— Это жирный ублюдок настрополил их! — ярость опьянила Тео. — Я в тот день был дома. Я был… с женщиной!
— Я попридержал бы на вашем месте язык, — штатский нахмурился. — Кто ещё может подтвердить ваше алиби? И доказать, что вы действительно были здесь?
Анацеа. Она могла бы. Вот только нет её больше в Иммортеле. И никаких следов пребывания на этой земле она не оставила. Вряд ли Анацеа когда-нибудь сюда вернётся. И, впрочем, Тео сам выбрал бы другую сторону, если бы у него был выбор.
Ситуация хуже некуда. Алиби у него нет. Хотя…
— Я интегрировал с ней! — выпалил Тео. — Моя провинность должна числиться в реестре ФСО. Многократная, прошу отметить. Проверьте информацию.
— Мы проверяли. Данных о провинностях ФСО не даёт, значит, их не было.
— Не может быть! — Тео обхватил голову руками. — Это подстава какая-то!
— А эта женщина может подтвердить ваше алиби? — повторился дознаватель.
— Могла бы, если бы была здесь! Но вчера она вернулась домой…
— Домой?
— Да, — Тео от волнения плохо контролировал себя. — Через портал. В свой город. На Девятый Холм.
Сообразив, как звучит его речь в чужих ушах, Тео попытался встать, но собеседник, опустив руки ему на плечи, резким движением усадил обратно.
— Девятый Холм, — в голосе дознавателя послышалась насмешка. — Портал… Интересно.
— Да если б вы только видели! — прокричал Тео в отчаянии. — Это была реальность!
— Я вам верю, верю. Будьте спокойны, прошу вас.
Повернувшись к спутникам, штатский тихо произнёс:
— Реаниматоров на себя.
Наказания, впрочем, не последовало. Потому что факта присутствия Тео на рабочем месте никто так и не доказал. Но зато были три месяца лечебницы для больных с диссоциацией психоструктуры. Тяжёлые лекарства, подавляющие волю и уволакивающие на грань яви и небытия, в чертоги спутанных ночных кошмаров. И сеансы бесконечных бесед с реаниматорами на одну и ту же тему. Порталы, интеграция, женщина. Женщина…
Раз за разом, Тео вспоминал всё до мельчайших деталей, и дозы препаратов, вводимых ему, росли. Лишь к концу второго месяца он начал догадываться, чего они ждут. Его драгоценные воспоминания для реаниматоров — лишь бред диссоциировавшего. Решение лежало рядом. Нужно было лишь притвориться, что всё забыто, и изобразить самокритику. Впрочем, притворялся Тео отменно.
Под конец третьего месяца лечения, внезапно объявилась девушка, которая видела их вместе с Анацеа на разъезде. Дея, кажется. После того, как её опросили, выяснилось, что таинственную гостью с Девятого Холма видела и соседка Тео. Подробностей им, конечно, никто не рассказывал.
Тео прекрасно запомнился день, когда после утренних процедур его спешно отправили на выход с вещами. Он никогда не сможет забыть, как стоял на пустыре у лечебницы прямо в больничной пижаме и тапочках, сонный от препаратов и заторможенный. Как просыпающийся разум заново давал названия знакомым вещам и явлениям. Как шёл девять километров по асфальтовой дороге, отделяющей изолированный мир медицинского учреждения от цивилизации, и как на него смотрели человеческие особи, когда он ворвался в город. Здания, что Тео видел ежедневно, работая на разъездах, теперь казались незнакомыми и враждебными, а ритм жизни — непривычным и торопливым. Казалось, что его бросили в гигантский муравейник с размаху.
К счастью, Тео добрался до дома без происшествий: финансовые единицы с его чипа не сняли. Он зашёл в запылённую комнату, разворошённую обыском, не раздеваясь, рухнул в кровать и крепко заснул.
На следующий день к Тео снова явились люди в штатском. Но уже не с обвинениями, а с подпиской о неразглашении государственной тайны. Где, собственно, крылась тайна — никто даже не соизволил объяснить: его просто поставили перед фактом. Когда Тео после долгих уговоров соизволил поставить закорючку подписи на плотном листке бумаги, перед ним даже извинились за ошибку. Ему сообщили о законном праве на реабилитацию, смену имени и числового коэффициента, и выдали на руки необходимые разрешения. Встреча оставила неприятный осадок и стойкое чувство вины за нарушенное табу. Только вот что именно он должен был забыть, Тео так и не понял.
Тео, непременно, счёл бы меры конспирации лишними, если бы не косые взгляды на улицах, знакомых с детства. Если бы не стойкая слава диссоциирующего и ядовитые усмешки в лицо. Он встречал их всюду: в магазинах, в кафе, в Городском совете, куда приходил узнавать о вакансиях, и где, конечно, не находил ничего, кроме бесконечных отказов. Но он решился на крайние меры лишь тогда, когда последние финансовые единицы — наследство, оставленное матерью — иссякли. Слишком уж он сросся с собой прежним. С тем, чьё сердце унесла с собой в чужой мир случайная знакомая. Анацеа. Бессамори.
Тео не пришлось долго думать над новым именем. Он просто хотел отдать дань девушке, что вытащила его из лечебницы. Пусть даже так.
Глава 7
Сквозь туман
1
Зейдана вернулась лишь под вечер, уставшая и поблекшая, как ссохшийся цветок. Даже её глаза потеряли блеск. Не говоря ни слова, она схватила Кантану за руку и потащила наверх, выдернув из-за рояля. Кантана пыталась было воспротивиться, но внешний вид сестры говорил о том, что она вряд ли воспримет её доводы.
Пока ноги пересчитывали ступени лестницы, Кантана строила в уме догадки. Но в голову не приходило ни одного рационального вывода, и от этого становилось только страшнее. Что-то случилось. Но что?!
Дверь бухнула о косяк, закрыв дорогу холоду из коридора. Последняя волна сквозняка ворвалась в щель и просвистела по лодыжкам. Холодная, но странным образом уютная белизна ударила по глазам. Умиротворяюще запахло лавандой и мятой. Зейдана привыкла поддерживать стерильную чистоту в своей комнате: такую безупречную, что каждый вздох визитёра непременно сопровождался страхом.
— Чувствую, что-то серьёзное случилось, — выдохнула Кантана с напряжением, едва рука Зейданы разжалась, освободив её.
— Сестрица, знала бы ты! — Зейдана на ходу сбросила френч.
Створки шкафа заскрипели, демонстрируя богатый гардероб средней сестры Бессамори. Кованые вешалки с замысловатыми завитками держали за плечики платья из дорогих тканей. Кантана с завистью оценила разнообразие оттенков: от светло-серого до насыщенно-ультрамаринового. Она тоже шила свои наряды из лучших тканей, смело комбинировала благородные материалы с невесомым шитьём и кружевом, выбирала самые модные фасоны, и непременно украшала воротнички расшивкой с бисером и камнями. Но один нюанс мешал получить удовлетворение: ничто не могло разбавить монотонную чёрную глубину её платяного шкафа. Разве что, случайный любовник в необозримом будущем, которого она спрячет от матери, дабы не присоединиться к ссыльным. Кантана была уверена, что у неё рано или поздно появится любовник и заведутся отношения — слишком уж она привыкла посылать к Разрушителям Устои и Положения. Она не сдержала усмешки, представив себе эту картину.
— Кантана, — Зейдана сняла гипюровые перчатки, обнажив веснушчатые руки, и принялась расстёгивать жилет. Лазуритовые пуговицы мерцали, как осколки луны в ночи. — Ты уже знаешь, что случилось с твоей подругой?
Сердце, громко ёкнув, упало в пятки. Мороз защекотал кожу. Так значит, Зейдана ездила в дом к Тилен! Видно, Сасси отделала её так жестоко, что та до сих пор не встаёт. Теперь, когда Зейдана всё видела, скрыть свою причастность к произошедшему вряд ли получится. Единственный выход — отрицать всё до последнего. Что ж…
— С кем? — Кантана, легко улыбаясь, старалась держать оборону, — С Мией? Да, вроде, только что её видела. Что могло произойти с ней за две минуты?
— Ты хорошая актриса, — Зейдана невесело закивала, закидывая рабочий чемоданчик на верхнюю полку шифоньера. — Ведь знаешь же, что говорю о Тилен. По глазам вижу.
Кантана вздрогнула. Горячая волна крови отхлынула от лица и устремилась вниз, породив резкое головокружение. Ноги ослабли: ещё секунда и колени подогнутся! Чтобы избежать курьёзов, попятилась к стене.
— Я слышала, что девочки её сильно избили, — Кантана изо всех сил старалась, чтобы голос звучал твёрдо. — Только вот ошибочка вышла: Тилен мне больше не подруга. Уже неделю как. Поэтому дальнейшая её судьба меня не интересует.
— Если её и избили, то не так сильно, — Зейдана пожала плечом, и у Кантаны тут же отлегло от сердца, — по крайней мере, синяков и ссадин у неё мало. Всё хуже, сестрица.
Что значит «хуже»? В носу нещадно защекотало, как и тогда, на ступенях Башни. Явственный аромат плесени и сырости накрыл Кантану, словно она заново переживала злополучный день, что повёл её судьбу под откос. В какофонии воображаемых ароматов выделялся сладковатой нотой тонкий душок падали. Словно она вновь стояла на ступенях во мгле, рядом с ухмыляющейся предательницей Лазовски. Рядом, но уже одна.
— Животик заболел? — Кантана опустила глаза. — Из-за жалкого недуга кровной связи её мать отдала последние гроши за твой визит?
— Не взяла я с них денег, — голос Зейданы звучал взволнованно. — У них настоящая беда. Кажется, Тилен подхватила недуг Пропасти.