— А нянька запойная?
— А нянька запойная.
— И ты согласна взять девочку?
— Следовало бы согласиться.
Они помолчали.
— У тебя нет воображения, Егор, — сказала Марья Сергеевна. — Ты не можешь себе представить, что летом я поеду в Симеиз. И они останутся вдвоем в пустой квартире.
Вслушавшись в смысл этих слов, Егор Петрович помедлил, потом повернулся от окна, подошел к Марье Сергеевне.
— Так ты, значит, думаешь, — сказал он, — что в школе неправильно это поймут? Если она будет жить у нас?
— Я не об этом думала. Конечно, могут быть кривотолки. Хотя мне-то доверяют.
— А им?
— Ах, это трудно понять! Нынче принято дружить целыми классами.
— По официальной форме?
— Даже по приглашению директора. По билетам. Класс на класс. С учителями во главе. Поди угадай, кто что по этому поводу подумает. Да не об этом речь!
Егор Петрович снова подошел к окну. Ливень оборвался. Стало слышно, как изливаются из водосточных труб потоки воды.
— Что, Оля хорошо рисует? — спросил Егор Петрович.
— У нее есть способности. И, как все, что дается без труда, она ни в грош не ценит свои успехи.
— И кошек не любит, — улыбнувшись снова, напомнил Егор Петрович.
Стоя у окна, он слушал, как гремит в водосточных трубах вода, когда за спиной у него произошло какое-то движение. Обернулся и увидел в дверях Митю.
Сколько же верст надо пройти под дождем, чтобы так вымокнуть!
— Мне не холодно. Мне даже жарко, — предупредил Митя тетины возгласы, включая в комнате свет. — Что, ноги мыть?
— А ты сам реши, — глядя из-под очков на полуголого Митю, ответила Марья Сергеевна.
Митя швырнул в угол мокрые ботинки, которые нес, держа за шнурки, развесил на спинках стульев мокрую куртку и рубашку, отжал ладонями волосы, бросил на отца испытующий взгляд и шумно вздохнул. Земля, видно, бежала еще у него под ногами; наследив мокрыми ступнями по всей комнате, он прыгнул на приготовленное отцовское ложе. Егор Петрович движением плеча показал на сердитую тетку, и Митя тотчас сорвался с тахты и кинулся в кухню. Через мгновение он снова показался в комнате и, упершись руками в косяки двери, сказал отцу:
— Мне нужно поговорить с тобой.
Еще минута — и Митя посреди тетиной комнаты, на виду у отца, мыл ноги в тазу. Марья Сергеевна ходила с тряпкой по его следам.
— Ты не грызи его, пожалуйста, — попросил Егор Петрович. — И вообще дай-ка нам, мужчинам, поговорить. А то начнешь ему сейчас про Олега Кошевого доказывать.
Он всегда подтрунивал над несоразмерностью ее примеров с поводами, которые их вызывали.
— А ты сам говори! — сказала Марья Сергеевна и неторопливо удалилась.
Но прежде чем совсем отстраниться от предстоящего разговора, она еще раз показалась за Митиной спиной, когда он босиком вошел в комнату. В руке Марьи Сергеевны была варежка, найденная ею утром под Митиной подушкой.
— Откуда у тебя под подушкой? — спросила она, хорошо зная, чья это варежка.
— Это Олина варежка. Там у них зимние вещи были.
Он быстро взял варежку из тетиных рук и прыгнул на тахту. Поглядев на Егора Петровича и на Митю, Марья Сергеевна постояла и вышла, дверь за собой, однако, не затворив.
— Называется поговорили! — заключил отец.
Печально взглянул Митя на Егора Петровича.
— Про Олега-то Кошевого я все понимаю. А вот что самому сейчас делать…
— Значит, слышал наш разговор? — установил прокурор, — Ты бы поужинал, вот что надо самому сейчас делать. Потом тетю тревожить будешь.
— Сейчас!
Митя соскочил с тахты и пошел на кухню искать пропитание.
В его поведении столько было неопытности чувства и столько доверчивости, что Егор Петрович заново ощущал свое отцовство. Вот это и есть семья: здесь каждый отпечаток Митиных ног на полу что-то значит. И ведь это не ребяческие годы сына, это его юность…
«Папа медлит, это хорошо…» — думал Митя и с полным расчетом давал ему нужное время: тщательно выскоблил со сковородки холодную кашу, запил киселем и снова сел перед отцом на тахте. Дверь закрыта, и разговор все равно состоится.
— Значит, про Олега Кошевого ты все понимаешь? — спросил Егор Петрович и добавил: — Убери-ка варежку.
Быстрота, с которой Митина рука сунула варежку глубоко под подушку, стоила многих выразительных слов. Да, но под отцовскую подушку на тахте! В первый раз Митя по-ребячески улыбнулся, с вызовом поглядел на отца.
— Выспаться тебе надо за две ночи, — сказал Егор Петрович. — Что, Оля не согласилась? — спросил он внезапно.
— Что — не согласилась?
— Переехать к нам на квартиру.