— Знаешь, что твой отец сказал мне перед смертью, он сказал, что я ненамного переживу его. Это было в последний день. И по-моему, в последний час.
— Да, ты говорила.
Сколько раз она уже говорила об этом, думает он про себя.
Она продолжает:
— Не знаю, почему он так сказал. Я этого не чувствую. И мне хочется жить даже без него. Он не должен был так говорить.
Скьялг молчит. Но она не желает менять тему разговора.
— Когда я болела, эти слова чуть не стоили мне жизни.
— Не может быть.
— Да, да!
— Но ведь ты все-таки поправилась!
— Да… но… Это ненадолго. Кто знает, доживу ли я до снега. А мне так хочется его увидеть.
Ей все хочется увидеть. Скьялгу кажется, что она тонет в океане желаний. Вещь за вещью всплывает в ее сознании, становясь особенно желанной и необходимой: то шмели, то будущий снег.
А дерево шумит над нею. В нем сливаются силы небес и земли. Поэтому оно — чудо, и поэтому оно дарит покой. Дерево — это добрая примета, которой рады все люди.
— Пора домой! — неожиданно говорит Скьялг, будто в этом спасение.
— Нет.
— Но ведь поздно.
— Для меня не может быть поздно.
Он сдается. Отходит на несколько шагов. Садится на траву подальше от дерева. И когда только это кончится! Он опускает голову на грудь, как будто у него нет сил держать ее прямо. Проходит полчаса. Там, у него за спиной, большое дерево и его властная мать. Она смотрит вверх. На свое дерево. Она сидит к стволу спиной, и крона нависает над ней, как крыша.
— Послушай, Скьялг, — говорит она наконец, призывая его обратить внимание на то, что интересно ей. — Поди сюда.
Он поднимает голову. Все это время он сидел съежившись на одном месте. Похоже, что это затянется надолго.
— Что ты хочешь?
— Что я хочу от тебя? Почему ты так говоришь? А ты помнишь, как я тебе была нужна?
— Помню, — говорит он сконфуженно и покорно. — Может, хочешь домой? Воздух становится холодным.
— Да нет, нисколько не холодно. Послушай, шмели жужжат по-прежнему. Этим можно наслаждаться бесконечно. Нет, просто мне захотелось сказать, что я вдруг осознала, какое тут изобилие запахов, звуков, шорохов, жизни… Не знаю… но вдруг я осознала это гораздо отчетливее, чем раньше. Господи, сколько тут всего…
— Да.
— Ну зачем ты так говоришь? Ведь ты этого не видишь. И почти не осознаешь. Для этого требуется много времени.
Он не возражает ей. Молчит.
Вдруг она оборачивается.
— Там кто-то идет.
— Нет.
Никого не видно.
— А я слышу, слышу, что сюда идут. Знаешь, я как будто опьянела от всего, что тут живет, шевелится, копошится.
Скьялг поражен: сюда действительно идут. Это Сигурд, его старый товарищ. Сигурд приехал домой только на каникулы. Он живет в столице, учится на врача. Скьялг тоже учится в столице. Они много времени проводили вместе, когда жили дома, и часто видятся там.
Сигурд здоровается.
— Пошло на поправку? — спрашивает он.
— Да, спасибо, — отвечает она. — А я уже давно слышу твои шаги!
— Неужели?..
— Почему ты на меня так смотришь? — вдруг спрашивает она и отворачивается, пытаясь избежать его взгляда.
— Я не смотрю.
— Только что смотрел…
— Я вижу, что тебе гораздо лучше, — спешит сказать Сигурд. — Дай-ка мне твою руку.
Он обхватывает ее слабое запястье, где чуть слышно бьется пульс.
— Ты совсем здорова, — говорит он.
Она очень довольна. Верит ему. Спрашивает, скоро ли он вернется к своим занятиям.