Есть в «Декамероне» большая группа романтических и героических новелл, специально посвященных изображению ярких образцов самоотверженности в любви и дружбе, щедрости, великодушия, которое Боккаччо называет «блеском и светочем всякой другой добродетели» и заставляет торжествовать над сословными и религиозными предрассудками.
В этих новеллах Боккаччо обращался нередко к книжному материалу, подчас не находя в действительности убедительных примеров идеального поведения, и поэтому его идеи не всегда выливались в полнокровные реалистические образы, приобретая утопический оттенок, хотя его вера в человека неизменно оставалась твердой.
Другой важнейшей стороной «Декамерона» является его антиклерикальная направленность. Большое количество новелл посвящено острой критике католической церкви. Эта критика отражала отношение народа к служителям церкви и «нищенствующим» монашеским орденам. Она развилась на той же основе, которая породила бесчисленные антиклерикальные анекдоты и фачеции, и именно этой народной основой прежде всего объясняется ее острота, сила и смелость.
Римская курия (папский двор) в эпоху Боккаччо окончательно погрязла в болоте алчности, продажности и разврата. Высшие чины церкви обогащались, торгуя индульгенциями (отпущениями грехов) и доходными должностями, предав полному забвению евангелические заповеди о бедности и святости, — их проповедовали с кафедры только для народа. Еретическое движение, прокатившееся по итальянским городам в XII–XIV веках, во многом раскрыло глаза народу своей страстной, неистовой критикой церковных порядков и многочисленными примерами строгого поведения, соответствующего принципам раннего христианства. Но римско-католическая церковь в конце концов сломила это движение и ввела его в официальное русло. Францисканцы образовали обычный католический монашеский орден. Поборники всеобщей бедности и равенства быстро переродились. Высшие чины монашеских орденов, подражая церковникам и соперничая с ними, предались стяжательству, роскоши и разврату, а братия — многие и многие тысячи нищенствующих монахов-миноритов, от которых, по выражению Боккаччо, несносно «отдавало коз-, лом», — усыпали, подобно паразитам, тело Италии, расползались по городам и селениям страны, собирая с мирян дань с помощью хитрости и обмана.
Вскоре у народа начали раскрываться глаза и на монашескую братию. Пармский монах фра Салимбене свидетельствует в своей латинской летописи, как низко пал в глазах народа престиж римской церкви и монашеских орденов уже в конце XIII века. В народе нищенствующих монахов называли «проходимцами», «пройдохами». Писатель-моралист первой половины XIV века Франческо да Барберино специально предостерегал горожан от какого бы то ни было общения с монахами и советовал при их появлении наглухо закрывать дверь. Однако монахи делали свое дело, спекулируя на суеверии, невежестве и предрассудках. Их главным оружием становилось, как уже было сказано, лицемерие, ханжество.
Против лицемерия, ханжества и направляет Боккаччо прежде всего острие своей антиклерикальной критики. Его новеллы приобретают при этом сатирический характер. «Декамерон» открывается одной из таких новелл. Некий сер Чаппеллетто, заведомый негодяй, взяточник, мошенник, человеконенавистник, убийца, не будучи духовным лицом, но действуя испытанным оружием клириков — лицемерием — и доведя его применение до совершенства, не только удостаивается в конце своей нечестивой жизни почетного погребения, но и обретает посмертно славу святого.
Начиная с папского двора и спускаясь до самых низов церковно-иерархической лестницы, Боккаччо обличает алчность, моральное разложение и ханжество духовенства. Умный и тонкий наблюдатель, опытный и веселый рассказчик, он умел извлечь максимум комизма из тех острых ситуаций, в которых оказывались священники, монахи и монахини, действующие вразрез со своими проповедями и становящиеся жертвами собственной жадности и сластолюбия. В итальянской действительности трудно было найти более благодарную тему для новеллы, требующей острых и захватывающих ситуаций, хотя городская жизнь и была богата ими! Боккаччо любил посмеяться над монахами, но церковники и монахи испытали на себе и всю силу его гнева. Недаром противники «Декамерона» ставили в вину веселому новеллисту то, что о духовенстве он говорит «злым и ядовитым языком». Во многих новеллах мы находим резкие, гневные выступления против монахов, имеющие чисто публицистический характер. Бесславный конец или жестокая расправа являются обычным уделом монахов «Декамерона». Рано или поздно народ выводит их на чистую воду. Это можно видеть на примере брата Альберта (день четвертый, новелла II), который ночами «слетал» в образе ангела к одной незадачливой венецианке; его похождения закончились на городской площади, у позорного столба, где он, предварительно вымазанный медом и вывалянный в пуху, был выставлен на всеобщее осмеяние и муку, причиняемую неотступными мухами и слепнями.
«Декамерон» произведение широкого диапазона, охватывающее различные стороны общественной жизни. Отстаивая интересы человеческой природы, Боккаччо выступал против различных сословно-феодальных пережитков средневековья, в особенности против кастовой дворянской замкнутости и высокомерного, презрительного отношения к «худородным» людям. В основе многих новелл «Декамерона» лежат конфликты, вызванные социальным неравенством. Сочувствие Боккаччо неизменно оставалось на стороне незнатных, простых людей. Они являются носителями тех высоких качеств, которые вырабатывались в человеке в условиях городской демократии и которые флорентийский новеллист так высоко ценил.
В «Декамероне» можно найти отдельные проявления аристократических взглядов и вкусов (буржуазная критика особенно любит подчеркивать их), но основа этой книги, бесспорно, является демократической. Демократизм Боккаччо виден не только в тех новеллах, где непосредственно «изображается торжество людей «низкого» происхождения над синьорами. Нетрудно заметить народную «психологию» и в тех новеллах, которые по своей сюжетной схеме восходят к фольклорным повестям о людях, утративших свое высокое положение и права, вынужденных на долгое время опуститься до уровня жизни бедняков и на самих себе испытать все их тяготы и невзгоды; герои таких повестей в конце концов восстанавливают свое положение, но не за счет высокого титула и силы, а благодаря личным качествам и навыкам, приобретенным в пору нужды и бедствий. Их победа создавала иллюзию торжества правосудия, законности и справедливости, что было дорого народному сознанию. Герои таких новелл обычно стараются сохранить в несчастье свое интеллектуальное и моральное превосходство и обнаруживают бесконечное долготерпение и выдержку, предоставляя судьбе и высшему правосудию решить их участь и обеспечить торжество справедливости. Здесь нетрудно обнаружить нотки чисто францисканского смирения и непротивления.
В целом же для «Декамерона», как это не раз подчеркивалось, характерна такая ситуация, когда действующие лица активно добиваются своей цели, «не всегда предоставляя руководство судьбе, которая расточает награды не благоразумно, а, как бывает в большинстве случаев, несоразмерно».
«Декамерон» блестяще продемонстрировал большие возможности «малого» жанра в охвате и раскрытии различных сторон современной действительности, Боккаччо создал несколько типов новелл, которые сам он по старинке классифицировал как «басни, притчи и истории»: от анекдотической, с сюжетом, развивающимся с быстротой спущенной пружины, с острой и неожиданной комической развязкой, до философско-моралистической, отличающейся психологической тонкостью, драматизмом и характерными патетическими монологами героев, приобретающими подчас чисто публицистическое звучание. Большое место занимает в «Декамероне» приключенческая новелла, в которой описание перипетий, переживаемых героем, сопровождается ярким описанием нравов горожан и городской жизни (один из лучших образцов — пятая новелла второго дня: о похождениях молодого купца Андреуччо в Неаполе).
Боккаччо населил мир своих новелл живыми людьми; правда, типичное в их облике обычно подчеркивается с большей силой, чем индивидуальное, но важно уже само огромное разнообразие типов, живость и убедительность их действий в различных ситуациях, естественность их речи.
Боккаччо был реалистом и стремился изображать современную жизнь ярко и правдиво. «В рассказе удаление от истины происшествий сильно умаляет удовольствие слушателей», — говорил он. Следование этой истине было девизом флорентийского новеллиста.
Боккаччо создал и специфический язык новеллы. Элементами этого языка сделались образные выражения разговорной народной речи, а также народные поговорки и пословицы. Боккаччо не только первый обратился к ним, но и дал классические примеры их употребления, показал их особое значение для жанра новеллы, требующего острого, яркого и вместе с тем сжатого и энергичного языка. С тех пор как Боккаччо ввел их в обиход, сделав непременным элементом языка новеллы, ни один новеллист уже не мог обойтись без них.
Боккаччо замечательно владел трудным искусством короткого рассказа и был величайшим из всех новеллистов итальянского Возрождения. Но развитие новеллы не остановилось на Боккаччо, и после него итальянская литература выдвинула еще целый ряд выдающихся и самобытных представителей этого жанра.
Следующий этап в развитии итальянской новеллы связан с творчеством Франко Саккетти (Саккетти родился около 1335 года, умер между 1400 и 1410 годами, точную дату его смерти установить не удалось).. Как и Боккаччо, он был флорентийцем, крепко связанным с жизнью республики. Саккетти высоко чтил своего замечательного предшественника; успех «Декамерона» заставил его обратиться к собиранию фольклорного материала и созданию новелл. В последнее десятилетие XIV века он составил из этих новелл объемистый сборник. «Триста новелл» Саккетти (до нас дошло только 258) существенно отличаются от «Декамерона». Двух флорентийских новеллистов разделял небольшой, но очень бурный период, полный больших политических событий и перемен в жизни Флоренции и всей Италии.
Боккаччо творил в условиях расцвета гвельфской Флоренции, он был полон веры в ее будущее, и этим определялись его оптимизм и «добродушие», на которые так часто указывают многие буржуазные литературоведа, приписывая эти качества счастливому характеру Боккаччо и его «чисто эстетическому» (по их мнению) подходу к реальной жизни, Боккаччо был певцом нового человека — это чувствовалось даже в стиле его новелл, возвышенном и утонченном. Убежденный республиканец, он все свои силы сосредоточивал на борьбе с феодально-католическим наследием средневековья; почти никогда не критиковал он современного ему государственно-административного устройства и вообще редко затрагивал в своих новеллах вопросы политической жизни. Однако уже последние годы Боккаччо были тревожными. Противоречия между «жирным» и «тощим» народом становились острее, в итальянской политической жизни и культуре вместе с появлением тирании, призванной обуздать и подавить «тощий» народ, возникли антидемократические тенденции, началась антибюргерская реакция, которая коснулась и Боккаччо; подпав под влияние одного монаха-фанатика, Боккаччо отказался от своего «Декамерона» и написал антифеминистический (направленный против женщин) памфлет «Корбаччо» («Ворон»), в котором возрождались аскетические мотивы средневековья.
Во времена Саккетти положение стало еще хуже, В большинстве ломбардских городов к концу века установилась власть тиранов. Угроза тирании нависла и над Флоренцией: в условиях обострившейся борьбы между «жирным народом» и армией наемных рабочих республиканский строй был уже бессилен в защите буржуазии, а интересы внецеховых рабочих, чомпи (оборванцев), как их презрительно называли, он не хотел защищать. Городская «демократия» начала разлагаться и пришла в упадок. Знаменитое восстание чомпи в 1378 году до основания потрясло весь строй городской демократии и обнаружило его слабость и гнилость.
Правители Флоренции, члены Совета приоров, вообще не отличались большим рвением в государственных делах, и горожане должны были принимать особые меры, чтобы несколько активизировать выбранных ими высших должностных лиц. Очень часто, иногда каждые два месяца, приходилось менять состав членов правительства, людей большей частью малокультурных, лишенных понимания широких государственных интересов и движимых только непосредственными интересами своего цеха. Существовала даже такая мера: новоизбранных правителей подвергали на известный срок затворничеству, лишая общения с женщинами, дабы они не отвлекались от выполнения государственных дел.
В эпоху Саккетти и приоры и подеста совершенно утратили свой авторитет в глазах народа. Они хотели бы служить крупной буржуазии, но необоримый страх перед народными массами, перед чомпи делал их пассивными и трусливыми. Фигура жалкого, трусливого приора или подеста становится в это время достоянием анекдота, фачеции и новеллы. Карикатурное или гротескное изображение правителей города, картины острых столкновений «жирного народа» с внецеховой рабочей беднотой, — описание участия больших масс народа в событиях городской жизни — все это сообщает новелле новое содержание и существенно изменяет ее черты, ее стиль. Она становится более активной политически, в ней явственнее слышится голос народных масс Флоренции, бурлящей, как котел.
Если Боккаччо мог тонко иронизировать над человеческой слабостью какого-нибудь не в меру сластолюбивого подеста или искусно намекал на алчность и глупость какого-нибудь нотариуса, то у Саккетти в подобных случаях не встретишь иронии, или она настолько резка, что неизменно выливается в открытую вспышку гнева. Подеста, нотариусы, приоры, священники, монахи — все те, кто угнетал и обманывал народ, изображаются у него в язвительно гротескном или карикатурном виде. Писатель яростно бранится, не скупясь на крепкие и энергичные выражения, взятые из разговорной речи.
Большой политический опыт говорил ему, что там, где ослабевает и вырождается строй городской демократии, рано или поздно устанавливается тирания. Поэтому новеллы Саккетти пронизаны чувством острого беспокойства за будущее Флоренции и дышат открытой ненавистью ко всем врагам республики.
Есть у Саккетти круг новелл, в которых его метод и стиль проявляются с особенной полнотой и яркостью. Это новеллы «происшествий». Их действие обычно начинается в людном месте, на рынке, или переносится на рынок, на городскую площадь (перед Дворцом синьории), причем в происшествие так или иначе вовлекаются большие массы народа. Начинаются эти новеллы с нарочито комического и незначительного события, как веселая жанровая сценка, но по мере своего развития обычно превращаются в острую политическую зарисовку гротескного характера. Один из лучших образцов новеллы этого типа — новелла о коне Ринуччо (новелла CLIX). Старая и тощая кляча, принадлежащая столь же старому и тощему владельцу — рыцарю Ринуччо ди Нелло, однажды произвела страшный переполох в городе: унылый россинант, неожиданно порвав привязь, бросился преследовать пробежавшую мимо кобылу. На Старом рынке, куда прибежали лошади, началась паника: купцы-суконщики стали перекидывать свой товар в глубь лавок из боязни, что «тощий народ» сможет воспользоваться суматохой и свести с ними счеты. Высшие должностные лица города начали вооружать сбиров, полагая, что вот-вот вспыхнет революция, а сами в смертельном испуге попрятались кто куда. Едва началась суматоха на Старом рынке, как тотчас же из своих кварталов туда устремились ткачи, шерстобиты, чесальщики и вступили в драку с представителями «жирного народа» — мясниками.
В этих новеллах Саккетти мастерски рисует жизнь Флоренции конца XIV века, накаленную политическую атмосферу, для которой достаточно было малейшей искры, чтобы вызвать пожар; он показывает грозно растущую силу народных масс и растерянность и трусость правителей, уже не способных поддерживать в городе порядок и мир и живущих в вечном страхе перед восстанием бедноты. С исключительным блеском передает новеллист нарастание действия и столь же искусно и остро пользуется приемами гротескного изображения в заключительных сценах, в которых появляются «отцы города», одержимые позорным страхом.
Саккетти резко обличал имущественное неравенство в коммуне. Именитых горожан, разоряющих бедняков, он называет «богатыми волками». С нескрываемой ненавистью писал он и о продажных служителях правосудия, находившихся на содержании у этих «волков». Народ сильно страдал от профессиональной недобросовестности и продажности судей, юристов, нотариусов, и Саккетти отразил отношение народа к этой корпорации в ряде новелл, написанных с грубоватым, по-народному крепким юмором или с неприкрытым гневом. Бесчинству и беззаконию служителей правосудия противопоставлял он народный идеал справедливости и честности.
В CXIV новелле, построенной на фольклорном материале, — Саккетти обращается к одному из излюбленных образов итальянской новеллы — образу Данте, который выступает как воплощение неподкупной совести и справедливости. Саккетти рассказывает, что один молодой дворянин, привлеченный за свое вызывающее поведение и притеснения, чинимые горожанам, к судебной ответственности, попросил Данте, который был ему знаком, поддержать его перед лицом правосудия своим авторитетом. Данте, тщательно разобравшись в деле, нашел, что этот дворянин должен быть привлечен к суду не за одно, а за два преступления, и выдвинул против него дополнительное обвинение.
В новеллах Саккетти резко обостряется антиклерикальная критика. Духовенство и монахи изображаются как поборники социального и имущественного неравенства, а папство обвиняется в разжигании политической вражды в городах и в потворствовании тирании. Без конца напоминает Саккетти князьям церкви евангельское учение о бедности и святости и, рисуя возмущение народа делами церковников, ясно дает понять им, что народному долготерпению рано или поздно должен прийти конец. В CXXXIV новелле рассказывается, как один горожанин, у которого лопнуло терпение, берет топор и идет в церковь, чтобы взломать церковную кружку и получить сторицей за свою лепту церкви, как то обещал ему приходский священник.
Герои новелл Саккетти говорят о религии, христианских святых и о самом Христе в духе свободомыслия эпохи Возрождения и с характерной народной прямотой суждений. Один горожанин в новелле CXXI берет свечи, горящие перед изображением Христа, и ставит их на могилу Данте, ибо, по его мнению, деяния Данте, творца «Божественной комедии», выше деяний Христа и заслуживают большего поклонения, поскольку возможности поэта, простого смертного, были неизмеримо меньшими, чем возможности богочеловека. Прославление людского ума, энергии, доблести — это была традиция, идущая от Боккаччо. Саккетти углубил ее демократическое содержание.
С особым увлечением рассказывает он множество историй, в которых народная смекалка торжествует победу над тупостью ожиревших святош, коварством и произволом знатных синьоров: мельник, крестьянин-простолюдин, отвечает на труднейшие вопросы, заданные аббату коварным тираном, и тем выручает из беды тупого клирика (новелла IV); простой веяльщик Парчиттадино, задумавший стать придворным шутом, дает урок королю Адоардо (Эдуарду III), привыкшему слушать одних льстецов (новелла III).
Большинство новелл Саккетти представляет собой яркие реалистические зарисовки сцен из жизни Флоренции конца XIV века. Автор очень часто замечает: «Я, пишущий эти строки, был при этом». Взятые вместе, «Триста новелл» образуют широкое полотно, изображающее период ожесточенных битв между «жирным» и «тощим» народом. Итальянская новелла в этот период в лице одного из своих лучших представителей — Саккетти достигает наивысшей степени народности, до которой она впоследствии уже не поднималась.
Крупнейшим итальянским новеллистом XV века был Мазуччо Гуардати. Он жил при дворе арагонских королей в Неаполе и был вынужден искать покровителей своему «Новеллино» среди членов королевской семьи и придворных. Это был период, когда в связи с упадком городов-республик началось перерождение итальянского гуманизма, утрачивавшего связи с городской демократией. Ученые, писатели, художники обосновывались при дворах Князей, тиранов, королей и нередко становились не только их секретарями, но и советниками и панегиристами — идеологами тирании или монархии. Неаполь был одним из крупнейших культурных центров Италии XV века; арагонские короли (в особенности Альфонс V) покровительствовали ученым и поэтам, и им удалось собрать при своем дворе многих выдающихся гуманистов. Но правление Арагонской династии отличалось исключительным деспотизмом.
Захватив в 1442 году власть, арагонские короли в течение многих лет разоряли подвластный им край. Народ испытывал тяжелейший налоговый гнет, при дворе царили жестокость, продажность и развращенность; короли вели постоянные войны с непокорными баронами — крупными феодалами, и край не знал ни покоя, ни мира; страшные тюрьмы в Кастельнуово всегда были переполнены. Особенной жестокостью прославился Ферранте (Фернандо, или Фердинанд) I.
Именно на годы деспотического правления этого короля приходится наиболее зрелый и интенсивный период творчества Мазуччо.
Как воспринимал писатель окружающую обстановку? Какое место занимал он при дворе? Как формировалось его мировоззрение и насколько оно отвечало господствующей идеологии? К сожалению, на все эти вопросы ответить очень трудно, так как у нас почти нет точных сведений о жизни неаполитанского новеллиста и о многом приходится только догадываться.
Мазуччо (уменьшительное от Томмазо) Гуардати, как предполагают исследователи, родился в Салерно около 1420 года и умер вскоре после опубликования своего «Новеллино», увидевшего свет в 1476 году в Неаполе. Возможно, что он происходил из знатной семьи. Можно также предполагать, что Мазуччо некоторое время исполнял должность секретаря салернского князя Джованни Роберто Сансеверино, управляющего городом по праву, дарованному ему Ферранте I, во всяком случае Мазуччо был очень привязан к этому князю и впоследствии, находясь при дворе, оплакивал его смерть в своем «Новеллино».
В какой мере деятельность его как писателя отвечала интересам господствующей идеологии? Об этом мы можем судить только на основании его новелл.
По языку и тону «Новеллино» далек от официального литературного направления; идейное содержание его по своему значению также не укладывалось в рамки господствующей идеологии. Особенной остроты и силы достигает в новеллах Мазуччо антиклерикальная традиция, идущая от устного народного рассказа и от Боккаччо, которому неаполитанский новеллист, по его собственному признанию, был многим обязан. Рисуя жизнь духовенства и монахов, которые «сеют ложь, грабят, насилуют», Мазуччо не знал пощады. Крайнюю нетерпимость и памфлетическую страстность его антиклерикальных новелл часто пытаются объяснить теми отношениями, которые существовали между Арагонской династией и римской католической церковью. Династия и курия враждовали между собой. Папа Каллист III отказался признать Ферранте I Арагонского, отлучил его от церкви и объявил Неаполитанское королевство своим владением; папа Александр VI подготовил падение Арагонской династии. Разумеется, папство действовало так не ради блага народа, а во имя своекорыстных интересов, пытаясь распространить свою власть на юг Италии. Если Мазуччо в своей непреодолимой ненависти к клерикалам и учитывал эти стремления папства, то он думал не только об интересах Арагонской династии, но и о том, как папская тирания могла бы отразиться на положении родного края и народа. Эта тирания была ничем не лучше, а во многом даже хуже арагонского деспотизма. Папство представляло собой могучую космополитическую силу средневековья, которая в Италии служила самой большой преградой развитию национальных сил и созданию единого централизованного государства.
Демократические основы критики духовенства можно проследить в отдающих еретической проповедью выступлениях новеллиста в защиту раннего христианства, не знавшего ни церквей, ни монастырей с их богатством и развращенностью. Жестоко высмеивал Мазуччо алчность духовенства, примером чего может служить новелла о священнике собора св. Петра в Риме, который не смог примириться с убытком, понесенным им в связи с приобретением фальшивого камня, и умер.
«Новеллино» был занесен Ватиканом в «Индекс» (список запрещенных, книг), и монахи с особым рвением истребляли экземпляры его первого издания. Следующее издание появилось лишь в XVII веке, но и оно было осуществлено тайно. Сборник новелл Мазуччо состоит из пятидесяти рассказов, разбитых на пять частей, — по десяти в каждой части. Новеллы объединены тематически: первая часть направлена против монахов, вторая — против развращенности женщин и т. д. К обличению женщин Мазуччо привело, несомненно, зрелище того падения нравов, которое он наблюдал при арагонском дворе. Но, конечно, Мазуччо был отчасти затронут и теми рецидивами средневековой идеологии, которые еде раньше вызвали появление боккаччевского «Корбаччо», обличавшего «греховую природу» женщин. Развращенности нравов Мазуччо пытался противопоставить строгую рыцарскую мораль дворянско-испанского образца, и это значительно ограничивало идейную ценность его новелл.
Хотя гуманизм и художественная литература, питавшаяся его идеями, в XV веке начинают отходить от демократических и республиканских традиций, от народной культуры, они все еще продолжают сохранять свой наступательный характер в борьбе с феодально-католической идеологией.
В середине XV века гуманист Поджо Браччолини (1380–1459) закончил составление небольшого, но исключительно острого сборника коротеньких рассказов — «Фацетий». Поджо написал свою книгу по-латыни; фацетии — латинская форма названия уже знакомого нам жанра; первое упоминание о фацетиях Поджо относится к 1438 году, последняя фацетия датирована 1453 годом.
Поджо жил в Риме, при папском дворе, куда он был приглашен как гуманист-эрудит и где он пробыл более тридцати лет, работая в папской канцелярии вначале апостолическим писцом, а затем секретарем. Он рассказывает, что в досужее время апостолические писцы и секретари вместе с чиновничьей мелюзгой (аббревиаторами, ведавшими регистрацией исходящих бумаг, и т. п.) имели обыкновение собираться в условленном месте, выразительно именуемом «Вральней». Они рассказывали здесь всевозможные анекдоты на злобу дня, перебирали все, в особенности скандальные слухи о деятельности католического духовенства, которые стекались в римскую курию со всего света, перемывали косточки папам, кардиналам, королям и т. д. «Там мы никому не давали спуску и поносили все, что нам не нравилось», — говорит Поджо.
Анекдоты и шутки чиновников папской канцелярии легли в основу «Фацетий» Поджо, отличающихся крайним антиклерикализмом и откровенным жизнелюбием. Как, на какой основе могло возникнуть в XV веке столь острое и смелое произведение? Почему оно создавалось в самой штаб-квартире католического воинства — в папской резиденции? Исторические условия и идеологические предпосылки, сделавшие возможным появление «Фацетий», сложны и разнообразны.
Начать хотя бы с того факта, что папа Николай V не только знал о существовании «Вральни», но и сам нередко заглядывал туда и поощрительно относился к шуткам чиновников. Папа Николай V был другом Поджо и покровительствовал гуманистам. Известное поощрение «вольнодумства» со стороны папства в это время объяснялось стремлением католической церкви оторвать новую идеологию от ее демократических, республиканских корней; поощряя развитие кастовых тенденций в гуманизме, папская курия надеялась противопоставить его религиозно-мистическим учениям, под знаком которых в Италии проходили еретические и реформаторские движения. Это объясняет нам, почему Поджо мог создавать свои «Фацетии», находясь в центре католического мира.