Засвистел соловей раскатистыми трелями. Это Жиган разыскивал и дивился, куда это пропал его товарищ.
Высунувшись из дыры, но не желая кричать, Димка запустил в него легонько камешком.
– Ты чего? – спросил Жиган.
– Тише! Лезь сюда… Надо.
– Так ты позвал бы, а то на-ко… Камнем! Ты б еще кирпичом запустил.
Спустились оба в дыру. Увидев перед собой незнакомца и тёмный револьвер на соломе, Жиган остановился, оробев.
Незнакомец открыл глаза и спросил просто:
– Ну что, мальчуганы?
– Это вот Жиган! – И Димка тихонько подтолкнул его вперёд.
Незнакомец ничего не ответил и только чуть наклонил голову.
Из своих запасов Димка притащил ломоть хлеба и вчерашнюю колбасу. Раненый был голоден, но сначала ел мало, больше тянул воду.
Жиган и Димка сидели почти всё время молча.
Пуля зелёных ранила человека в ногу; кроме того, три дня у него не было ни глотка воды во рту, и мучился он сильно.
Закусив, он почувствовал себя лучше, глаза его заблестели.
– Мальчуганы! – сказал он уже совсем ясно. И по голосу только теперь Димка ещё раз узнал в нём незнакомца, крикнувшего Головню: «Не сметь!» – Вы славные ребятишки… Я часто слушал, как вы разговаривали… Но если вы проболтаетесь, то меня убьют…
– Не должны бы! – неуверенно вставил Жиган.
– Как не должны бы? – разозлился Димка. – Ты говори: нет, да и всё… Да вы его не слушайте, – чуть ли не со слезами обратился он к незнакомцу. – Ей-богу, не скажем! Вот провалиться мне, всё обещаю… Вздую…
Но Жиган сообразил и сам, что сболтнул он что-то несуразное, и ответил извиняющимся тоном:
– Да я, Дим, и сам… что не должны, значит, ни в коем случае.
И Димка увидел, как незнакомец улыбнулся ещё раз.
… За обедом Топ сидел-сидел, да и выпалил:
– Давай, Димка, гвоздь, а то я мамке скажу, что ты койбасу воробушкам таскал.
Димка едва не подавился куском картошки и громко зашумел табуреткой.
К счастью, Головня не было, мать доставала похлёбку из печки, а бабка была туговата на ухо. И Димка проговорил шёпотом, подталкивая Топа ногой:
– Дай пообедаю, у меня уже припасён.
«Чтоб тебе неладно было! – думал он, вставая из-за стола. – Потянуло же за язык».
После некоторых поисков выдернул он в сарае из стены здоровенный гвоздь и отнёс Топу.
– Большой больно, Димка! – ответил Топ, удивлённо поглядывая на толстый и неуклюжий гвоздь.
– Что большой? Вот оно и хорошо, Топ. А чего маленький: заколотишь сразу – и всё. А тут долго сидеть можно: тук, тук!… Хороший гвоздь!
Вечером Жиган нашёл у Онуфрихи кусок чистого холста для повязки. А Димка, захватив из своих запасов кусок сала побольше, решился раздобыть йоду.
Отец Перламутрий, в одном подряснике и без сапог,
лежал на кушетке и с огорчением думал о пришедших в упадок делах из-за церкви, сгоревшей от снаряда ещё в прошлом году. Но, полежав немного, он вспомнил о скором приближении храмового праздника и неотделимых от него благодаяниях. И образы поросятины, кружков масла и стройных сметанных кринок дали, по-видимому, другое направление его мыслям, потому что отец Перламутрий откашлялся солидно и подумал о чём-то улыбаясь.
Вошёл Димка и, спрятав кусок сала за спину, проговорил негромко:
– Здравствуйте, батюшка.
Отец Перламутрий вздохнул, перевёл взгляд на Димку и спросил, не поднимаясь:
– Ты что, чадо, ко мне или к попадье?
– К ней, батюшка.
– Гм… А поелику она в отлучке, я пока за нее.
– Мамка прислала. Повредилась немного, так поди, говорит, не даст ли попадья малость йоду. И пузырёк вот прислала махонький.
– Пузырёк… Гм… – с сомнением кашлянул отец Перламутрий. – Пузырёк что!… А что ты, хлопец, руки назади держишь?
– Сала тут кусок. Говорила мать, если нальёт, отдай в благодарность…
– Если нальёт?
– Ей-богу, так и сказала.
– О-хо-хо, – проговорил отец Перламутрий, поднимаясь. – Нет, чтобы просто прислать, а вот: «если нальёт», – и он покачал головой. – Ну, давай, что ли, сало… Старое!