— Если ты надеешься проваляться неделю, то ты просчитался! — сказал он. — Я даю тебе два дня.
— Ему нужно две недели, — возразил Сидис. — Я буду делать его работу.
— Я сам буду работать, — сказал Крейг. — Болит не так уж сильно.
— Ладно, сегодня можешь отдохнуть, — смягчился Уайлд.
— И сегодня буду работать, — сказал Крейг. — Ничего, я нормально себя чувствую.
Солнце палило немилосердно. Для Крейга в тот день работа была настоящей пыткой. Ногу он обмотал тряпками. При каждом шаге острая боль пронзала все тело. Бур Крейга вгрызался в окружную стену, и каждый раз ему обдавало ноги вырывавшимся из скважины пурпурно-красным соком. Крейг совал в скважину взрывное устройство, взваливал на плечо бур и плелся дальше. Он повторял эту операцию снова в снова, работал как машина (даже не сделал перерыва, чтобы поесть), и старался не обращать внимания на фитонов, которые облепили его шею и руки. Крейг решил во что бы то ни стало закончить свою дугу раньше всех. А когда кончил, ему показалось, что нога, как ни странно, теперь болит меньше. Он нацепил на рукоятку бура красную тряпку, помахал ею, и гравиплан снизился, чтобы забрать его. Гравипланом управлял Сидис.
— Ты кончил первым, — сказал Сидис. — Непонятно вообще, как ты жив остался. Иди приляг.
— Нет, — сказал Крейг, — позвольте мне управлять машиной. Я совсем неплохо себя чувствую.
— Хочешь показать, на что ты способен? — улыбнулся Сидис. — Ну ладно.
Он уступил свое место Крейгу и ушел в главный отсек.
Управлять гравипланом тоже считалось черной работой, но Крейг любил ее. Ему нравилась кабина пилота с двумя креслами и множеством окон; особенно он любил оставаться в ней один. Он поднял гравиплан на тысячу футов и посмотрел на окружную стену, которая кольцом охватывала темно-зеленый при дневном свете остров танасиса. За окружной стеной серебрился океан фотонов; кое-где он переливался разными цветами. Очень красиво, подумал Крейг. На севере он заметил многоцветное облако, которое резко выделялось среди других, серебристых и кудрявых. И это тоже было очень красиво.
Крейг слышал, как в главном отсеке Сидис говорил Уайлду:
— Если им нужно создать или восстановить окружную стену, они перемещаются очень быстро. Внизу, у основания этой дамбы, биомасса гораздо ниже; когда отравленная вода хлынет в брешь, фитоны получат своего рода шок, и танасис рванется вперед. Но потом обязательно появится новая стена.
— В следующий раз будем делать дуги в пятьдесят миль, — сказал Уайлд.
Гравиплан снизился, чтобы забрать Джордана. Это был коренастый рыжеватый человек примерно одного возраста с Крейгом. Улыбаться он начал еще до того, как оказался в гравиплане.
— Опять ты нас обставил, Крейг? — удивился он. — Ты даешь, парень?
— Но ведь я здесь уже два года, — объяснил Крейг.
От этой похвалы у него поднялось настроение. Первый раз Джордан назвал его по имени, а не просто «чистик». Крейг поднял машину в воздух. Джордан уселся рядом с ним во второе пилотское кресло.
— Как нога? — спросил Джордан.
— Нормально, — ответил Крейг, — Я уже могу надеть на нее ботинок не зашнуровывая.
— Лучше не пробуй, — посоветовал Джордан. — Сегодня я займусь ужином и всем остальным. Твоей ноге нужен покой.
— А вон Уилан машет, — сказал Крейг.
Крейг посадил гравиплан, чтобы забрать Уилана. Джордан ушел в главный отсек. Подобрав Райса и Кобба, Крейг поднял машину на высоту две мили. Уайлд послал радиосигнал и двадцать миль окружной стены — живые стволы взлетели на высоту среди языков пламени и клубов пыли. Взрывная волна быстро продвигалась вперед, заставляя перепуганных фитонов подниматься в воздух многоцветными роями. На серебристом фоне расплывалось черное пятно отравленной воды.
— Так их! — рявкнул Уайлд. — Отличная штука, этот танасис. Приятно посмотреть, черт возьми! Эх… Ну и хватит на сегодня. Сидис, где здесь хорошее место для стоянки?
— Мы можем за час добраться до острова Бертон, — сказал Сидис. — Там лаборатория система систематиков. Когда я с группой работал в этой местности, мы каждый раз возвращались туда на ночлег.
— Наверно, поэтому у вас ничего и не получалось, — сказал Уайлд. — Но мне бы хотелось посмотреть остров. У Охотника есть насчет него кое-какие планы.
Уайлд крикнул Крейгу, чтобы тот держал курс на остров. Гравиплан поднялся на высоту десять миль и, развив полную скорость, полетел на юго-восток. Вскоре лес остался позади; теперь они летели над багрянистым морем. На горизонте показалась цепочка островов. Хороший был день, подумал Крейг.
Джордан, кажется, не прочь подружиться. А впереди — долгожданная встреча с Мидори Блейк.
Он посадил гравиплан на восточной оконечности острова, на почерневшей земле у знакомых домиков из серого камня. Им навстречу вышли Джордж и Хелин Тояма, улыбчивые седые люди в рабочих халатах. Крейгу все же удалось натянуть на левую ногу ботинок; больно, конечно, но ходить можно, если не зашнуровывать. Хелин сказала ему, что Мидори ушла в ущелье рисовать. Прихрамывая, Крейг отправился по тропинке, которая вела в ущелье. Слева, над обрывом, стояли дома Мидори и семьи Тоямы. Кроме них, никакого населения на острове Бертон не было. Остров считался своего рода святилищем, центром исследований фитонов, и танасис здесь никогда не применялся. Не считая Базы, это единственное место на планете, где постоянно жили люди. Мидори очень любила ущелье. Она рисовала его снова и снова. Крейг хорошо помнил эти скалы с прожилками кварца, водопад, пруд и танец фитонов в лучах солнца (серебристые стволы деревьев придавали этому свету сходство с лунным). Мидори говорила, что такой свет у нее на картинах никогда не получался. Крейг любил смотреть, как она рисует, особенно когда она забывала о нем и начинала что-нибудь напевать. Милая Мидори. Хорошо быть на одной планете с нею. Сквозь шум водопада и жужжание фитонов Крейг расслышал ее пение; она стояла перед мольбертом у кварцевой глыбы. Услышав звук шагов, обернулась и встретила его улыбкой.
— Рой! Как я рада! А я боялась, что ты все-таки решишь лететь домой.
Он смотрел на ее изящное маленькое тело в сером платье, на ее тонкое лицо с большими черными глазами, на темные волосы, уложенные в какой-то детской прическе. В ее голосе было что-то от птичьего щебета, и стремительной грацией своих движений она тоже напоминала птицу. Крейг счастливо улыбнулся.
— Одно время я жалел, что остался, — сказал я. — А сейчас этому радуюсь.
И он, прихрамывая, подошел к ней ближе.
— Что у тебя с ногой? — воскликнула Мидори. — Hу-ка иди сюда. Садись. — И она заставила его сесть на камень. — Что случилось?
— Это танасис меня куснул. Ничего страшного.
— Сейчас же сними ботинок! Он же давит!
Она помогла ему снять ботинок, погладила холодными пальцами его опухшую щиколотку, села рядом.
— Представляю, как тебе больно. Как же это случилось?
— Так… настроение было неважное, — сказал он. — Я сел на окружную стену, разулся и стал болтать ногами над танасисом.
— Глупый Рой! А почему, тебе было там плохо?
— Да так как-то… — Несколько ярких фитонов уселось на его голую щиколотку, и он не стал их сгонять. — Мы теперь ночуем в лесу, сюда не возвращаемся. Все эти новые ребята — «красные кружки». Я опять стал пустым местом…
— Ты хочешь сказать, они считают, что ты до них не дорос?
— Я и вправду до них не дорос, в том-то и дело. Понимаешь Мидори, у человека вся душа меняется, когда он убивает Красного Зверя. Я дождусь того дня, когда на этой планете будет полно Красных Зверей и на Мордене не останется ни одного парня, которого бы вот так одурачили.
— Фитоны не сдадутся, — мягко сказала Мидори. — Теперь это уже ясно. Мы проиграли.