Гребенников провел рукавом гимнастерки по влажному лицу, размазал на нем пыль и стал рассказывать. Позавчера к вечеру без приключений, не встретив по пути ни единого человека, они добрались до пограничной заставы. Сразу узнали, что Алиев там не показывался. Никакого донесения застава не получила.
– Так… – заметил командир. – Значит, они его перехватили…
– Точно, перехватили, – подтвердил Гребенников и продолжал рассказ: – На заставе было спокойно. На той стороне – тишина. Утром того дня, когда мы прибыли на заставу, на той стороне границы появились два всадника.
Они подъехали к самому берегу реки и долго смотрели в бинокль на советскую сторону. Потом уехали. Ночью на заставу прибыли два отряда, о которых писалось в записке, и сейчас же заняли отведенные им участки, замаскировались. Утром мы втроем с полувзводом пограничников выехали по направлению к горам, а в полдень наткнулись на следы басмачей. Следы привели в глухое ущелье, и там-то оказался Алиев, только мертвый и зверски изуродованный.
Правда, огнестрельных ран на нем не обнаружено, но…
вспорот живот и выпущены все внутренности… Вокруг –
огромная лужа крови. Мы вынесли тело из ущелья и похоронили.
– Так… – сказал командир и скрипнул зубами. –
Дальше…
– Банда, – вновь заговорил Гребенников, – видно, отдыхала в ущелье не одни сутки. Там много окурков, сожженных спичек, пустых банок из-под консервов, бараньи кости, пепел от костров. Похоронив Алиева, мы вместе с пограничниками пошли по свежему следу банды. Он вел нас километров пятнадцать, а когда мы выбрались на твердый грунт, пропал. Тут мы расстались с пограничниками. Они поскакали на северо-восток, а мы сюда.
Взводный приказал передать вам вот это, – Гребенников протянул свернутый вчетверо листок бумаги.
Командир отряда развернул записку и прочел. Потом достал из полевой сумки карту-километровку, расстелил ее на полу и приказал ординарцу:
– Позови-ка товарища Максумова!
– Есть! – ответил ординарец и выбежал из хибарки.
Командир прилег на бок и стал внимательно изучать карту.
Прибывшие бойцы сидели в уголке на полу, жадно затягиваясь махоркой. Густой, пахучий дым слоистыми волокнами плавал по мазанке.
– Жарища страшенная, спасу нет, – пожаловался Гребенников. Но разговора никто не поддержал.
В мазанку в сопровождении ординарца вошел старый мастер Умар. Его пестрая тюбетейка поблескивала золотым шитьем. Ватный халат с широкими зелеными полосами по белому фону перепоясывал черный с серебром ремень длинной старинной шашки, покрытой замысловатой резьбой. Старику никак нельзя было дать больше пятидесяти лет. Годы его будто не старили; он мало изменился, разве только чуть-чуть раздобрел. Эта небольшая полнота сгладила на лице старые морщины.
Командир отряда оторвался от карты:
– Умар-ата? Плохо, брат, дело. Алиев погиб.
Максумов покачал головой:
– Ай-яй-яй… Какой был хороший, молодой!
– Да, парень был настоящий, – проговорил задумчиво командир. Растерзали его басмачи… Ну ничего, попомнят они еще Алиева… Слышал ты про колодец под названием
«Неиссякаемый»?
– Слышал, ака.
– Значит, есть такой?
– Есть. Но он не оправдал своего названия и давно иссяк.
– А на карте его нет.
– Зачем же вписывать в карту, если он без воды?
– Пожалуй, да, – согласился командир, – Далеко до него?
Чеканщик прищурил один глаз, прикинул в уме и ответил:
– Если сейчас тронуться, к заходу солнца можно добраться.
– Дорогу знаешь?
– Знаю.
– Вода на пути не попадется?
– Нет, ака. Воды в этих местах нет.
– К заходу солнца… – командир задумался. – Так, хорошо. Поднимайте народ. Пусть седлают.
5
Группа басмачей под водительством курбаши Ахмедбека, не соблюдая никакого строя, углублялась в знойные пески. В те пески, которые зовутся здесь летучими. Лишь только налетит сильный южный ветер, как снимаются пески с места и стремглав несутся вперед. И горе тому, кто попадется на их пути. Они хоронят под собой все живое.
Легконогие афганские скакуны, утомившиеся за долгий путь, шли вялой рысью.
Впереди на сером иноходце ритмично покачивался в седле Ахмедбек. Мысленно он подводил итоги нескольким дням своего пребывания на советской земле. Первый налет на колхоз прошел удачно. Мало кто уцелел в кишлаке. А
уцелевшие во веки веков не забудут Ахмедбека. Захвачено одиннадцать лошадей. Они нагружены мукой, солью, урюком. Это – общее. Но и на долю каждого джигита кое-что перепало. Обижаться нельзя. И второй налет прошел на славу. Плотина разрушена. Хлопковые поля залиты водой, и ни один кустик теперь уже не поднимется. Пусть знают… Пусть помнят… И оба налета обошлись без потерь. Ни единого убитого, ни единого раненого. А когда
Ахмедбек соединится со второй группой своего отряда, тогда можно подумать о чем-нибудь более серьезном…
Быстро гасли звезды в небе. На востоке загоралась заря.