Bad Day at Black Bloc by Nick Mamatas
Для некоторых беспорядки — место для сведения счетов. Номинально мы все в протестах против войн и помощи правительства банкротам, загрязнения и полицейского государства придерживаемся ненасилия. Порча имущества — это вообще совсем другое дело, но попробуй объясни это копам. Мы нанесли удар внезапно, без предупреждения, без социальных медиа, но в ОПД откуда-то уже знали. В тот вечер они пришли на вечеринку принаряженные — с удлиненными дубинками, флэш-гранатами, срабатывающими на уровне глаз, и даже воющим в отдалении АПДРД — либералы съеживались от шума, руки на ушах, колени на асфальте. Сладкий звон разбившейся новенькой витрины ар-деко винного бара приглушил ор автомобильных сигнализаций и прочий хаос, но и отвлек меня. А при росте под два метра и при том, что я единственная женщина в группе — сексизм! — меня оставили на шухере. И я проглядела фалангу мусоров, хлынувшую из-за угла, как они уже окружили нас и отбросили за барьер из велосипедов, и не оставалось ничего, кроме как принимать удары и надеяться, что чей-нибудь мобильный стримит все это в интернет.
Или бежать. «Бежим!» — закричал Робин, и побежал. Было не до консилиумов — мы все рванули за ним, чтобы не разделяться, и тут влетели в другую шеренгу полиции. Два копа прыгнули на Робина и занялись его суставами, пока других парней, которые пытались его вытащить, жестко избивали. Они были повсюду, мусора, их дубинки взлетали к небу, как внезапный молодой лесок. Я почувствовала легкое касание на затылке. Потом еще, более настойчивое — почти как похлопали по плечу. Я обернулась и увидела копа, женщину, почти на полметра ниже меня, двумя руками обхватившую дубинку. Глаза у нее были широкие, как пара белых яиц.
— Прикинься! — процедила она сквозь зубы. Потом снова замахнулась дубинкой, и стукнула так, что я едва ли почувствовала. Я пошатнулась и упала на колени. Я активист уже пару лет, но до недавнего времени по-настоящему не участвовала в акциях Черного блока. Что это за коп? Она была молодая, латиноамериканка с темными глазами и значком с надписью «Л. Перез». Я постаралась, как могла, «умереть», не спускать глаз с Л. Перез и не попасть под ноги, что было непросто, когда очередной прилив протестующих заставил копов серьезно поплясать. В квартале или чуть ближе хлопнула пара перечных бомб, и нос у меня защипало даже на таком расстоянии. Перез вертелась в толпе, пробивая дорогу дубинкой. Она точно действовала не по правилам, отбегая от полицейской шеренги и возвращаясь. Вспыхнул большой мусорный контейнер, кто-то из наших перевернул его и опрокинул горящий мусор на улицу, перевернули и ментовозку — пустую и без охраны, специально оставленную для полицейской пропаганды. Я не сразу поняла… Перез жалела только женщин. Мужиков она мочила. По ребрам, если не доставала по голове, с размаха. Парочка по лицу. А немногим девчонкам, что ей попадались — прикосновение, как волшебной палочкой, и они валились наземь, такие же убедительные, как третьеклассник в роли Авраама Линкольна в школьной постановке.
Я доползла до края тротуара, чтобы не потерять ее из виду, и меня чуть не затоптали два краст-панка, убегавшие от мусоров. Тогда я и увидела его — высокий и долговязый, в шмотках Черного блока, лицо скрыто за уже надоевшей маской Гая Фокса, он перескочил через меня и бросился к панками, пырнул одного чем-то и сбежал. Панк долгий миг стоял на месте, глядя, как его грязная футболка наливается черным от крови. Это был тощий пацан, и тоже высокий, так что прошла всего пара секунд. Он шагал, уставившись на живот, не видя вокруг бушующий бунт, к мятущимся прожекторам вертолетов. Почти все были в оттенках черного, а мусора в голубом, так что напавший растворился в толпе почти мгновенно. Пацан получил по колену, и его товарищ, испугавшись, сбежал.
— Медик! Уличный медик! — крикнула я, возвращаясь на ноги. Перез уже и след простыл. Если теперь на меня нападет коп с дубинкой, сюсюкать не будет. Пацан посмотрел на меня, или мимо меня, на полицию, что сомкнула ряды для новой атаки с метательным оружием. Секунду он казался полным энергии, потом обмяк. Я снова позвала медика, но это было как кричать в цунами.
— Ты лучше беги, — сказал мне пацан, голос его был высоким и надломился. Он был прав. Просить помощи у копов мы не собирались, да никто из них бы и не помог. Если пацан умрет у моих ног, убийство пришьют мне. Я стянула балаклаву, раскинула волосы, вывернула наизнанку толстовку, бледно-голубой подкладкой наружу, и стала пробираться через толпу домой. Мобильный пищал всю ночь — смс, требующие встретиться у полицейского участка во имя солидарности с арестованными, встревоженные звонки от мамы и пара парней из группы, которых не взяли, но я только курила сигареты и до рассвета следила за хэштегом #Oakland на Твиттере.
Пацана звали Коннер Кирнан. Кто-то сумел доставить его в больницу, где тот пережил почти всю ночь, в сознании и не так сильно мучаясь, даже попросил позвонить отцу перед смертью. На утро Коннер был во всех газетах. Копы и мэр развернули историю так: дикие анархисты не только разнесли центр — опять — но и без видимых причин принялись резать людей. Обратились против своих, как отчаявшиеся каннибалы. «Хуже бандитов, — сказал мэр Йошида. — У бандитов хотя бы есть экономические цели; они воюют за территорию или прибыль с наркотиков. А эти люди живут только ради хаоса, и умирают они тоже ради хаоса». Рана была не тяжелая — если бы не бунт, к Коннеру успела бы «скорая» и врачи бы спасли его, если не его селезенку. Если бы не бунт, Коннера бы не зарезали.
Робин был в ярости. «Вот это эскалация. Что дальше, боевые патроны?» Он задал мне этот вопрос до кофе раз пять. Скрючился над ноутбуком, просматривая видео на Ютубе и других, более надежных сайтах в поисках записи нападения, которое мог запечатлеть хотя бы один стример. Как и большинство из наших, он был уверен, что Коннер Кирнан стал жертвой полицейского убийцы. Я не сказала ему, что видела.
Взамен: «Почему он?» Вот что я сказала, в основном себе.
Робин бросил на меня взгляд, потом драматично объявил: «Пришла пора мне отправляться на старую добрую дневную работу!» Это был сигнал. Он закрыл ноутбук, затем достал мобильный из кармана и вынул батарею. Я лежала раскинувшись на диване, ноги свисали с дальнего конца, на животе стояла пепельница, потому что я рисковая девочка, так что я нашла свой мобильный и вынула батарею только через минуту. Теперь можно было поговорить. Робин всегда был настороже. В беспроводном мире мы плаваем в электромагнитных полях, которых даже не замечаем. Робин любил лишний раз об этом напомнить.
— Мэгги, — сказал он. — Я буду говорить приблизительно две минуты. Прошу, не унижай меня, закатывая глаза или перебивая. Я думаю — это МКУльтра. Предположу, что ты не знаешь, что это, так что извиняюсь заранее, если знаешь. Эксперименты ЦРУ по контролю над разумом. Химические, биологические и даже радиологические средства для промывки мозгов; они экспериментировали на американцах и даже канадцах еще в 1950-х, 1960-х и начале 1970-х. Эпицентром экспериментов была область залива. Они возобновились, и я думаю, вчера прошли полевые испытания. Правящему классу незачем беспокоиться из-за отребья, если он может буквально натравить нас друг на друга, и не просто социально через расизм, гомофобию, гетеронормативность и…
— Национальный шовинизм, — договорила я. Он нахмурился из-за того, что я перебила, но слишком часто жаловаться — это патриархально, так что Робин промолчал. Я обдумала его идею, дала сигарете прогореть еще на сантиметр. — Это объясняет атаку. Но не объясняет, почему именно этот пацан. Почему Коннер Кирнан. Почему он?
— А почему нет? — спросил Робин. — Может, его выбрали случайно. Команда могла быть «Убей первого белого с дредами, которого увидишь». Или даже «Убей пятого».
— Да, но твое объяснение не помогает ничего предсказать. У теории должна быть предсказательная сила, а не только объяснительная.
— А?
— В прошлом семестре у меня был курс по истории научной мысли, — сказала я. — Дам тебе потом книжку, которую нам надо было читать. Но по сути — да, ЦРУ промыли мозги Гаю Фоксу Номер 4397, чтобы убить случайного человека, и все сработало. Но разве это не объясняет вообще все? Почему копы применили слезоточивый газ в 11 вечера, а не в 11:30? ЦРУ! Почему либералы решили собраться на митинг со свечами вчера, а не сидеть дома и подписать онлайн-петицию? ЦРУ! Почему мы обратили внимание на витрину магазина Диснея и решили освободить ковбойшу из «Истории игрушек», все сразу? Стремно, да? Заговоры.
— Вообще-то лично я не хотел освобождать, — сказал Робин. Отпил кофе. — Ты предлагаешь рассмотреть возможность, что я единственный человек на Земле со свободной волей, а все остальные — только участники заговора ЦРУ, устроенного ради меня.
— Так, вообще-то это ты вдруг решил бежать, и влетел прямо в объятия копов. Так что, скорее всего, это тоже все ЦРУ, и это я единственный человек на Земле со свободной волей, — это его заткнуло. Он даже встал и вылил кофе в раковину. Я определенно не могла признаться Робину, что видела на самом деле. Я знала не больше других. В больнице Коннер охотно сотрудничал: перед ним появился случайный тип из Черного блока в маске, заколол в живот, потом свалил. Он не знал, зачем это кому-то понадобилось, и можно позвонить отцу, который теперь живет в Кротоне-на-Гудзоне, в Нью-Йорке? Его отец рано вставал каждое утро, чтобы отправиться на Уолл-стрит, где он неплохо зарабатывал на уничтожении планеты. Родители у парня были в разводе. Коннер отдалился от обоих, но звонить попросил отцу, несмотря на то, что тот жил теперь на другом конце страны. Выходит, он был богатеньким мажором. — Я тебя только проверяла, Робин. Настоящий раб ЦРУ допил бы кофе и налил еще себе и мне.
Он не стал. Он распрощался, сославшись, что ему нужно забежать в помойку Whole Foods, пока молочные продукты не испортились на солнце — «Но ты же веган!» — крикнула я вслед, и только хлопнувшая дверь была мне ответом — и оставил меня одну. Я докурила сигарету, выкурила еще одну. Коннер Кирнан. В округе люди стояли на ушах. Спор уже перерос в политический. Правые брехуны обожают старое доброе кровопролитие, когда могут пришить его левым. Теории леваков согласовывались с робинскими, вкупе со здоровой дозой стереотипного недоверия копам. Смерть Кирнана — его убийство — посеет хаос в политике и в движении. Карт-бланш останавливать нас на улицах, входить в наши квартиры, проникать на наши встречи, и при наличии «достаточного основания» даже обычно либерально настроенные граждане Окленда зааплодируют, когда копы примутся выбивать наши двери.
Еще одна сигарета и я пришла к решению. Мне нужно чем-то заниматься по жизни, между протестами. Я найду убийцу.
Красти нечасто появляются в Окленде, с тех пор как был разрушен лагерь Оккупай. Их район скорее Телеграф Авеню в Беркли. Плюс — пацан, который сбежал, когда пырнули Коннера, направлялся на север. Я взяла пригоршню мелочи и запасную пачку сигарет и отправилась на его поиски. Может, я старею, но молодежь сегодня вся на одно лицо. Грязные блондины с непричесанными бородами и мятыми футболками, девчонки бунтуют против стандартов красоты обильным макияжем и прыщами, которые будто специально культивируют. Они сидят на бордюрах или прислоняются к витринам — магазины музыки, кафе, пустая парковка с рисунками пасифика — и играют со своими питбулями, криком просят у прохожих денег, которых, они знают, никто им не даст, и улыбаются, когда видят меня. Я родная душа — в худи с обязательными заплатками, ботинках, мешковатых черных джинсах. И у меня была мелочь и сигареты. Но стоило мне упомянуть Коннера, все разговоры со мной прекращались.
Наконец, рядом с «Печеньки правят миром», любопытной помойкой, где подавали бутерброды с мороженым, ко мне бочком подошла одна из девчонок. «Эй, — сказала она, — Дылда». Я глянула сверху вниз; она улыбнулась снизу вверх. У нее были тускло-карие глаза, на лице вытатуирована кривая линия. Или она собиралась совершенно выпасть из общества, или просто проснулась сегодня в сквоте последней.
— Слушай, у меня есть инфа. Я тебя тут видела. Знаю, что ты не мусор. Но слушай… — она стрельнула глазами к магазину. — Все думают, что я веган. Купи мне сэндвич. Шоколадная крошка и черничное мороженое, — как тут не рассмеяться? Я и рассмеялась. Она сказала, что встретится со мной на парковке за Happy High Herbs. Она поела; я покурила. Она облизала пальцы. Они были заляпаны. Мимо подул ветер.
— Итак, вы с Коннером были вместе, а? — спросила я. — И ты мне хочешь рассказать, что он — и ты — позеры? — она ничего не ответила, так что я объяснила: — Ты слишком хорошо пахнешь для человека, который живет на улицах. И тату твое…
— Иди к черту, — быстро сказала она.
— Ты сейчас послала меня к черту? Кто сейчас вообще так говорит?
— Ой, заткнись, — сказала она. — Коннер был трансом. Вот почему он жил на улицах. У него были деньги, которые от него не смогла спрятать мама, так что ему хватало на метро.
— Прости… — иногда я веду себя как засранка. И у меня было много вопросов, но она медленно слизывала мороженое и заставляла ждать. Фейковые веганы повсюду.
— У него были враги? О какой сумме идет речь? — я думала, может, Коннера вальнули сами родители или даже, может, трансфоб из движения. Какой-нибудь мэнархист, например, или даже психованная радикальная феминистка с ненавистью к трансам. Не то чтобы тот Гай Фокс сильно отличался по внешнему виду от меня.
Она пожала плечами.
— У всех есть враги, да? Не знаю, просто… В смысле, тело в морге, да? У него не было операции. Вот я и удивилась, что СМИ об этом промолчали.
— Да…
Я повернулась уходить, и она крикнула вслед:
— Эй, Дылда!
— Мэгги, — сказала я через плечо.
— Что будешь делать, если найдешь парня, который это сделал?
— С чего ты взяла, что это парень? — развернулась я к ней.
— Женщины такого не делают, — ответила девчонка. У нее были усы из мороженого, как у ребенка. — Но что будешь делать?
Я пожала плечами. Если честно, я даже не знала. Все зависело от того, зачем это сделал Гай Фокс.
Ту ночь я провела онлайн, переключаясь между работой — я занималась вебом для HotQUILT.com; Горячие Геи Неопределившиеся Интерсекс Лесбийские Трансы точка ком — и разными видюшками и снимками демонстранции. Их СМИ и наши. Для озабоченных безопасностью анархисты чертовски много постят на Фейсбуке. Найти Гая Фокса в толпе было как искать определенную соломинку в стоге сена, но Коннера я нашла, как и его приятеля. Кто-то даже отметил его на одной из фоток. Джереми Сальц. И более того, он был френдом Робина (у Робина было где-то 2000 френдов на Фейсбуке). Я зашла на его страничку и обнаружила, что Джереми был достаточно туп, чтобы выложить на Фейсбуке свой телефон.
Я позвонила и он ответил. Но когда Джереми сказал «Алло», я испугалась, занервничала и выдала:
— Кто убил Коннера Кирнана? Наемник? Его родители? Ты знал, что он был трансом?
— Кто это, блин? — потребовал он. Голос его сорвался.