— Спокойной ночи.
На следующий день утром я водил по собору одну пожилую американскую пару. Они оказались очень милыми людьми и щедро отблагодарили меня за труды.
Едва отъехал их автомобиль, как. ко мне подошел Торчи.
— Очень рад, что ваши дела процветают, синьор Дэвид,— сказал он с дружеской улыбкой.— Как будто два последних дня были очень удачными для вас.
— Согласен,— сказал я, возвращая ему пятьсот лир.— Благодарю за заем. Эти деньги принесли мне счастье.
— Вы что-нибудь решили в отношении броши? Я могу отдать вам за нее деньги через час.
— Я не продам ее. Она ведь мне не принадлежит, и я собираюсь вернуть ее.
Торчи пожал плечами.
— Я люблю вас, как брата, синьор Дэвид,— сказал он,—- и надеюсь, вы простите меня, если я выскажу свое убеждение: очень немногие женщины в мире стоят двести тысяч лир.
— Мне очень не нравится, когда в одной фразе говорят и о женщине, и о деньгах.
— Прошу прощения, но я видел все, что произошло в соборе между вами и той дамой. Это, конечно, все естественно и понятно. Такая красивая женщина определенно предназначена для любви. Но, если вы продадите брошь мне, то сможете эти деньги употребить с пользой для себя. Если же вы вернете брошь ей, то получите только благодарность, а может быть, и нечто большее. Но по сравнению с тем, что она может вам предложить, потеря денег — это плохая сделка. Подумайте как следует, синьор Дэвид.
— Убирайся, искуситель,— со смехом сказал я. — Я не продам брошь.
— Подождите, не торопитесь с решением,— вдруг с каким-то страхом крикнул Торчи.— Я делаю вам другое предложение: дам вам двести пятьдесят тысяч лир и Симону в придачу. Это хорошая сделка. Симона — очень искусная девушка и в домашнем хозяйстве, и в любви.
— Это действительно прекрасное предложение, но брошь я не продам. Если бы она была моей собственностью, то я ни минуты бы не раздумывал. Но брошь мне не принадлежит. И тут ничего не поделаешь. И давай поставим на атом точку.
Торчи печально смотрел на меня.
— Боюсь, что синьора произвела на вас слишком большое впечатление. Это очень плохо. Мужчине нельзя Слепо влюбляться в женщину.
— Хватит, Торчи.
— Я все же думаю, что вы еще раскаетесь в своем решении,— сказал он.— Человек, предпочитающий женщину деньгам, накликает на себя беду. Я буду молиться за вас.
— Пошел к черту! — крикнул я, потеряв терпение.
Я особенно разозлился на Торчи, потому что он говорил именно та, что я все время повторял себе после телефонного разговора с Лаурой.
— Я попрошу и Симону молиться за вас, -— с достоинством сказал Торчи.
Потом он отошел от меня, благочестиво склонив голову.
Горшок с темно-красными бегониями украсил стол возле окна. Репродукция с картины Боттичелли была запрятана под кровать. У Филиппо я позаимствовал скатерть, чтобы застелить стол, у Умберто — шелковое голубое покрывало на кровать, а у Джузеппе — красивый персидский ковер. Моя комната преобразилась. Я купил две бутылки бордо и попросил Пьерро сделать мне десяток бутербродов. Он заботливо снабдил меня двумя бокалами и тарелками, и я в последний момент согласился с гем, что он пришлет мне еще бутылку коньяку,
Мой костюм был, вычищен и тщательно отутюжен. Я заложил часы, чтобы купить себе пару приличных ботинок. Теперь мне уже ничего не оставалось, как только ждать,
Я закурил сигарету и стал в шестой раз поправлять посуду , на столе. Во рту у меня все, пересохло, сердце сильно билось, и я даже немного задыхался.
Я заставил себя сесть в кресло, но курил так невнимательно, что обжег язык и сердито бросил сигарету в пепельницу, В этот момент в.входную дверь постучали.
Секунду я стоял неподвижно со сжатыми кулаками, прерывисто дыша, потом направился к входной двери.
На улице стояла Лаура Фанчини и смотрела на меня. На ней было простое платье из голубого полотна и большая соломенная шляпа. Глаза были скрыты за черными очками.
— Привет, Дэвид,— сказала она.— Я точна, не правда ли?
— О, да,— хрипло выдавил я.— Прошу вас, входите.— Я отступил от двери и пропустил ее.
— Вот сюда,— сказал я, распахивая дверь своей комнаты.
Она вошла и огляделась, потом сняла темные очки и улыбнулась мне:
— А у вас здесь очень даже мило.
— У меня просто щедрые друзья.— Я закрыл дверь. — Вам было сложно найти меня?
— Не очень. Было время, когда я чуть ли не каждую неделю ходила в «Ла Скала»,
Лаура сняла шляпу и положила ее вместе с сумочкой на комод, йотом остановилась перед зеркалом.
Я смотрел на нее и не мог поверить, что она действительно у меня... в моей комнате,
— Когда ветер дует в мою комнату, то можно услышать музыку,— сказал я.
Она повернулась С улыбкой.
— Музыка и соборы — весьма подходящее сочетание. Как продвигается ваша работа над книгой?
— Последнее время я слишком мало работаю. Иногда по целым неделям я не прикасаюсь к ней.
Я понимал, что веду себя по-идиотски, слишком .напряжение) и официально, но ничего не мог с собой поделать, Близость Лауры смущала и беспокоила меня.
Воцарилось молчание. Тишина действовала на меня угнетающе, и у меня вдруг появилось чувство, что наше свидание будет неудачным.
Присутствие Лауры заставляло меня нервничать, и я уже почти жалел, что она пришла.