И мы понеслись. Гнедые, казалось, понимали, что за белое облако вьется впереди, и гнались за ним, как борзые.
Мы настигли какой-то фаэтон, запряженный парой и направлявшийся в Лондон, и вот он уже далеко позади, словно даже и не двинулся с места. Деревья, ворота, дома, приплясывая, проносились мимо. Мы слышали крики людей, работавших в поле, – они, видно, думали, что мы удираем от погони. А мы неслись быстрей, быстрей, и копыта стучали точно кастаньеты, и развевались золотистые гривы, и колеса жужжали и скрипели, и стонали шарниры и заклепки, и коляску бросало из стороны в сторону, так что я в конце концов, сам того не заметив, уцепился за боковой поручень. Когда впереди, в ложбине, показались бурые дома и серые черепичные крыши Рейгета, дядя придержал лошадей и посмотрел на часы.
– Мы проделали последние шесть миль меньше чем за двадцать минут, – сказал он. – Теперь у нас есть в запасе время, и если попоить лошадей в «Красном льве», им это не повредит… Красная карета четверкой проехала? – спросил он конюха.
– Только что, сэр.
– Очень гнали?
– Прытко скакали, сэр! На углу Хай-стрит сбили колесо у тележки мясника. Мальчишка мясника еще и головы не успел повернуть, а их уже и след простыл.
Фью-у-у! – взвился длинный кнут; и вот мы снова мчимся во весь опор. В Редхилле был базарный день, и вся дорога оказалась забита повозками со всевозможной снедью, гуртами волов и фермерскими двуколками. Было на что посмотреть, когда мой дядя прокладывал путь в этой сутолоке. Мы промчались через базарную площадь, вслед нам неслись крики мужчин, визг женщин, испуганно кудахтали куры, а мы уже снова мчались по дороге, и перед нами был крутой редхиллский подъем. Дядя взмахнул кнутом и лихо гикнул.
Впереди, вверх по холму, катилось облако пыли, и в нем смутно маячили спины наших противников, сверкала медь, мерцало что-то алое.
– Ну, пари наполовину выиграно, племянник. Теперь надо их обойти… Наддайте жару, красавицы!. Черт возьми, Китти охромела!
И правда, передняя лошадь вдруг стала припадать на одну ногу. В тот же миг мы выскочили из коляски и опустились на колени около лошади. Дело было всего лишь в камешке, который застрял в стрелке подковы, но, чтобы вытащить его, нам потребовалось минуты две. Когда мы снова заняли свои места, Лейды уже скрылись за холмом, и мы потеряли их из виду.
– Не повезло, – буркнул дядя. – Но далеко им не уйти! –
Впервые за все время он хлестнул лошадей (до этой минуты он лишь взмахивал кнутом над их головами). – Если мы обгоним их на ближайших милях, дальше можно будет ехать тише.
Лошади уже заметно устали. Они дышали часто и хрипло, а прекрасные шкуры потемнели от пота. Однако, поднявшись на вершину холма, они снова помчались во весь дух.
– Куда, черт возьми, они девались? – воскликнул дядя. –
Ты их видишь, племянник?
Перед нами расстилалась длинная белая лента дороги, вся испещренная точками – то двигались повозки и фургоны из Кройдона в Редхилл, но большая красная карета словно сквозь землю провалилась.
– Вон они! Свернули! Свернули в сторону! – закричал дядя, заворачивая гнедых на боковую дорогу, справа от той, по которой мы ехали. – Вот они, племянник! На вершине холма!
И в самом деле, справа от нас, где дорога, извиваясь, шла снова вверх, появилась четверка – лошади скакали во весь опор. Наши гнедые напрягли все силы, прибавили ходу – и расстояние между нами и Лейдом стало понемногу сокращаться. Я уже видел черную ленту на белой шляпе сэра Джона, а вот уже можно сосчитать складки на его плаще, и, наконец, я увидел хорошенькое личико его жены
– она как раз оглянулась на нас.
– Мы на проселочной дороге, она ведет в Годстон и
Уорлингем, – сказал дядя. – Лейд, должно быть, решил, что выиграет время, если свернет с дороги, по которой все едут на базар. Но впереди чертовски крутой спуск. Если я не ошибаюсь, племянник, тебе предстоит развлечение.
И в ту же минуту вдруг исчезли передние колеса четверки, потом исчез сам экипаж, потом фигуры людей на козлах, и все это так неожиданно и стремительно, словно карета запрыгала вниз по трем первым ступеням гигантской лестницы. Еще миг – и мы уже тоже на этом месте, а перед нами крутая и узкая дорога, извиваясь, длинными петлями спускается в долину. Красная карета, со свистом рассекая воздух, стремительно катится вниз.
– Так я и знал! – закричал дядя. – Раз он не тормозит, я тоже не стану… Ну-ка, милые, один добрый рывок – и они увидят наши спины.
Мы перемахнули через гребень и бешено ринулись вниз, а перед нами с громом и грохотом неслась огромная красная карета. Вот мы уже в облаке поднятой ею пыли и ничего не видим, лишь смутно различаем какое-то алое пятно посередине, карету бросает из стороны в сторону, и с каждой секундой очертания ее становятся все более четкими. Мы слышим, как щелкает впереди кнут, как пронзительно понукает лошадей леди Лейд. Дядя не произносит ни слова; я бросаю на него быстрый взгляд и вижу, что губы его крепко сжаты, глаза блестят, а на бледных щеках проступил неяркий румянец. Погонять лошадей незачем: они несутся так, что теперь их нельзя ни остановить, ни придержать. Голова передней лошади поравнялась с задними колесами красной кареты, потом с передними…
Следующую сотню ярдов мы не выиграли ни единого дюйма, потом наши лошади сделали рывок, и передняя уже шла голова в голову с вороным коренником Лейда, а наше переднее колесо оказалось всего в каком-нибудь дюйме от их заднего.
– Пыльная работа! – спокойно сказал дядя.
– Погоняй, Джек, погоняй! – взвизгнула леди Лейд.
Сэр Джон вскочил и хлестнул лошадей.
– Берегитесь, Треджеллис! – закричал он. – Кому-то не миновать разбиться!
Теперь мы шли рядом с нашими противниками, круп к крупу, колесо к колесу. Нас разделяли каких-нибудь шесть дюймов, и я каждую секунду ожидал, что вот сейчас колесо со скрежетом ударится о колесо. Но теперь, когда мы вынырнули из облака пыли, нам видна была дорога впереди, и от того, что мы там увидели, дядя даже присвистнул.
Ярдах в двухстах перед нами лежал мост с деревянными столбами и перилами по обеим сторонам. У моста дорога сужалась, два экипажа рядом там проехать не могли. Кто-то должен будет уступить дорогу. Наши колеса уже поравнялись с коренниками Лейда.
– Я впереди! – закричал дядя. – Вам придется придержать лошадей, Лейд!
– Как бы не так! – прорычал тот.
– Ни за что! – пронзительно закричала его супруга. –
Погоняй, Джек! Знай погоняй!
Мне казалось, мы все вместе устремляемся в пропасть.
Но дядя сделал то единственное, что еще могло нас спасти.
Отчаянным усилием мы еще могли вырваться вперед до съезда на мост. Дядя вскочил и стегнул обеих лошадей по бокам; обезумев от непривычной боли, они яростно рванулись вперед. Грохоча, наши экипажи рядом неслись вниз, и все мы, вне себя от возбуждения, наверно, громко кричали, но вот мы стали постепенно вырываться вперед и, почти обойдя наших противников, влетели на мост. Я
оглянулся и увидел, как леди Лейд, сжав свои белые хищные зубки, вся подалась вперед и обеими руками вцепилась в вожжи.
– Прижми их, Джек! – вопила она. – Прижми этих…
пока они еще не проскочили!
Схвати она вожаки секундой раньше, мы неминуемо налетели бы на деревянные столбы и вместе с ними рухнули бы в речную глубь. Но теперь нас задел не могучий круп пристяжной, а ее плечо, и ей не удалось сбить нас в сторону. Я увидел кровавый рубец – он вдруг проступил на вороной шкуре, но в следующее мгновенье мы уже мчались по дороге, а четверка стояла на месте, и сэр Джон и его супруга, соскочив на землю, осматривали раненую лошадь.
– Поубавьте шагу, красавицы! – крикнул дядя, опускаясь на сиденье, и оглянулся через плечо. – Я бы никогда не поверил, что сэр Джон Лейд способен на подобную выходку – пустить пристяжную поперек дороги. Такого рода mauvaise plaisanterie 25 непозволительны. Он сегодня же вечером получит от меня несколько строк.