Окружающий мир будто перестал существовать для них.
– Я предал тебя, Иосиф Виссарионович, – проговорил старый человек.
Ни один мускул не дрогнул на лице у Сталина. Лишь еще сильнее потемнел взгляд.
– Деда! – раздался из толпы голос. Молодой человек подошел к старику и стал поднимать его со скамейки.
– Деда! – недовольно проговорил он, – Пошли домой! Ты чего перед артистом распинаешься?!
– Не перед артистом… – сказал, поднимаясь, старик. Его мутные глаза блестели от слез. – Сталин это. Я хорошо его запомнил. Я всю жизнь носил в себе… Всю жизнь хотел покаяться перед ним. Будто знал, что встречу…
– Погоди, комсомолец! – вдруг сказал Сталин старику, остановив его рукой.
Все замерли в недоумении.
Однако Сталин продолжал сидеть молча. Его лицо было в растерянности. Видно было, что он хотел что-то сказать, но, казалось, не мог пошевелить онемевшими губами.
– Вы кого-нибудь видели, – вмешался в ситуацию Артем, – из тех, кто был на съезде?
Старик вполоборота повернул в его сторону голову.
– Да. Был там один знакомый моего отца.
– И что?
– Помер он… через неделю после городского пленума.
– Деда! – снова крикнул из толпы молодой человек.
– Умер? – спросил Артем. – А отчего?
Старик пожал плечом.
– Отчего люди помирают?… На сердце записали… Его тоже хотели послать на собрание, чтобы разъяснять… Не знали еще, что он в постели уже… Но он бы не пошел.
– Не пошел?
– Нет! Он рассказывал… – Старик неожиданно запнулся.
– Что рассказывал?
Старик поднял на Артема мутные глаза и продолжительно посмотрел на него.
– О Сталине что-то? – нажал Артем.
Старик вздрогнул.
– Да! – удивленно проговорил он. – Привидел… приснился он ему в Москве.
Артем перевел нахмуренный взгляд на Сталина. Тот продолжал сидеть, опустив голову.
– Многим он в те годы снился, – сказал старик. – Я сам после собрания несколько раз во сне его видел…
Артем еще раз перевел взгляд со старика на Сталина и обратно.
– Да, – подавлено повторил старик, – многим он снился… Все рассказывали об этом… тяжело рассказывали… растеряны все были… Мы ведь все предали его…
Старик снова сглотнул подкативший к горлу комок.
– Бывало в истории не раз, – продолжил он, – что правители предавали свой народ, но чтобы народ предал…
Он еще недолго промолчал и добавил:
– Вот и ниспослана нам за такое предательство божья кара… Вот тебе и ответ, товарищ Сталин, на все твои вопросы…
– Виноват я перед тобой… – едва слышно, будто самому себе, сказал старик.
Над толпой повисла тишина. Казалось, что лишилась всех своих звуков и остальная Москва. Вокруг суетливо проходили люди, на дорогах проносились машины, но будто ничего не было слышно…
– Никто не виноват передо мной… – вдруг тихо сказал Сталин. – Нет, не передо мной ты виноват… Я давно уже умер.
Генералиссимус поднял голову.
– А вот перед ними… – он сделал жест в сторону большого города, – им жить дальше…
Тишина, висевшая над толпой, стала жуткой.
И тут время для Сталина будто остановилось. Долго, очень долго молчал генералиссимус.
Люди понемногу начали переговариваться, и вскоре снова развернулись дебаты. И, как всегда бывает в наших российских спорах, вопросом номер один встал: "Кто виноват?" Гость из прошлого сидел, не реагируя на диспут и застыв в одной позе.
– Больше всех, – наконец тихо проговорил он, – виноват я…
Его лицо вдруг огрубело, обретя жесткость. Все разом замолкли, обратившись к нему.
– И я исправлю свою ошибку.