Она даже не улыбнулась.
- Не знаю, как это все получится.
- Пойми, вы погрязли в мелочах. Жизнь столько дает, и вместо того чтобы быть благодарными...
- Жизнь не дает - она предлагает.
- Так имейте смелость взять! - Невольно он начинал сердиться.
- Тут мало смелости.- Ольга словно дразнила его - грустно, непонятно и, казалось ему, ненужно.
Ему захотелось отдохнуть - уйти снова туда, вверх, в тишину, в однообразие пустоты, к своей привычной, трудной, но такой ясной работе, туда, к себе, где он мог бы обрести покой и точность, одиночество и простоту.
Бисерный туман висел над ночными улицами. Зарева реклам рассыпали многочисленные тени. Мчались машиды, словно взрезая влажную мостовую.
Обнимая Ольгу, он пошутил: - Но ты-то у меня в руках?
- Не знаю.
На следующий день они зашли в интернат. Ольга нервничала, но мужественно улыбалась.
Раиса появилась обиженная и презрительная.
- Вот тетя Оля! - сказал Вадим каким-то ненатуральным голосом.-Она хочет с тобой познакомиться. Ты не против?
Он хотел, подтолкнуть ее к Ольге, но худенькие плечи Раисы вывернулись из его рук.
Глядя на ее трагически полуприкрытые глаза, на зло подвернутые губы, он пошутил:
- Играем в молчанку, да? Молодец, хорошая черта для будущей космонавтки.
Он стартовал в 12.05 с околоземной станции. Грузовой "челнок" взял курс на Марс.
Привычно ориентируясь в кабине, Вадим заполнил бортжурнал и пообедал, аккуратно выдавливая в рот из тюбиков "бифштекс" и "салат".
Закрепился в кресле, проверил показания приборов. Развлекаясь, поднял авторучку и осторожно отпустил. Авторучка повисла перед глазами. Он крутнул ее вокруг продольной оси и некоторое время смотрел, как она, слегка покачивая концами, вращается. Легким прикосновением заставил ручку одновременно вращаться вокруг поперечной оси и, потянувшись в кресле, мечтательно прикрыл глаза. .
Следующий отпуск они проведут втроем на Тиса-Рее, на этой удивительной планете. Три гигантских куска, три несоединившиеся части одного тела. Каждый кусок со своей неповторимой природой - стоя на одном, видишь над головой леса и реки другого. Но самое восхитительное - это "струи", или "горки", невесомости, по которым можно плавать с одной части планеты на другую. Они поднимутся на вершину и, взявшись за руки, кинутся вверх! Шесть часов упоительного полета туда, к другому телу планеты, к вертящимся над головой облакам- вверх, вверх, к приближающимся лесам, холмам, озерам и вдруг - уже вниз, словно птицы или пушинки!
Вадим открыл гяаза. Авторучка кувыркалась у самого лица. Он качнул ее так, что концы завертелись в разных направлениях. От блеска на замысловато вертящейся авторучке закружилась голова. Он выключил бортовой свет и неожиданно уснул.
За двенадцать часов до Надмарсовой Вадим начал тормозить и разворачиваться.
Через час во время завтрака, почувствовал, что корабль "раскачивается". Завершить разворот не удалось - зажегся сигнал неисправности одного из двигателей. От нерегулярной работы двигателя "челнок" стал вертеться, клевать носом и вздрагивать.
Часа два он возился с поломкой, но автоматика отказывала. Вадим совсем отключил питаниe, сообщил на Надмарсовую о неисправности. Оттуда посыпались советы, но все уже было испробовано.
Тогда он решил выйти за борт. Тщательно надел скафандр, проверил кислородные баллоны и расправил фал. Руками придерживая подвижное до непослушности тело, выглянул из люка. Привычно сжалось в груди от вида бездны.
Прицеливаясь на вынесенное далеко в сто рону сопло двигателя, оттолкнулся. Ноги отошли от борта, корабль на глазах перевернулся. Туловище выпрямилось, и, когда ноги стали уходить из поля зрения, он взглянул нa люк и удивился; в овальной дыре покачивалась блестящая головка непристегнутогo к скафандру фала.
Вадим вспотел от ужаса и напряжения. Извиваясь в скафандре, бессмысленно старался oстановить неудержимый отлет. Переворачиваясь второй раз, кинул ноги под себя, подался туловищем, головой вперёд и несколько минут парализованно ждал приближающееся сопло.
Понимая уже, что очередной переворот относит туловище вниз от сопла, до боли в грудной клетке рвался удлинить руки, пальцы. И, когда сопло прошло далёко под ногами, закричал.
Он хрипел, вертелся, ему казалось, что он задохнется не от недостатка воздуха, а от бесконечной податливости пустоты - тело, каждая мышца агонизировали в бессмысленном напряжении.
Очнувшись, Вспомнил про универсальный ключ. Вынул его из кармана, примериваясь к вращению, к "челноку", швырнул от себя. Удаление от корабля еле заметно приостановилось, но вращение тела усложнилось. В поле зрения то появлялся, то пропадал корабль.
Закрыв глаза, Вадим попытался спокойно оценить то, что знал уже отчаянием. Кислорода в двух баллонах хватит часа на два, c Надмарсовой раньше чем за восемь часов не успеть. Два часа пытки. Два часа каждый вдох-шаг к смерти... Опустеет один баллон, потом другой... и все дальше, и дальше будет тело корабля...
Что он все же может? Можно отшвырнуть пустой баллон. Но это слишком малая масса, да и поздно будет - не поможет.
Можно швырнуть полный баллон - это, пожалуй, погасит все посторонние вращения и, возможно, даже подтолкнет назад к "челноку".
Но не слишком ли слабо?- И дотянет ли он на одном баллоне? Стоит лиизощрять пытку?
Неожиданно его- настигли нежность и тоска - тоска по Ольге и по дочке. Он уперся мокрым лбом в стекло гермошлема а некоторое время заворожённо следил, как в поле зрения то появляется, то пропадает "челнок". Потом решительно уменьшил подачу кислорода.
В шлемофоне послышался голос Надмарсовой:
- Алло, как дела? Почему заминка?
Он лихорадочно вспоминал лицо дочери, блеснувшие слезами глаза, уголки худеньких плеч, беспомощно-уязвляющий голосок...
На повторный запрос Надмарсовой сухо ответил, что удаляется от корабля, и, кажется, навсегда. Даже сейчас, рядом со смертью, было стыдно такой ученической, такой непоправимой оплошности.
Надмарсовая молчала, явно осознавая то, что уже знал он сам.
Не успеют. Сейчас опомнятся и будут подбадривать. Но у него нет ни времени, ни сил. Он отключил связь. И, немного подумав, - не над тем, делать ли это, а как сделать, - потянулся отключать баллон.
Он завороженно смотрел на стрелку манометра, суетливо отмечающую снижение давления.
На ста тридцати лихорадочно спохватился. Отстегнул запасной баллон, открыл вентиль воздух, рванулся наружу. Манипулируя быстро замерзающей струёй, как газовым двигателем, погасил вращение, стабилизировал тело. С трудом дыша, собрал все силы и отшвырнул опустевший баллон в пустоту.
Он теперь почти совсем не вращался, висел и медленно, очень медленно двигался назад, к "челноку".