«Так ради мертвецов открыто и радушно
Подъемлет Пантеон в туманности воздушной
Колонны стройные…»
Пантеон
Пантеон красив своей массивной симметрией. До него на этом месте было аббатство, построенное во имя святой Женевьевы, покровительницы и защитницы Парижа; квадратная колокольня (она схожа с башней Сен-Жак) все еще существует позади желтого фасада лицея Генриха IV, священного для меня места – в нем преподавал философию мой учитель Ален. Надеюсь, вы знаете сочинения Алена. Если нет, мы войдем в первый попавшийся книжный магазин, и я вам их подарю. Это «Суждения о счастье», «Любовные похождения», «Теория искусств», «Боги».
Пантеон был построен Людовиком XV и в то время назывался церковью Сент-Женевьев. Архитектор Суффло часто бывал в Риме, вот почему он и создал такой гигантский собор. Нужно войти в него, чтобы почувствовать его величие. Здание было закончено во времена Революции. В момент смерти Мирабо Национальное собрание решило отвести этот храм для его могилы и впредь хоронить здесь всех великих людей. И в самом деле Пантеон – это собрание великих. Но встречаются и люди малоизвестные, так как в каждую эпоху политические страсти оказывают свое влияние. В этом склепе захоронены Вольтер и Руссо, так же тесно соединенные после смерти, как глубоко разъединенные при жизни; разумеется, Виктор Гюго; химик Марселей Бертло, некоронованный король своего времени, лишивший себя жизни, дабы не пережить жену, похороненную с ним рядом; Эмиль Золя -за его мужественную позицию во время дела Дрейфуса; и Жан Жорес, чей могучий голос, провозглашавший мир во всем мире, мне довелось слышать.
Спускаясь по древней узкой, извилистой улице де ла Монтань Сент-Женевьев, мы подходим к Эколь политекник, куда главный вход ведет, как и подобает, с улицы Декарта. В Эколь политекник царит картезианский метод; здесь Франция превращает математиков в правительственных чиновников. Результаты не так уж плохи, говорят французы, весьма склонные к самокритике. И действительно, во Франции правят страной не хуже, чем в соседних странах, а в административном отношении, пожалуй, даже лучше. Было бы заблуждением считать, что картезианский метод и дополняющий его экспериментальный метод могут быть врагами тонкого ума и действия. Декарт создал современную математику; он был солдат по профессии и великий прозаик, но в своем роде мистик – глашатай божественной воли. И то, что в этом квартале Декарт сосед Клода Бернара и святой Женевьевы,- неплохой символ. О, как Франция сложна!
В последнее время в вашей стране вам много говорили о Сен-Жермен-де-Пре. Некогда он считался кварталом церкви и издательств, но начиная с войны 1939 года стал равным по значению Монмартру и Монпарнасу. В 1947 году, путешествуя по двум Америкам, я был поражен количеством вопросов, задаваемых мне журналистами о «Кафе де Флор», о кафе «Дё Маго», об отеле де ла Луизиан. Был ли знаменит Сен-Жермен-де-Пре в глезах многих молодых людей как место увеселения? Не совсем так. Конечно, в квартале были кабаре, ночные кафе, такие, как знаменитая «Роз руж», где слушали четырех братьев Жак, остроумие которых столь же тонко, сколь и смешно, и которые вовсе не братья; были такие погребки, как «Табу». Но для расспрашивающих меня иностранцев Сен-Жермен-де-Пре был прежде всего выразителем душевного состояния и той философии, которая является частью экзистенциализма.
Что знали мои собеседники о доктрине экзистенциализма? Почти ничего. Их сильно смутил вопрос: почему, когда речь идет о человеке, размышляющем о самом себе, сущность предшествует существованию? Из произведений Сартра они знали только «При закрытых дверях», «Грязные руки» и «Почтительную проститутку». Но когда речь шла о любимых кабачках Сартра и Симоны де Бовуар, эрудиция моих собеседников была неистощима. Они знали, что сюрреалисты предпочитают «Дё Маго»; экзистенциалисты – «Кафе де Флор», а пивную Липп, которую некогда посещали Фарг и Сент-Экс, иногда посещал Андре Жид. Эти священные места были для молодых людей Гарварда или Иела, Сан-Марко или Меделлен тем, чем для молодых греков Среднего Востока были Лицей или Академия во времена нанвысшей славы Греции. Америка, с ее строгими нравами, всегда мечтала найти в Париже какой-то налет вольной фантазии, пусть даже слегка безумной. Монмартр, а затем Монпарнас отвечали этому стремлению. Сен-Жермен-де-Пре их продолжает.
Мне не нравится, когда Монмартр и Монпарнас изображают в виде двух держав-соперниц. Пусть обаяние Монпарнаса более свежо, но и старый Монмартр все равно не теряет ни на йоту своего очарования. Конечно, существует Монмартр во вкусе провинциалов, в какой-то мере уже старомодный. Но сколько жо уголков старого Монмартра остаются неповторимыми! Весь Монмартрский холм усеян небольшими одноэтажными домиками, с балконами, полными цветов, с зелеными палисадниками. На каждом повороте перед вами – Утрилло или Кизе. На крутых улочках стоят повозки, груженные овощами, первоцветом, гиацинтами. Купите букетик цветов или артишок, и торговка вам скажет: «Бери, моя красотка, бери, моя дорогая, бери, моя милая».
Лестницы Монмартра
Потому что на Монмартре ведут себя непринужденно. А вы знаете, что существует Монмартрская республика? Мэр Монмартра? Что по воскресеньям устраивается шествие пожарных с сельским стражником во главе? Изучите эту республику. В глубине узкого тупичка вы вдруг обнаружите старый особняк с резьбой на фронтоне. На самой верхушке Елисейской улицы изящных искусств как фон для всей открывающейся перед вами картины стоит красивое старинное здание. Посмотрите на эту улицу, состоящую сплошь из лестниц, она перерезана пополам старыми железными перилами, отполированными тысячами рук, державшихся за них. Следующая улица перегорожена деревом, разросшимся так пышно, как будто оно выросло в лесу. Никакой планировки. Все неожиданно, все разукрашено «как чучело гороховое». Площади бесформенны. Улицы извиваются вокруг собственной оси и приводят вас обратно, туда, откуда вы вышли. Стены облуплены; штукатурка осыпается. Неожиданно возникают виноградные кусты и поднимают свои чахлые лозы на вершину холма. Тут все беспорядочно, сумбурно и очаровательно. Это Монмартр.
Ни в одном квартале вы не увидите более противоречащих друг другу картин. На монмартрских улицах встречаются персонажи из романов Карко, девушки, поджидающие в двух шагах от меблированных комнат своих клиентов, сутенеры в кричащих пиджаках, издали наблюдающие за своими любовницами. Но есть и другое: Монмартр религиозный, и большие автобусы, доставляющие к подножию Сакре-Кёр толпы богомольцев, и торговцы талисманами, предлагающие вам за пятьдесят франков фальшивый коралл в форме сердца, и поблизости от Северного кладбища- улица Жозеф де Местр, строгая, как римский папа. Часовня Мучеников (поскольку Монмартр – это гора мучеников, где были, по преданию, обезглавлены святой Дионисий и его ученики), та самая часовня, где Игнатий Лойола со своими единомышленниками слушал мессу в день основания им ордена иезуитов, теперь исчезла. Нужно ли сетовать, как многие эстеты, по поводу уродливой базилики Сакре-Кёр? По-моему, нет. В солнечный день ее белая громада на вершине холма достойно венчает Париж,
Монмартр ночью. Мулен-Руж
Не верьте тому, что художники покинули Монмартр. Им, конечно, грустно, что украшения, сделанные в угоду провинциалам, испортили какие-то улицы, но для них осталось достаточно восхитительных уголков, и они продолжают любить монмартрскую жизнь. На Монмартре вы найдете знаменитых художников: Дюфи, Леже, имевшего там свою мастерскую; память об Утрилло, который, покинув Монмартр, продолжал воспроизводить на своих полотнах
«Улицу с ее тусклыми домами,
Ее лавчонками и сверкающие тротуары…»
На Монмартре жили великие композиторы – Онеггер, Дариус Мило, которого вдохновлял, а не тревожил оглушительный шум на бульваре де Клиши. На Монмартре очень охотно живут и оркестранты. Перед рестораном Пигаль каждый вечер к пяти часам собирается настоящая ярмарка музыкантов – кларнетист, гобоист, альт – все они ищут работу. А что до «воскресных» художников, то вы помните, как нам приходилось обходить их мольберты на каждом углу улицы.
«Подъем на фуникулере,- говорит Жюль Ромен,- сохранил свой привкус некоего приключения. Вы внезапно возноситесь над городом, и благодаря тому, что вас с городом разделяют сады, двойная белая лестница, создается впечатление особой величественности. Легкий туман смешивается с солнечным светом. Шум, который в другом месте казался бы мрачным и грубым, здесь кажется радостным. Таким может быть только Париж. И этот свет, этот шум и ваше сердце подтверждают это. Но чувствуешь себя так, как будто ты – в гостях, как будто ты, иностранец, приехал в чужой город. Эта большая белая лестница как бы говорит о власти других законов…»
Монпарнас… В истории Европы есть период испанского господства, период французского господства, период английского господства. Триумфальный период Монпарнаса хронологически входит в историю Парижа между историей Монмартра и Сен- Жермен-де-Пре. История Монпарнаса совпадает приблизительно с периодом между двумя войнами, но она куда блистательней в десятилетие с 1919 по 1929 год, чем в десятилетие с 1929 по 1939 год. Будет, впрочем, большой ошибкой думать, что Монпарнас заглох после того, как его свергли с престола. Испания, Франция и Англия сохраняют свое величие, авторитет и обаяние, пусть даже в настоящее время господствует американское или русское влияние. Но будущего никто не знает. Быть может, Монпарнасу уже завтра суждено пережить вторую молодость.
Планировка Монпарнаса проста. Вообразите два больших бульвара, пересекающиеся в форме X: бульвар Распай и бульвар Монпарнас. Начинаются они в районе Сен-Жермен и тянутся к обсерватории и Лион де Бельфор. Место их пересечения для Монпарнаса является тем же, что площадь Оперы для Парижа. На этом перекрестке или на расстоянии нескольких сот метров от него находятся знаменитые кафе: «Дом», «Ротонда», «Куполь»; совсем недалеко от них – Академия де ла Гранд- Шомьер.
Если вы хотите понять монпарнасскую атмосферу на следующий день после перемирия 1918 года, перечитайте первый роман Хемингуэя «И восходит солнце» («Фиеста»). Вы увидите в нем, как американские студенты, чувствительные англичане, русские белоэмигранты, красные испанцы – все устремлялись в этот квартал, внешне буржуазный, но, по существу, непринужденный. Они искали там выхода своей душевной подавленности. Художники заманивали натурщиц, красивых девушек легкого нрава; натурщицы заманивали богатых иностранцев. Так началась для Монпарнаса эпоха необычайного расцвета.
Уголок старого Монмартра
Жаловаться на недостаток гениев было нельзя. Уже перед войной 1914 года Отон Фриез, Ван Донген, Модильяни, Паске были время от времени обитателями Монпарнаса. Но междувоенный период – в целях создания Парижской школы – объединил Матисса, Дерена, Дюнуайе де Сегонзака, Утрилло, Руо с Пикассо, Шапеллем, Браком.
Годы 1919-1929 были для Соединенных Штатов временем небывалого процветания, временем, когда спекулянты были уверены, что только небо – граница их несметных состояний. Меценатство стало одним из атрибутов роскоши. Обладавшие громадными возможностями, музеи Америки скупали картины новых мастеров. Частные коллекции дрались за творения модных художников. Поток долларов хлынул в кафе «Дом» и «Ротонда». Большие художники приобрели большие автомобили. Большие кафе заказывали большие фрески для своих помещений. Монпарнас привлекал так много зрителей, что качество зрелищ снизилось. А затем наступил экономический кризис 1929 1930 годов, вернувший и миллиардеров и художников к скромному образу жизни. Как и полагается в послевоенное время, нынешний Монпарнас очень ограничил свои потребности, но все талантливое, все прекрасное осталось ему верным.
Вот мы и заканчиваем наши прогулки, а между тем я вам почти ничего не показал. Но как показать все? Буквально каждая улица Парижа имеет свое лицо; и тот или иной тупичок Монмартра, тот или иной монастырь, обвитый целой сетью бедных улочек, тот или иной магазин с вечно новой, художественно выполненной витриной – все они заслуживают того, чтобы о них были написаны целые тома, что и сделал Бальзак. Я мог только внушить вам страсть к Парижу. А теперь – идите куда глаза глядят. Бродите. Доверьтесь своему инстинкту. Только так можно узнать город. О Нотр-Дам, об Опере и Пантеоне я обязан был вам рассказать. Без таких отправных точек вы могли бы растеряться. Конечно, памятники нужно знать, но ограничиться только ими нельзя. Я показал вам Париж таким, каким его видят все. От вас самой зависит создать себе свой Париж. Одна из моих студенток-американок (она была из Калифорнии) могла описать подробно все витрины улицы Жакоб или Университетской: книжные магазины, антикварные магазины с их позолоченными стенными часами, изделиями из опала и слоновой кости, переплетами с гербами, миниатюрами, пастушками из саксонского фарфора. «У нас нет,- говорила она,- этих изумительных старинных улиц. Пусть у других городов тоже есть своя поэзия, но мы так впитали в себя очарование французских книг, что только в Париже нам все время кажется, будто мы все это уже видели. Некогда римляне, как, например, Цицерон, чувствовали себя в Афинах, как дома. А мы чувствуем себя, как дома, в Париже. Таковы столицы с ярко выраженной духовной жизнью – столицы духа».
Столица духа. Да, это сказано точно. Это не значит, что все оригинальные мысли рождаются в Париже. Вовсе нет. Но, по-видимому, именно здесь они обретают свою форму. Парижские разговоры, блестящие и вместе с тем глубокие, вначале вас смутили, сбили с толку. А теперь вы говорите мне, что отныне не сможете обойтись без них. Столица вкуса. Я вам говорил о парижских мастерах и о том, почему власть их творчества так постоянна. Но вкус проявляется у нас и в другом. Мне очень понравилось, что вы оценили по достоинству не только наши знаменитые рестораны, но и те маленькие, скромные по виду ресторанчики, в которых хозяин сам готовит и сам хлопочет об изысканности блюд. И не надо думать, что эта взыскательность, изысканность расслабили наши характеры. Разве Париж, столица вкуса, не является также и столицей свободы? Несколько лет назад, во время оккупации, когда многие американцы тянули меланхолическую жалобу: «Последний раз, когда я видел Париж…» – я произнес им краткую речь на тему: «В следующий раз, когда вы увидите Париж…»
«В следующий раз, когда вы увидите Париж,- сказал я им,- он будет таким же красивым, каким вы его запомнили. Его памятники сохранят свои чистые линии, и все останется на своих местах; золотые трофеи на куполе Дома Инвалидов будут сверкать тем же матовым блеском; эти два прелестных дома из розового кирпича все так же будут стоять при входе на площадь Дофина. Парижан вы найдете похудевшими, ослабевшими, но не потерявшими ни остроумия, ни здравого смысла, ни мужества… Париж – город большого сердца, Париж пылкий и непокорный, Париж оккупированный, но не завоеванный,- вот что вы вновь увидите, мои американские друзья, когда в следующий раз приедете в Париж…»
И вот, мой друг, вы именно это здесь увидели и отныне каждую весну вновь захотите посмотреть и еще лучше узнать.
1. Арены Лютеции 2. Собор Парижской богоматери 3. Сент-Шапель 4. Лувр 5. Сад Тюильри 6. Бурбонский дворец (Национальное собрание) 7. Собор Инвалидов 8. Эйфелева башня 9. Военная школа 10. Дворец Шайо 11. Триумфальная арка на площади Звезды 12. Елисейский дворец 13. Большой дворец (Гран-пале) 14. Малый дворец (Пти-пале) 15. Вандомская колонна 16. Пале-Рояль 17. Арка Карусель 18. Государственный архив 19. Дворец ЮНЕСКО 20. Ворота Сен-Дени 21. Ворота Сен-Мартен 22. Опера 23. Биржа 24. Церковь Мадлен 25. Центральный рынок 26. Сорбонна 27. Клюни 2S. Пантеон 29. Церковь аббатства Сен-Жермен-де-Пре 30. Институт 31. Сакре-Кёр 32. Вокзал Монпарнас 33. Лионский вокзал 34. Вокзал Аустерлиц 35. Вокзал Сен-Лазар 36. Северный вокзал 37. Восточный вокзал 38. Церковь Трините 39. Нотр-Дам де Лоретт 40. Опера-Комик 41. Люксембург 42. Ратуша
СИТЕ (собств. «город») - древнейшая часть французской столицы, расположенная на острове (остров Сите) посреди Сены, в восточной части современного Парижа. Город возник на месте древних галльских поселений еще до нашей эры. Во времена римского владычества носил имя Лютеции. В конце IV века утверждается название «Париж» (от местного племени «паризиев»). По мере роста города его жители расселялись по обоим берегам Сены, но еще вплоть до конца XV века Сите сохранял свое значение главного центра города, где находились кафедральный собор и королевский дворец.
В Сите сохранился ряд древнейших зданий Парижа: собор Парижской богоматери (см.), часовня Сент-Шапель (см.), Дворец Правосудия (см.), старая крепость, а впоследствии тюрьма, Консьержери (см.). Восемь мостов соединяют Сите с правым и левым берегами Сены и один мост – с соседним островом Сен-Луи.
АРЕНЫ ЛЮТЕЦИИ, представляющие собой остатки античного театра или цирка, являются редчайшим памятником эпохи римского владычества, сохранившимся в современном Париже. Построенные на левом берегу Сены, недалеко от острова Сите, арены вмещали до 16 тысяч зрителей. Точная дата их сооружения неизвестна. В 280 году во время нашествия варваров арены были разрушены. С тех пор в течение долгого времени эти развалины служили своего рода карьером для жителей города, бравших оттуда материал для своих построек. Позднее все следы арен скрылись под землей и о существовании их было забыто. Только немногим ученым, по сведениям старинных хроник, было известно, что в Париже галло-римской эпохи был такой амфитеатр. Впервые на его остатки натолкнулись совершенно случайно в 1869 году во время землеройных работ при постройке омнибусного парка на улице Монж, 49. Франко-прусская война приостановила начавшиеся раскопки. Они были возобновлены лишь пятнадцать лет спустя. В настоящее время, полностью раскрытые и, насколько возможно, реставрированные, арены являются одной из главных достопримечательностей города и используются как место для общественных зрелищ.
ДВОРЕЦ ТЕРМ - одно из древнейших сооружений Парижа, относящееся к галло-римской эпохе. Он находился на левом берегу Сены, недалеко от острова Сите. Точное название этого сооружения, разрушенного варварами в конце III века н. э., неизвестно. Оно не могло быть императорским дворцом, который находился на острове Сите на месте Дворца Правосудия. Скорее всего, здесь все же надо видеть здание общественных купален (терм), наподобие тех, следы которых были обнаружены под фундаментами Коллеж де Франс.
В настоящее время от всей постройки сохранился лишь один громадный зал 14,5 метра высотой, с мощными крестовыми сводами и стенами толщиной 2 метра. По-видимому, зал этот служил фригидариумом (холодными банями), о чем говорит сохранившийся тут же бассейн. Скульптурные украшения в виде носов кораблей, помещенные у основания сводов, позволяют предположить, что зал был сооружен для той самой общины древних купцов-навигаторов, с деятельностью которых связывается само основание Парижа и герб города с корабликом, плывущим по волнам.
Сейчас Дворец терм служит музеем искусства галло-римской эпохи, где сосредоточены все архитектурно-скульптурные памятники, найденные при раскопках в Париже. Одним из интереснейших экспонатов является языческий алтарь времен императора Тиберия, с изображениями как римских, так и галльских божеств. Этот алтарь был открыт в 1711 году под хорами собора Парижской богоматери.
Дворец терм
СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ (NOTRE-DAME de Paris) построен в западной части острова Сите, на месте, где в I веке н. э. находился древнеримский алтарь, посвященный Юпитеру, а затем несколько раз воздвигались различные церкви. Наконец, парижский епископ Морис де Сюлли решил предпринять строительство нового грандиозного собора. В 1163 году был заложен его первый камень, а двадцать шесть лет спустя освящен алтарь. Строительство велось систематически от хора к фасаду, который был закончен в 1240 году. К 1250 году были воздвигнуты башни, и архитектор Жан де Шелль (первый из строителей собора, чье имя дошло до нашего времени) начал работы по строительству средокрестья нефа и трансепта. Они были продолжены Пьером де Монтеро, с именем которого связывается и создание фасадов трансепта. Знаменитые аркбутаны пролетом 15 метров, поддерживающие снаружи стены и своды апсиды, были сооружены уже в XIX веке.
Начиная с XVIII столетия древнее здание постепенно приходило в упадок. В эпоху, когда Виктор Гюго писал свой знаменитый роман, собору угрожало полное разрушение.
В 1841 году по специальному правительственному постановлению была начата капитальная реставрация собора под руководством известного архитектора и знатока средневекового искусства Виолле-ле-Дюка (1814-1879). Эти работы были завершены в 1864 году.
С точки зрения современных реставрационных требований Виолле-ле-Дюк превысил несколько свои прямые задачи, так как он не только укрепил здание, но и заново восстановил некоторые уже разрушенные части. Но ему принадлежит неоценимая заслуга в деле спасения этого выдающегося памятника французского зодчества эпохи средневековья и блестящего образца раннего готического стиля в архитектуре.
До середины XIX века собор был тесно обстроен старыми домами, окружавшими его лабиринтом узких и извилистых улочек.
Градостроительные работы, предпринятые префектом Парижа Османном в 1860-х годах, существенно изменили весь облик старого Сите, а вместе с тем и вид на Нотр-Дам. Постройки, примыкавшие к собору, были разрушены, а перед его фасадом образована существующая в настоящее время площадь.
Западный фасад собора, увенчанный по бокам двумя могучими башнями высотой 69 метров, расчленен на три яруса. Нижний ярус с его массивными стенами служит устойчивой опорой верхним частям. Три глубоких портала, украшенные скульптурой, ведут внутрь храма. Выше расположена аркада со статуями библейских царей и пророков, а над нею – второй ярус, в центре которого царит огромная «роза» – круглое окно с цветным витражом 10 метров в диаметре. По сторонам его находятся стрельчатые арки, объединяющие каждая по два больших окна, которые приходятся как раз над боковыми порталами. Высокая и легкая прозрачная аркатура венчает здание, связывая одновременно основания двух башен.