Он отвесил ей шутливый поклон.
— Расстроенные мамзели всегда поднимают со дна моей души все самое лучшее, что только там имеется, — сказал он. — Мы даже и близко к этой самой Ямайке не подойдем. И, конечно, я мог бы помочь вам расхлебать всю эту кашу, если вам угодно.
— Могли? Каким же образом?
— Вы задали сейчас этот вопрос столь темпераментно, что я могу сделать вывод: вы сильно влюблены в этого мистера Левина.
«Черт бы его побрал!» — подумала Эмма, а вслух сказала:
— Дэвид — мой лучший друг, однако я совсем его не люблю, и это более чем очевидно. И я была бы вам крайне признательна, капитан Кинсолвинг, если бы вы прекратили ваши подтрунивания на мой счет.
— Вижу, у вас не только характер, но и острый язычок! Интересно, а сам мистер Левин понимает, во что он позволяет втянуть себя? Что-то говорит мне, что лет этак через двадцать вы вообще превратитесь в сварливую фурию.
— Не имеет значения, что будет через двадцать лет! Вы говорили, что знаете способ, как мне выбраться из этой ситуации.
— Да, но сперва объясните, отчего это вашему отцу так не терпится выдать вас замуж. Тут, мне кажется, попахивает порохом.
Эмма напряглась, однако сумела не покраснеть. Она не краснела никогда в жизни!
— Я не стыжусь сказать правду, — сказала она. — У меня будет ребенок.
Капитан ухмыльнулся.
— Полагаю, что счастливым отцом ребенка как раз и является тот самый грабитель, которого упомянул ваш отец?
— Да, хотя это не ваше дело.
— Для такой молодой женщины вы уже много успели совершить, мисс де Мейер. А вот интересно, если бы я ограбил банк, смогли бы вы тогда влюбиться в меня?
— Капитан Кинсолвинг, даже если бы я была Евой, а вы Адамом, то и тогда я скорее согласилась бы умереть старой девой, чем влюбиться в вас.
— О, для рода человеческого это имело бы самые серьезные последствия. Лучше расскажите мне о вашем грабителе.
— Он ласковый, смелый и красивый до невозможности. Я буду любить его до самой смерти. А теперь прошу вас, расскажите, каким образом вы намереваетесь помочь мне.
«Надо же, — подумал Скотт, — какая потрясающая маленькая плутовка!»
— Когда мы прибудем в Гавану, мисс де Мейер, — учтивым тоном сказал он, — вы сами увидите.
«До чего же он противный человек, до белого каления может довести», — подумала она, вслух же сказала:
— Значит, мне нужно будет ждать до самой Гаваны, не так ли? Что ж, благодарю вас, капитан Кинсолвинг, за все, что вы делаете для меня.
И она направилась к двери, но с проворством кошки капитан кинулся наперерез и успел преградить Эмме дорогу.
В таком случае вы можете продемонстрировать свою благодарность, — с усмешкой сказал он. Она остановилась как вкопанная.
— Капитан Кинсолвинг…
— Называйте меня Скотт.
— Я предпочла бы не выходить за рамки формальных отношений. Так что, пожалуйста, позвольте мне пройти.
— Мне кажется, вы не вполне понимаете ситуацию. Я не намерен делать людям добро за просто так. И коли уж вы хотите, чтобы я помог вам не попасть в грязные лапы мистера Левина, вам придется отплатить мне, по самым скромным подсчетам, как минимум одним поцелуем.
Эмма уставилась на него.
— Сразу видно, что вы не джентльмен.
— Раз уж вы вели себя столь свободно с вашим банковским грабителем, то я могу сказать, что и вы не леди. Эмма, когда вы сердитесь, вы прекрасны, но верьте на слово, что краснеющая экс-девственница — далеко не самая лучшая ваша роль.
— Вы самый отпетый грубиян, какого только мне доводилось видеть. И я не давала вам разрешения называть меня по имени.
— Понимаю. Словом, мне сейчас недосуг спорить с вами. — Он открыл для нее дверь. — Надеюсь, вы будете счастливы с мистером Левином.
Эмма смотрела, как капитан подошел к рабочему столу и развернул свои карты.
— Ну ладно, пусть так. Поцелуйте меня.
Подойдя к Скотту, она подняла лицо. Мгновение капитан сверху вниз оценивающе смотрел на нее. Избегая встретиться с ним взглядом, Эмма отвела глаза.
— Я буду ждать, пока вы не соизволите посмотреть на меня, — наконец произнес он. — В самом деле, Эмма, не так уж я ужасен, чтобы даже не взглянуть на меня.
Она впилась в него взглядом.
— Только поторопитесь, у меня масса дел.
— У вас, раз уж на то пошло, какой-то совершенно удивительный способ наполнять сердце мужчины возвышенными чувствами. Но придет день, Эмма, и вы будете умолять, чтобы я поцеловал вас.
— После дождичка в четверг, когда свиньи летать научатся. Ну, так я жду!
Обняв ее, он впился губами в ее губы и не выпускал ее как минимум минуту. Наконец отпустил ее, и они посмотрели друг на друга. И опять на его тонких губах заиграла оскорбительная усмешка.
— Ну как, — поинтересовался он, — зажег я священный огонь в вашей груди?
— Не высекли ни единой искорки!