.
— Погоди, Еремей Панфилыч, — бледный как снег шептал Иван, — погоди, друг! Пойдем, Степан, прямо к нему пойдем.
Не заметили друзья, как очутились у резного крыльца купеческого дома. Не помнил Иван, как вошел в горницу.
Еремей Панфилыч что–то писал, прикидывая на счетах.
— А, Химков молодший… Иван Алексеевич, — снимая очки, сказал Окладников.
— Ну, с чем пришел, выкладывай.
На лице купца Химков увидел добродушную улыбку.
— Где Наталья? — задыхаясь от ярости, едва слышно спросил Иван и, сжав кулаки, двинулся на купца.
— Знал бы, сказал, — спокойно смотря в глаза мореходу, ответил Еремей Панфилыч, — да беда — не знаю. А ты сядь, не гоношись, посидим рядом да поговорим ладом. Кулаками делу не поможешь, а по–хорошему ежели, глядишь, и я чем помогу.
Едва сдерживая гнев, Химков все же сел. Его смутило спокойствие купца.
— В одном перед тобой виноват, Иван Алексеевич, — продолжал медленно Окладников, — полюбил Наталью, паче жизни она мне стала. Не посмотрел, что твоя невеста, сватать стал. Прости, Иван Алексеевич. — Окладников встал и поклонился Химкову. — Да ведь отказала она, — усевшись на место и немного помолчав, снова начал купец. — На богатство мое не посмотрела, слушать не стала. Ну, я не скрою, в тоске да в горе пребывал. Однако смирился, отошел. Другой вины, Ваня, за собой не знаю. Сам понять не могу, куда Наталья делась. А ежели что злые языки говорят, не верь, брат, богом клянусь, не верь…
— Может, слыхал что, Еремей Панфилыч, посоветуй, как быть, где концы искать? — Теперь в голосе Химкова звучала мольба.
— Знать не знаю и ведать не ведаю. У матери спроси, с нее первый спрос.
— Спрашивал, Еремей Панфилыч, не говорит. В Вологде сестра Аграфены Петровны живет. Дак, может, Наташа к ней подалась, у тетки скрывается?
— Может, и так. Не пропадет девка, найдется. О другом тебе думать надо — деньжат сколотить. Отец–то болен ведь? — Купец испытующе посмотрел на Химкова. — Вот что, парень, этим летом я новую лодью на Грумант обряжаю. Видал, может, «Святой Варлаам» против дома Свечниковых стоит… Так вот, коли охота кормщиком на нее, иди — не обижу… Другой бы тебя нипочем кормщиком не взял — молодой, а я знаю, не подведешь — отцовская хватка–то.
Иван совсем опешил. Он понимал: предложение Окладникова для него большая честь. В себе он был уверен. Но Наталья? Мог ли он ее бросить!
— Нет, Еремей Панфилыч, не могу. Спасибо за честь, знаю, великое дело для меня делаешь, — ответил Химков. — Не жизнь мне без Натальи. Хотя бы след отыскать, — с тоской говорил он, — весточку бы от нее… Нет, пока не найду, никакое дело невмочь.
Полный ненависти взгляд бросил купец на молодого Химкова и тут же, таясь, спрятал глаза.
— Неволить не буду, Иван Алексеевич. Однако подумай, три дня лодья тебя ждать будет. Хорошего хочу, как сыну.
Химков еще раз поблагодарил купца. Вышел от него словно в тумане. «Бить хотел, а он ко мне добром. Повинился, что Наталью любит», — пронеслось у него в голове.
Хмурым взглядом проводил купец молодого Химкова.
— Ну–к что ж, сказал злодей, где Наталья? — встретил товарища Степан.
— Не ведает про то Еремей Панфилыч, — тряхнув головой, тихо сказал Химков. — Добром ко мне… кормщиком на новую лодью берет, слышь, Степан, на Грумант обряжает.
Степан свистнул.
— Вот как, кормщиком! Ну и хитер, старый пес? Ну–к что ж, и мы неспроста. Ты как, Иван, согласился?
— Нет, Степан, как можно, Наталью буду искать.
— Эх, Ваня, Ваня! Идти надо было. Что мы без денег–то? В таком деле перво–наперво деньги. Полста бы рублев наперед у него взять. С такими деньгами я не только Наталью, черта за хвост приволоку. Вот и выходит…
— Степан, — обнимая друга, радостно вскричал Химков, — не думал я, что ты Наталью без меня похочешь искать! А ежели так… — И бросился обратно в дом.