— Что-нибудь дурное? — встревожилась виконтесса, зная, что на ея родномъ языкѣ мужъ объясняется въ экстренныхъ случаяхъ, чтобъ не быть понятымъ окружающими.
— Меня сейчасъ позвалъ въ секунданты графъ Загурскій.
— Въ секунданты? Онъ? Тебя! Тогда я все понимаю…
— Да. И я отказалъ наотрѣзъ.
— Какъ же ты объяснилъ отказъ?..
— Религіей. Обѣщаніемъ, даннымъ себѣ?..
— И онъ повѣрилъ.
— Конечно, нѣтъ… Но это не наше дѣло… Но каковъ мѣдный лобъ! Эти господа воображаютъ, что если я позволяю имъ у себя ѣсть и пить и танцовать, то я стану также компрометировать себя для нихъ, защищая ихъ якобы поруганную честь.
— А если онъ узнаетъ потомъ, что ты и самъ дрался разъ, и былъ два раза секундантомъ.
— Ну, что же? Скушаетъ… и впредь будетъ осторожнѣе.
Виконтесса хотѣла что-то снова возразить, но въ это мгновеніе въ ней быстро подошла Скритицына.
— Вездѣ уже часъ васъ ищу… — тревожно заговорила она.
— Идемте скорѣе… Я васъ тоже искала… — отозвалась виконтесса.
И обѣ двинулись въ ту же угловую гостиную. Здѣсь никого не было.
— Я уже знаю, въ чемъ дѣло, ma chère mademoiselle Aimée, — сказала хозяйка.
— Знаете? Какимъ образомъ! Кто вамъ сказалъ?
— Я догадалась… — заявила виконтесса, чтобы выгородить своего мужа. — Но все-таки разсказывайте.
Въ нѣсколькихъ словахъ Скритицына передала все. Виконтесса выслушала, задумалась, а потомъ произнесла:
— Ничего, мы это устроимъ. Я знаю кое-кого, кто имѣетъ вліяніе на графа, и просто не позволитъ, запретитъ ему драться, даже заставитъ принять — et c'est immense — извиненіе. Но вотъ бѣда, надо намъ найти кого-нибудь, кто бы точно такое же вліяніе имѣлъ на Френча, а я такового или таковую не знаю.
Эми хотѣла что-то сказать, запнулась и промолчала.
— Вы не знаете такой личности? — спросила виконтесса.
— Нѣ-ѣтъ! — протянула Эми.
— Очень жаль! У меня была одна личность на примѣтѣ, а теперь и этой нѣтъ.
— Почему? — удивилась Эми. — Гдѣ же она?
— Была — и нѣтъ! Я разсчитывала обратиться за помощью, чтобы повліять на Френча, къ вамъ, — лукаво улыбнулась виконтесса.
Эми вспыхнула, помолчала, но затѣмъ вдругъ обняла виконтессу, поцѣловала ее, и слезы брызнули у нея изъ глазъ… Наступило мгновенное молчаніе, послѣ котораго виконтесса шепнула:
— Chère amie, я давно это знала! Бытъ можетъ, даже прежде васъ догадалась, когда еще вы сами не догадывались. Мы — дѣвушки юга — менѣе наивны, нежели вы — дѣвушки сѣвера. Вы агнцы неповинные предъ нами. Я увѣрена, что дѣвушка сѣвера можетъ быть отчаянно влюблена давно и не знать этого; мы же — дѣвушки юга — думаемъ, что влюблены, прежде, чѣмъ это еще случилось. Ну, что же, успокойтесь! Заключимъ союзъ. Отвѣчайте мнѣ за повиновеніе Френча, а я вамъ ручаюсь за повиновеніе Загурскаго. Я призову себѣ на помощь его повелительницу! Впрочемъ, это такой исключительный персонажъ, что можно будетъ найти за разъ трехъ повелительницъ, изъ коихъ одна — знаменитая актриса одного изъ бульварныхъ театровъ. Я даже по правдѣ не знаю, къ которой изъ трехъ прежде всего обратиться. Я думаю, къ той, которая была у меня на балѣ.
Въ это же время около буфета появился графъ Загурскій, быстро выпилъ стаканъ оршада и, двинувшись къ лѣстницѣ, нечаянно наткнулся на возвращавшагося въ домъ Мойера. Они перебросились нѣсколькими словами и разстались. Графъ двинулся-было снова, но вдругъ остановился. Нѣчто внезапно пришло ему на умъ.
«Не все ли равно»! — подумалъ онъ.
И вернувшись, онъ взялъ подъ-руку журналиста и вымолвилъ:
— M-r Moyer, я къ вамъ съ большой просьбой!
— Что прикажете? — отозвался тотъ съ особенной вѣжливостью и почти съ почтительнымъ поклономъ.
— Между порядочными людьми подобныя, дѣла рѣшаются, кажется, всегда очень быстро. Позвольте мнѣ быть краткимъ, безъ предисловія, sans avant-propos et sans préambules. Сдѣлайте мнѣ честь быть моимъ секундантомъ?
— Весь къ вашимъ услугамъ! Когда и у кого прикажете быть?
— Этого я еще не знаю и прошу васъ тотчасъ же спросить это у г. Ліонеля Френча.
— Ба!.. — выговорилъ Мойеръ, широко раскрывая ротъ.
— А что? Отчего вы такъ удивились?
Мойеръ отлично зналъ, что заставило его произнести это восклицаніе и разинуть ротъ, но сказать это графу было невозможной безтактностью дурно-воспитаннаго человѣка. Да, наконецъ, и слишкомъ долго было бы разсказывать то, что, какъ молнія или двѣ молніи, пронеслось въ головѣ Мойера.
Первое, что мелькнуло въ его головѣ, было, что графъ Загурскій — великолѣпный стрѣлокъ изъ пистолета и великолѣпный боецъ на шпагахъ. И Мойеру подумалось:
«Ну, не желалъ бы я быть на мѣстѣ твоего противника»!
А затѣмъ, когда Загурскій назвалъ своего противника, посылая Мойера узнать, кто будетъ его секундантомъ, то въ головѣ журналиста мелькнула другая молнія: «А Френчъ на пятнадцати шагахъ рѣжетъ пулей игральную карту, стоящую ребромъ. Про него ходитъ шутка, что онъ на двадцати пяти шагахъ попадаетъ въ женскій волосъ, приклеенный на бѣлой бумагѣ, но при томъ условіи, чтобы волосъ принадлежалъ брюнеткѣ и молодой дѣвушкѣ, а не блондинкѣ и не замужней».
«Что же это будетъ? — спросилъ себя Мойеръ.- Un massacre des… coupables» — съострилъ онъ.
Когда послѣдніе запоздавшіе гости двигались изъ гостиныхъ на парадную лѣстницу, Френчъ, оставивъ свою даму, на мгновеніе отлучился, чтобы заранѣе отыскать свою шляпу-клякъ и быть готовымъ проводить Дубовскаго съ племянницей до передней. Въ ту минуту, когда Френчъ переглядывалъ почти дюжину складныхъ шляпъ на окнѣ танцовальной залы, къ нему подошелъ толстякъ и отрекомендовался:
— Жакъ Мойеръ! Къ вашимъ услугамъ! Журналистъ, сотрудникъ газеты «Mappemonde», подписывающійся псевдонимомъ Domino bleu. Извините за этотъ длинный титулъ!