Герцог только удивленно вскинул брови:
— А не рановато ли? У нас сил меньше в несколько раз!
— Это было верно к началу зимы. Сейчас они лишились немалой части магов, а к весне мы создадим новое оружие, которое сделает большую численность противника далеко не преимуществом. Уже через пару недель рейдерские отряды вернутся к своей деятельности, перерезая линии снабжения противника и немного его терроризируя. Тем временем, закончится формирование основной части армии. В общем, не вешайте нос, сударь, мы еще повоюем.
Пробуждение ознаменовалось для Калерии чудовищной головной болью, звоном в ушах и подкатывающей к самому горлу тошнотой. Казалось что весь организм взбунтовался против своей хозяйки. Бьющая молотом пульсация крови в висках, каждый удар сердца знаменовался очередным болезненным отзвуком в затылке, а желудок, казалось, собрался наружу, лично проконтролировать происходящее. С трудом она открыла глаза и не удержалась от болезненного стона, когда луч взошедшего светила, которое не добралось еще и до зенита, резанул по глазам. Отвернув голову в сторону, она снова получила болевой спазм, едва прикоснувшись челюстью к плечу. Осторожно подвигав ею, Калерия определила, что травма хоть и неприятная, но до перелома дело не дошло. Поскольку дальнейшие действия оказались ей недоступны, ввиду некоторой стесненности в передвижении, она занялась анализом и поисками выхода из сложившейся ситуации.
Сколько она себя помнила, в такую передрягу ей еще попадать не доводилось. А учитывая то, что своей напарницы она не чувствовала, значить это могло только одно. Свое обучение они начинали еще детьми. Учителя давали задания группе детей, но так, что выбрать себе напарника они могли самостоятельно. Исходя из этого формировались устойчивые пары, наиболее подходящих друг другу личностей, взаимно дополняющие. Дальше уже начиналось обучение, но главной чертой его было всегда разделение на двоих и заслуг, и ответственности. Постепенно их тела покрывались шрамами от ран и ритуалов, опутывались сетями выверенных веками заклятий, а сознания загонялись в лабиринты учения Хоммисида. Многие не выдерживали постоянного напряжения и покидали обитель. Как правило больше о них никто не слышал. Хоть набольшие и говорили, что их отправляли прислуживать ветеранам доживающим свой век в дальних поселениях, у Калерии была твердая уверенность в том, что заявившие о желании уйти не надолго переживали свое заявление. Затем, как правило, пропадали и их напарники. Официально — при выполнении задания.
В принципе, Калерия предполагала, что такие подозрения не у нее одной зародились, но делиться ими с кем угодно, даже с собственной напарницей было немного неразумно, особенно в свете желания еще немного пожить в дальнейшем. Вспоминая прошлое, уже совсем не так радужно воспринимались слова настоятеля: «Это ваше последнее задание. Вы славно потрудились, дочери мои, и награда будет щедра как никогда.». Тогда — это казалось обещанием покоя и блаженного отдыха, который они наконец то заслужили, беспрекословно выполняя поручения набольших Хомиссидов. Теперь же, лежа опутанная по рукам и ногам, та же самая фраза приобретала оттенок откровенной насмешки, но даже вернувшись, что она сможет им предъявить? Здесь ее мысли прерваны были скрипнувшей лестницей, а затем и скрежетом ключа в замке.
«Смазать бы не мешало», — Калерия по привычке мыслила категориями диверсионной работы. Вошедшие ее несколько озадачили. И если герцога Ольтира она еще готова была увидеть, вместе со свитой, то вот его спутнику, по всем прикидкам полагалось покоиться на пять-шесть футов ниже уровня земли, или тихонько доходить в своей постели. Но уж никак не разгуливать с бодрым видом, да еще в том же полном доспехе. Сделав легкое движение рукой, герцог приказал свите оставить их наедине с пленной, но заговорил не он, а тот самый тип, чудесным образом остающийся на ногах. Ухватив Калерию за шкирку, он рывком усадил ее на нарах, прислонив спиной к стене. Ощущения при этом она испытала хоть и неприятные, заставить отступить тошноту едва удалось, но все же в этом была и малая толика оптимистичности — травмы, по-видимому, оказались не настолько серьезными.
— Не буду ходить вокруг да около, за покушение на правителя вероятнее всего вам светит смерть. Однако, если вы согласитесь помочь нам решить проблему с вашими соратниками, то есть шанс что вы какое то время еще проживете.
Калерия не первый день жила на свете и цену подобным обещаниям знала хорошо. Сейчас ты им расскажешь все, а при первой же возможности тебя пустят в расход. А с другой стороны, попавшись им в живом виде она уже преступила закон Хомиссидов, так что единственным шансом для нее сейчас было бы оказаться где-то как можно дальше от всех этих событий. Но для этого придется хотя бы изобразить стремление к сотрудничеству. Взглянув исподлобья на слишком живучего противника, она согласилась.
— Что надо то?
— Рассказывайте. Обо всем. Не стесняйтесь, если что-то будет интересно — мы переспросим.
Сплюнув, она бросила пробный камень:
— Может развяжете, сил нет уже сидеть так.
К ее огорчению, противник оказался не только излишне живуч, но и не обладал даже зачатками сочувствия. Свою внешность ее быстро научили использовать на благо работе. Порой там, где обламывали зубы хорошо вооруженные отряды, решала ситуацию ее холодная красота, в соответствующем моменту антураже.
— На ваш речевой аппарат это не повлияет. Мы слушаем.
— Ладно, ладно, я поняла. — Тем не менее, она поерзала, устраиваясь поудобнее, а заодно демонстрируя что могли бы и побольше джентльменства проявить. — Ну значит так. В конце осени мы закончили с охраной одного каравана, и вернулись назад в обитель, попутно доставив пакет документов из столицы Авольсы, Фумума для настоятеля. Не успели мы отдохнуть, толком, как нам приказали собираться в путь. Черт, а я подцепила такого мальчика, и… А, — пожала она плечами, — все равно ничего бы не вышло. Ну значит вот, вышли мы в район Явета, где с удобствами пришлось распрощаться. Кстати, — вдруг вспомнила она, — бардак там стоял первостатейный, кто-то угрохал корпус магов почти в полном составе, так что у Ордена возникли серьезные проблемы со связью и координацией действий войск. Правда, я слышала, что они ждут подкрепления серьезные в скором времени, но это так — на уровне слухов.
Заслышав про подкрепления герцог явно помрачнел, но так и не произнес ни слова, по прежнему пребывая в крайне расстроенном состоянии. Впрочем, это то как раз совершенно неудивительно, пережить сначала покушение, а затем узнать, что и так сомнительная возможность отбить агрессию Ордена, устремляется к нулю с каждым днем.
Калерия, тем временем, продолжала:
— Ну значит так. Вышли мы оттуда своим ходом, задерживаясь на хуторах по пути к Круксау поелику возможно было. Так дождались чтобы нас догнал обоз с беженцами, куда мы и набились, за компанию. С ним дошли до города, обустроились на постой у нашего человека здесь, а там уже вы знаете.
Почему она сдала своего? Перед Калерией не стоял этот вопрос, она восстала против всей общины Хомиссидов, так что придерживаться старых правил уже было угрозой самой себе.
На этом допрос закончился, визитеры покинули камеру, а пленница тяжело выдохнула с облегчением, жалея что не может утереть испарину. Во время рассказа, ее не покидало ощущение, что если она вызовет своим рассказом хоть малейшее подозрение в неискренности, то что это за собой повлечет, ее совсем не обрадует. Устроившись поудобнее, насколько это было возможно в текущем положении, Калерия принялась расслаблять и напрягать мышцы, стараясь не давать крови застаиваться, кто знает сколько времени еще придется провести в таком состоянии.
К обеду пришли ее тюремщики, один из них с даже с целым подносом продовольствия, выглядевшим достаточно прилично, но сам он, при этом, был без оружия. Двое других остались снаружи, однако держали руки на странного вида конструкциях из металла и дерева. Освободившись, она с наслаждением потянулась, после чего принялась за обед, успокоенные отсутствием агрессии охранники покинули камеру, не забыв, разумеется, запереть ее за собой. Калерии оставалось только перекусить, да ждать дальнейших событий. все равно сейчас суетиться смысла не имело.
После покушения на местное руководство, мне пришлось озаботиться еще и нормальной организацией охраны. В конце концов, куда это годится, если убийцы могут добраться до руководителя хоть и небольшого, но государства? При этом им пришлось столкнуться лишь с двумя постами — на въезде в город и лишь перед самыми покоями герцога. Кстати, надо будет выяснить как они вообще попали в донжон, минуя центральный вход, у которого постоянно наличествует добрый десяток бойцов.
Поскольку я теперь разместился в малом приемном зале, занимаясь разработкой планов на грядущие действия, приходилось решать массу возникающих у людей вопросов и проблем. Первое, с чего я начал — это с небольшой реформы. Ополчение уже собрало почти пять сотен обученных стрелков, для которых хватало оружия. Покуда мы партизанили по тылам Ордена, оставленные здесь в роли инструкторов ребята обучали ополченцев обращению с их оружием. Натаскивать их на тактическое взаимодействие времени уже не было, хорошо хоть сумели какое-то понятие о дисциплине привить. С таким воинством делать было явно нечего. Но была у меня одна мысль на этот счет…
Главное достоинство этого помещения заключалось в том, что оно было угловое, небольшое и с высокими стрельчатыми окнами вдоль двух стен. Поскольку его завели больше на всякий случай, чем по реальной необходимости, то никто не возражал когда я решил его занять. Все его убранство заключалось в основательном столе из местных пород дерева, по тону которые походили на венге, да пары кресел. Ну и разумеется — двух мощных дверей. Одна из которых вела наружу, а вторая во внутренние помещения. Напротив меня сейчас сидел Сагитт, спешно мною вызванный и внимал.
— Значит так, поскольку стало известно, что вскорости к противнику подойдет подкрепление, нам придется немного сократить сроки на подготовку. А поскольку нормального офицерского состава у нас нет, то будем импровизировать. Сколько у нас осталось бойцов после похода?
Сагитт скосил глаза в левый верхний угол кабинета, где единственной достопримечательностью являлся раскормленный паук, которого никто не удосужился согнать с облюбованного места, задумчиво пошевелил губами и резюмировал:
— Да сотня с мелочью будет.
— Значит так, с сегодняшнего дня каждый из вас производится в сержанты. Ему придается пятеро новобранцев. За этим проследишь сам, постарайся только, чтобы распределение было по возможности равномерным. Далее, группу инструкторов и технарей придется отозвать вместе с расчетами артиллерии. Кстати, ты выяснил, сколько орудий они отлить успели?
Сагитт довольно кивнул:
— А то, еще вчера заглянул. Полдюжины двенадцатифунтовых орудий уже готовы, поставлены на колесные лафеты и опробованы на полигоне. Там и сейчас артиллерийские расчеты тренируются в заряжании. Мортир отлили только две, да и те бронзовые. Все равно получились огромные дуры, транспортировать их очень тяжело.
— Одна батарея? Не слишком богато. А как с боеприпасами?
— Чугунных ядер отлили много, материала то хватает. А вот зачарованных — по пять штук на орудие всего.
— Всего? Да если этим пройтись по противнику, от него ничего не останется. Жаль что орудий мало, они больше двух залпов по врагу дать не успеют. Если они, конечно, не совсем обезумели, и выйдут навстречу. Если же решат отсидеться за стенами, что ж, это было бы божественным подарком.
— В общем, действуй, у тебя есть неделя чтобы привести войска в более-менее боеготовое состояние.
Малую толику забот я снял с себя, переложив на плечи Сагитта. Осталась самая малость — позаботиться о снабжении. Несмотря на тень герцога за моим плечом, в лице Флака, снабженцы очень неохотно расставались с вещами и продовольствием. Породнились они там что ли, за время совместного проживания под одной крышей? Теплые вещи для солдат пришлось выбивать едва ли не с боем, а уж добыча передвижных печек для палаток, аналогичных «буржуйкам», так и вовсе превратились в целую эпопею. Ведь есть то — две трубы. Одна побольше, с небольшую бочку. В верхней половине сделана дверца для дров, которые покоятся на металлической решетке. Прогорая, зола осыпается вниз, откуда ее ликвидируют бойцы собственными силами. Сверху — прикручена труба поменьше, в роли дымохода. Конструкция примитивная, но от этого не ставшая менее полезной.
Местный фельдфебель оказался сухоньким старикашкой, едва достающим мне до середины груди. Впрочем, недостаток роста он с лихвой компенсировал въедливой бюрократией. Не говоря уже о визгливом голосе, от которого окружающие морщились так, как будто у них разом заныли все зубы.
— А почему здесь подпись графа неразборчивая такая? И где родовая печать?
Голос его ввинчивался в уши как циркулярная пила в ствол дерева на пилораме, с соответствующим аккомпанементом.
— Я тебя сейчас, сморчок ты недоделанный, в бараний рог согну! — лютовал Флак, выведенный из себя очередным снабженцем. — Герцог требует это барахло немедленно! А немедленно, значит, что он хочет его видеть прямо сейчас!
Со стороны забавно смотрелось как здоровый мужик, с убеленными сединой висками, орет на еще более древнего, лысого как коленка, старикашку. Создавалось впечатление, что будь у фельдфебеля волосы, сейчас бы они развевались параллельно полу от рева адъютанта графа. И вот в таком духе проходило почти каждое наше общение с местными снабженцами. С ними приходилось держать еще и ухо востро, проверяя, как бы не впихнули бракованный или лежалый товар.
В мое отсутствие инструкторы занимались исключительно стрелковой подготовкой и шагистикой, сиречь строевой дисциплиной. Давно известно, что от безделья в головы людям порой приходят весьма странные идеи. Посему, чтобы потратить время с пользой, а солдатам не оставить времени на забивание головы посторонними мыслями, их гоняли с утра до вечера, вбивая навыки до автоматизма. Параллельно готовились к выступлению и остальные соединения Вятильской армии. Их экипировка, конечно, смотрелась особенно богато, в сравнении с нашей, просто таки какая-то выставка достижений кожевенного и кузнечного дела. Прошедшие парадом по центральной улице пикинеры внушали уважение стройностью рядов и лесом пик над головами. Поскольку стрелковые отряды отказались от львиной доли защиты и штатного вооружения, оставив только легкие кожаные доспехи и металлические каски, напоминающие шлемы конкистадоров, на фоне сверкающих надраенными доспехами они смотрелись не столь пафосно. Из холодного оружия у этих подразделений остался лишь длинный нож, даже не кинжал. По моему настоянию их гарды немного переделали, сделав возможным крепление на ружья в качестве штыка. А прилив на стволах оговаривался заранее.
В разведгруппе так же произошли небольшие изменения, девятеро самых метких стрелков обзавелись новыми нарезными винтовками. Ввиду того, что производство их сопрягалось со значительными трудностями, сделать удалось лишь десяток, одну из которых я передал Сагитту, а остальные — тем самым шарпшутерам. Главная трудность, как и ожидалось, оказалась в нанесении нарезки в канале ствола. И если изготовление гладкого не вызывало у местного кузнечного цеха проблем, поскольку они уже привыкли изготавливать схожие трубки для точной аппаратуры магов, то вот с задачей требующей настолько точного и аккуратного исполнения, у них возникли затруднения. Готовой оснастки для подобного процесса попросту не существовало, а вручную дело двигалось слишком медленно. Посему, мы решили ограничиться так сказать пилотной версией. Воистину, данные машинки были созданы с любовью и тщанием. Тяжелый кованый ствол о двенадцати гранях, секторный прицел, ложа, подогнанная под конкретного стрелка, минимальное усилие на спуске и патроны в индивидуальной упаковке. Даже мне было приятно держать в руках такое оружие, в нем чувствовалась душа мастера, любовно вложенная вместе с трудом. К сожалению, ввиду особенностей моего зрения, я был не способен использовать подобное оружие с приличествующей ему эффективностью. Однако, по моему заказу выточили две сотни латунных гильз, под них подогнали капсюли, а уж снаряжение патронов проблемой никогда не было. Так что я вернул в строй экспроприированный еще в родном доме Ремингтон. Второй доработкой стал укороченный ствол, теперь он едва выдавался за магазин. Он и раньше то длиной не отличался, а теперь так и вовсе превратился в эдакий хай-тек вариант лупары. (Если кто не знает — это обрез двуствольного ружья, с длинной стволов около тридцати-сорока сантиметров, однако в отличие от классического 'кулацкого' обреза, не лишенная приклада. В свое время была весьма популярна у сицилийской мафии). Накоротке нет оружия страшнее дробовика двенадцатого калибра, особенно с правильным, сиречь картечным, боезапасом. Однако пулей он стреляет даже с длинным стволом очень так себе. Так я и накрутил добрых две трети патронов с крупной, восьмимиллиметровой картечью, еще две дюжины с пулевыми, а остальное — уже полностью ручной работы снаряды, с самой изощренной начинкой. Есть подозрение, что они могут оказаться весьма полезными в самое ближайшее будущее.
Все бы было ничего, но кроме этих забот, добавилась и еще одна, значительно более серьезная. Слухи по городу ползали разные, а ввиду того, что нынче я обзавелся практически безграничным покровительством герцога, некоторые семьи начали строить матримониальные планы в отношении моей персоны. К счастью, пока только наименее влиятельные из них, прочих останавливало то, что состояние моих родословной и состояния могли оказаться несоответствующими их высокому положению. Однако, от внимания барышень, меня это не избавляло. Пока оно носило исключительно косвенный характер, большинство не решалось даже заговорить, ограничиваясь тем, что строили глазки, улыбались во все тридцать два зуба и вертелись в тесных нарядах ужом, демонстрируя прелести в тех пределах, которые не были бы осуждены окружающими как чрезмерное кокетство. Пока мне в голову даже не приходило решения подобной проблемы, ну да ладно, через пару дней Круксау заметит мое отсутствие, а там придумаю что-нибудь, а может и вовсе, задача из тех, про которые британцы говорят: «Если проблема не решается сама, значит она неразрешима.»