Но он находился там пять или шесть лет, написал много прекрасных стихотворений, одно из них «Дары Терека».
До Червленной еще 21 верста, мы едем берегом Терека. Никакой аккомпанемент не соответствует поэтическому размеру стихотворения лучше, чем шум реки. Я прочту «Дары Терека», стремясь сохранить в переводе оригинальность подлинника. Этот перевод сделан мною накануне: я держал его в памяти и ехал, повторяя стихи — не отвлекаясь ни на дорогу, по которой мы следовали, ни на живописные пейзажи, ни на мой конвой, который, разделившись на три партии, составлял авангард, арьергард и центр.
С нами было, как я уже говорил, всего двенадцать человек; двое ехали впереди, двое позади и остальные со мной.
Мелкий кустарник, высотой в три фута, посреди которого в разных местах возвышались деревья разной породы, простирался по обеим сторонам дороги, с правой — на неопределенное пространство, а с левой — до Терека. Моя лошадь, которая почему-то стремилась больше в левую сторону, подняла в пятнадцати шагах от дороги стаю куропаток. Я невольно взялся за ружье и прицелился было, но вспомнил, что оно заряжено пулями и поэтому бесполезно было бы стрелять. Куропатки спустились в пятидесяти шагах на дерево. Приманка была не шуточная; я заменил пули дробью № 6 и спрыгнул с коня.
— Подождите меня, — сказал Муане, тоже слезая с лошади.
— Разве вы зарядили дробью?
— Да.
— Пойдем на расстоянии пятьдесят шагов один от другого и обойдем эту стаю.
— Знаете, в чем дело? — сказал Калино.
— В чем? — спросил я, оборачиваясь к нему.
— Начальник нашего конвоя говорит, что вы поступаете неблагоразумно.
— Да ведь куропатки почти в пятидесяти шагах: ведь они не дикие и едва ли тронутся с места на всякий случай, пусть пять или шесть казаков следуют за нами.
Четыре казака пошли с нами, а авангарду было приказано остановиться, арьергарду же поспешить присоединиться к нам. Мы поехали по тому направлению, где были куропатки, другие — по направлению Терека.
Куропатки находились в двадцати шагах от меня. Одна из них была сбита первым же выстрелом, но увидев, что она ранена лишь в ногу, я выстрелил вновь.
— Заметили ль вы, где она упала? — закричал я Муане. — Я стрелял на авось, знаю, что она где-то упала, вот и все.
— Погодите, я взгляну, — сказал Муане.
Едва он произнес эти слова, как в ста шагах послышался ружейный выстрел. В ту минуту когда я заметил дымок, мимо меня просвистела пуля и продолжая свой путь, скосила верхушки кустарника в котором мы завязли по пояс.
Сопровождавшие нас казаки двинулись вперед, чтобы прикрыть нас. Один рухнул вместе со своим конем. Пуля задела бедро бедного животного, а также его переднюю ногу.
Отпрянув, я зарядил ружье двумя пулями.
Казак держал за узду мою лошадь, я сел на нее и приподнялся в стременах, чтобы посмотреть вдаль.
Меня удивила медлительность чеченцев — обычно нападение следует сразу же вслед за выстрелом.
Вдруг показались семь или восемь человек, со стороны Терека.
— Ура! — закричали казаки, атаковав их.
В то время, как все они обратились в бегство, еще один, невесть откуда взявшийся, выбрался из кустарника, откуда он стрелял в нас, и, размахивая своим ружьем, закричал:
— Абрек! абрек!
— Абрек! — подхватили казаки и остановились.
— Что значит абрек? — обратился я к Калино.
— Это человек, давший клятву идти навстречу всем опасностям и не избегать ни одной.
— Что же ему надобно? Не хочет ли он схватиться с пятнадцатью?
— Нет. Но, вероятно, он предлагает поединок.
И действительно, к крикам: «Абрек! абрек!» он добавил еще несколько слов.
— Слышите? — спросил меня Калино.
— Слышу, однако не понимаю.
— Он вызывает одного из наших казаков на поединок.
— Передайте им, что тот из казаков, кто согласится на поединок, получит двадцать рублей.
Калино передал мои слова нашим людям.
С минуту казаки переглядывались, как бы желая выбрать самого храброго.
А чеченец, гарцуя на своем коне шагах в двухстах от нас, продолжал выкрикивать: «Абрек! Абрек!»
— Черт подери! Калино, дайте-ка мой карабин, уж очень мне надоел этот детина!
— Нет-нет, бросьте, не лишайте нас любопытного зрелища. Казаки советуются, кого выставить на поединок. Они узнали чеченца — очень известный абрек. Да вот и один из наших людей.
Действительно, казак, лошадь которого была ранена в ногу, убедившись в невозможности поднять ее, пришел объясниться со мною: так в парламенте требуют позволения говорить по поводу какого-нибудь весьма приятного дела.
Казаки сами снабжают себя лошадьми и оружием; если у казака убита лошадь, начальство от имени правительства платит ему двадцать два рубля. Он теряет только рублей восемь или десять, ибо порядочная лошадь редко стоит менее тридцати рублей. Следовательно, двадцать рублей, предлагаемые мной, давали ему 10 рублей чистого барыша.
Его желание сразиться с человеком, который лишил его коня, мне показалось вполне естественным, и я всей душой был на его стороне.
А горец продолжал выделывать своим ружьем кренделя, он кружился, все более приближаясь к нам. Глаза казаков пылали огнем: они считали себя вызванными на поединок, но никто не выстрелил в неприятеля после сделанного вызова — кто решился бы на это, покрыл бы себя позором.