А вот из-за проблем с другими магами очень даже может случиться: уверена, у многих возникает желание приблизить его кончину. Даже мне захотелось уронить что-то тяжелое из окна, остановило только то, что Брун это непременно поймет как заигрывание. Ему только повод дай – разойдется во всю силу своей фантазии. Решетка на окне еле заметно задрожала: Брун проверил защиту на прочность.
Не будь я магом, даже не заметила бы, но на магическом плане эта попытка отдалась неприятным зудом, от которого зачесалась кожа и захотелось срочно пойти в душ. Решетка не поддалась, но я забеспокоилась: похоже, выспаться не удастся, даже если попытки Бруна так и останутся попытками. Конечно, вмурованная в стену решетка выглядела прочной и была усилена защитным заклинанием, но я засомневалась, что такие мелочи остановят военного мага, наметившего себе определенную цель. Голос Штадена я услышала с огромным облегчением.
Брун забасил что-то в ответ. Почему-то они начали обсуждать розы, и я с некоторым изумлением узнала, что сестра оказала услугу герцогскому семейству. И, похоже, немаленькую услугу, если Брун говорит об этом столь уверенно. Но ни в одном письме Марты не было даже намека. Но если бы это было секретом, то вряд ли герцог или его целитель прислали бы в подарок розовый куст, который так сейчас не нравится Бруну. Возможно, сестре было неприятно вспоминать? Но что такого она могла сделать?
— Альфред, не будь навязчивым. У леди Штрауб роман с моим приятелем Кремером. — Пфф. Насколько я наслышан о леди, обычно она одним романом не ограничивается. А сейчас мы заперты на целую неделю, и где ей искать любовника? Правильно, в гарнизоне, – снисходительно пояснил свою точку зрения Брун. — Да даже если бы не карантин, эта Штрауб стоит того, чтобы ее добиваться. Рыжие любовницы – самые страстные, что б ты знал.
– Естественный цвет леди Штрауб — не рыжий, – чуть раздраженно заметил Штаден. — Она перекрасилась из блондинки. — Вот, – оживился Брун.
– И я о чем. Перекрасилась. По-твоему, что это значит? – Что? -- Что она срочно ищет замену твоему Кремеру. И если я не подсуечусь, то ее выбор упадет на другого, а мне целую неделю пускать слюнки со стороны. Наверное, настоящая Ульрика нашла бы что сказать. Заявила бы, что бестолковому капитану в любом случае только и остается, что пускать слюнки со стороны, поскольку ее выбор на него никогда не упадет. Или упадет? Вкусы одногруппницы для меня были загадкой. В любом случае я – не она, поэтому роман с любым офицером в мои планы не входит. Богиня, почему я не подумала, что при замене Ульрики возникнут подобные сложности? – Альфред, повторяю. Леди занята. Кремер очень ревниво относится к попыткам отбить подружек. Хочешь сразу после карантина отправиться на дуэль? – Хоть какое-то развлечение, – опять оживился Брун.
– Циммерман зверствует: запретил дуэли с жителями города, теперь не размяться как следует. А против вызова на дуэль от другого офицера ему нечего будет возразить. Твой Кремер точно вызовет? – Не вызовет он, вызову я, – внезапно разозлился Штаден.
– Альфред, чтобы я тебя не видел поблизости от леди Штрауб! – Гюнтер, ты чего злишься-то? У тебя тоже есть шанс, – расщедрился Брун.
– Я не собственник, в отличие от твоего Кремера.
– И поблизости от целительского отделения – тоже, – продолжил Штаден, словно его никто не прерывал.
– Попробуешь вскрыть защиту, прилетит от меня. А если что-то нарушишь серьезно, Вайнер доложит Циммерману.
– Зачем сразу Циммерману? – расстроился Брун.
– С него станется загрузить по полной не только на неделю, но и на весь месяц. Этак совсем не до романов будет. Ладно, пойдем длинным путем: личных встреч и комплементов. О, букет сейчас сделаю и передам. Судя по всему, он явно наметился проредить розы под моим окном. И правда, где еще в гарнизоне взять цветы? – Колючки не забудь обрезать, – ехидно заметил Штаден.
– Если хоть одна останется, это можно будет засчитать за попытку убийства. Раздался длинный печальный вздох, гулкий, словно вздыхающий сидел в бочке и использовал усиливающее заклинание. Что там за розы такие, что можно засчитать за оружие? Похоже, не такой уж простой подарок сделали Марте…
– А как леди Штрауб относится к поэзии? – не сдавался Брун.
– Отрицательно, – порадовал меня Штаден. Какой замечательный капитан! Наверное, понял, что если к розам от Его Светлости приложатся еще сонеты личного бруновского сочинения, то я сама пойду к Циммерману и во всем признаюсь. И тогда на практику сюда пришлют настоящую леди Штрауб.
– Не может быть! – возмутился Брун.
– Девушки очень любят поэзию.
– Леди Штрауб – исключение.
– Ты меня загоняешь в жесткие рамки… Конфеты! Конфеты она непременно любит! Закажу через магическую почту в канцелярии. Судя по всему, туда Брун сразу же и направился, так как больше под окнами не раздавалось никаких звуков. Я осторожно выглянула и обнаружила внизу только Штадена, который изучал розовый куст. Весьма неприятный розовый куст, с невероятно огромными для декоративного растения шипами. Да, букет из таких цветов инориту не порадует, разве что она склонна к самоистязаниям… Надеюсь, хоть Штаден не рассматривает эти цветы как подарок и интерес его вызван совсем другими причинами. Мой охранник явно что-то обдумывал, не похоже, что просто любовался стеной, украшенной розами и защитными плетениями. Внезапно он резко поднял голову, и я испуганно отпрянула от окна. Еще решит, что я подглядываю. Скорее всего, он меня не заметил, слишком поглощен изучением роз, но все же не хотелось бы, чтобы он принял мой интерес за интерес к собственной персоне. И потом, мы договаривались, что я займусь обыском. Повернувшись к окну спиной, чтобы даже соблазна не возникло опять из него выглянуть и убедиться, что Штаден сюда не смотрит, я решила все же внимательно проверить все в комнате. Если Марта оставила какую-то записку или предостережение, то что это и где может находиться? В голову не приходили никакие идеи: секретов у нас с сестрой никогда не было, если не считать тех, что вылезают сейчас. Правда, исключить, что они – плод моей фантазии, я не могла. Жилье казалось безликим, мебель, не старая и не потертая, была насквозь пропитана казенным духом. Не верилось, что сестра прожила здесь почти год: не было в комнате ничего от Марты. А ведь после расследования мне передали совсем мало ее вещей, но где те сейчас, я не могла вспомнить, сколько ни напрягала память. Очень уж многое я забыла, и причина явно не во мне. Разозлилась я на вполне конкретного инора. Кристиану придется за это ответить. А также объяснить, куда делись вещи Марты. Могло ли там быть что то подозрительное? Даже если и было, уверена, сейчас его нет. Время, прошедшее после гибели Марты, сделало свое дело. Я уже могла размышлять, отстранив эмоции, что в моем положении очень важно. Пусть спокойствие имело не совсем естественную причину, но все же оно позволило пережить самые тяжелые дни, после того как я поняла, что никогда больше не увижу сестру, не смогу с ней поговорить. Боль стала не такой острой, но все равно в груди щемило и хотелось плакать. Но позволить себе это я не могла. Я подошла к шкафу. Когда вешала платья, был он пуст, только на одной из полок лежал комплект постельного белья, такой же серый, как и сама комната. Я переложила его на кровать, вытащила полки и осмотрела с обеих сторон. Пусто. Залезла на стул и взглянула на крышку шкафа, обнаружила толстый слой пыли, под которым не было ничего, что могло бы сойти за знак. Стул я тоже повертела и даже покрутила ножки, хотя была уверена – сложный тайник Марта бы не сделала. Вернула полки на место и вспомнила, что так и не купила замену белью, не вложенному Ульрикой в чемодан. При охраннике было неудобно ходить по таким магазинам, а сейчас целую неделю придется обходиться без смены. Но пожалуй, это не самое страшное… Кровать проверила, заодно застелив.
Тщательно прощупала каждый шов и каждую складку на подушке, одеяле и матраце, перевернула последний и изучила вторую сторону. Потом залезла под кровать и осмотрела все снизу. Не то чтобы я надеялась что-то обнаружить, но если уж берешься за выполнение, делать нужно на совесть. Хорошо, что под кроватью пыли не было. Наверняка перед приездом леди Штрауб проводили уборку, только вот на шкаф заглянуть забыли. Прикроватная тумбочка была с одним-единственным ящиком. Ни в нем, ни на нем, ни за ним ничего не оказалось. На всякий случай я отодвинула ее от стены и положила на бок. Ни на стене, ни на днище тумбочки ничего не оказалось. Книжная полка над столом порадовала пустотой и чистотой, а еще оказалась намертво прибитой к стене, так что за ней спрятать что-либо не представлялось возможным. Я опять залезла на стул и осмотрела полку сверху. Там тоже была только давно не тронутая никем пыль. Оставался письменный стол. Ровная столешница безо всяких знаков. Подставка для письменных принадлежностей, пустая. Верхний ящик порадовала парой карандашей и линейкой, до конца не выдвигался, во всяком случае, мне не хватило то ли умений, то ли сил. Я подергала и перешла ко второму, в котором нашлась пачка бумаги.
Ее я вытащила на стол, прощупала оба ящика снизу и заднюю стенку за ними, но ничего не обнаружила. Больше осматривать оказалось нечего. Расстроилась ли я? Пожалуй, нет. Я с самого начала не верила в успех. Искала только потому, что пообещала Штадену. Я задвинула ящик с карандашами и совсем уже собралась переложить бумагу со стола, как зачем-то решила ее пересмотреть. Все равно других дел не предвиделось. В ящик перекладывала по листу, осматривая каждый с обеих сторон. Занятие казалось совершенно бессмысленным, пока неожиданно в середине стопки не обнаружился рисунок, точнее, два на одном листке: бутон розы и герб, подозрительно похожий на герб герцогов Траттенских. Полной уверенности не было, я недостаточно сильна в геральдике, а к символам герцогской семьи, которыми в изобилии усыпаны самые неожиданные места в Траттене, не присматривалась, и все же мне казалось, что это именно он. Но почему-то больше беспокоил даже не герб, а бутон, совершенно невинный розовый бутон, нарисованный с необычайной точностью. Появилась уверенность, что я раньше видела это изображение, причем в совершенно неожиданном месте.
Память вернулась яркой вспышкой. Я уже давно не сдерживаю рыданий, Кристиан что-то успокаивающе говорит, поглаживая меня по голове. Поднимают крышку гроба, чтобы закрыть сестру, чтобы окончательно забрать ее у меня. Я кричу: «Нет», хватаю Марту за руку, холодную мертвую руку, в которой давно уже нет ни малейшей искры жизни. Задирается рукав, обнажая чуть выше запястья то ли рисунок, то ли татуировку бутона розы. Рассмотреть не успеваю, Кристиан одергивает рукав и почти силой уводит меня от гроба. Тогда этот рисунок казался неважным. Все казалось неважным, кроме смерти Марты. Но теперь… Имеет ли хоть какое-то значение моя находка? Это рисунок Марты или кого-то другого? Почему на листе ничего не написано, если это попытка что-то передать? Вопросов было много, ответов – ни одного.
Глава 19
Гюнтер
Розы были странные. Чем больше я на них смотрел, тем больше убеждался: что-то с ними не то. Не могут быть такие шипы у декоративного растения, никто не будет выводить такие сорта, на которые только врагов насаживать, а не украшать особняки. Но на магическом плане я ничего не видел: розы как розы. Хотя мне упорно казалось, что что-то есть. Пожалуй, стоит попробовать заклинание по усилению магического зрения. Оно энергоемкое, резерв жрет со свистом, но экономить необходимости нет, а я себе не прощу, если не проверю. Вспомнить нужное оказалось не так просто — после академии многие знания лежали мертвым грузом и нигде не применяясь. Да и в академии это заклинание использовали, только чтобы лучше рассмотреть тонкие плетения. Я не был уверен, что в розах есть что рассматривать, но попробовать надо. Дар откликнулся, и магия потекла из меня бурным потоком, усиливая восприятие магических структур. Засияли защитные заклинания на стене, почти ослепляя. Сложные, многослойные, местами выглядящие как красивый кружевной узор, местами — как спутанный комок нитей. Последнее сделано намеренно, чтобы такие, как Брун, не вскрыли с легкостью защиту. О, да здесь еще стазисная ловушка запрятана. Не заметишь, как вляпаешься. Бруна ждал бы неприятный сюрприз, прояви он чуть больше настойчивости. Думаю, Циммерман без восторга встретил бы известие, что в гарнизоне стало на одного мага меньше и на одну статую больше. И все же, какая красота! Я поймал себя на том, что с восторгом изучаю работу мастера, а время идет, мой резерв опустошается, поэтому нужно срочно переходить к розам. Наверное, будь на моем месте кто-нибудь с Даром послабее, не заметил бы ничего. Тонкие, почти прозрачные, просто на грани видимости, нити отходили от розового куста и вплетались в защиту здания. Вплетались настолько аккуратно, что проследить, куда они потом шли, оказалось невозможно. В тщетной попытке разглядеть я напряг зрение до предела и довел одну из нитей до решетки, где все-таки потерял. Попробовал еще одну – с тем же результатом. Зато смог найти, откуда выходили эти нити: крошечная просвечивающая пульсирующая сфера в розовом кусте где-то на уровне перехода корней в стебли. Я развеял заклинание: смысла поддерживать дальше не было, я уже увидел все что мог. И увиденное оказалось весьма странным. По всему выходило, что куст является сложным артефактом, что по классической магии невозможно. Он живой, он растет и меняется. Артефактом же должно быть что-то стабильное, или такое, у чего есть постоянные фазы: иначе невозможно просчитать и заложить необходимые изменения. Эту аксиому я помнил из курса артефакторики. Но то, что увидел, доказывало обратное. Судя по всему, куст встроился в защитное плетение и использовал его как источник магии, но вытягивал такую малость, что на работе защиты это никак не сказывалось. — Любуетесь цветочками? Я слишком глубоко задумался, и Циммерману удалось застать меня врасплох. Он явно это отметил – голос был громкий и ехидный. Тем не менее ответил я спокойно, даже с некоторой ленцой, делая вид, что давно уже заметил приближающееся начальство и только уважение к старшему по званию не позволило показать, что все его ухищрения по незаметности для меня и не ухищрения вовсе. — Скорее, защитным плетением, инор полковник. Необычайно искусная работа. Сразу видна рука мастера, и не простого. И эти сложные блоки… Я, конечно, не специалист, но не только повторить не смог бы, но и не уверен, что сумел бы разобраться. — Да, один из лучших в Гарме делал, – гордо сообщил полковник. — Из штаба специально присылали. Что удивительно, сразу после запроса.
– Странно, что запрос на второго целителя не выполняют.
– Так целитель на постоянно нужен, — Циммерман помрачнел.
– А этот приехал, за сутки сделал и уехал. Да и герцогская просьба сыграла роль. — Герцог просил поставить защиту в вашем гарнизоне, инор полковник? — удивился я.
– С чего такая забота? – Он беспокоился об инорите Рильке, – неохотно ответил тот. -- Если бы не она… Впрочем, если бы не она, и необходимости в дополнительной защите не было бы.
– А как к этому беспокойству относилась герцогиня? В интрижку герцога с покойной Мартой я не верил, но вопрос напрашивался, и было бы странно, если бы я его не задал.
– При чем тут герцогиня? – Инор полковник, насколько я знаю Матильду, она не терпит соперниц, даже воображаемых. Не думаю, что со времени нашей помолвки что-то изменилось, – пояснил я, заодно напомнив полковнику, что герцогиня была когда-то моей невестой.
– А тут ее супруг и беспокоился о безопасности целительницы, и присылал ей розы, как сказал Брун.
– Так вот эти прислал, – Циммерман протянул руку к розам, но трогать не стал, даже не прикоснулся. Интересно почему? Что-то знает или просто осторожничает? – В благодарность за помощь. Значит, все же герцог, а не его целитель. Интересно…
– Эти розы – в благодарность? – удивился я.
– Они похожи на мутировавший эксперимент безумца. Я бы такие не рискнул никому дарить.
– Так то вы, а то герцог, – невнятно ответил Циммерман.
– Собственно, капитан, я вас искал не для того, чтобы говорить о розах. У меня дел невпроворот, а вы меня отвлекаете. Укоризна в его глазах была совсем как настоящая. Напоминать, что разговор завел он, я не стал, напротив – показал, что внимательнейшим образом слушаю и не пропущу ни единого слова.
– Мне написала леди Эдин, ваша тетя… Циммерман сделал паузу и выразительно посмотрел. Уже по вступлению я не ожидал ничего хорошего от продолжения, поскольку единственная причина, по которой тетя могла написать полковнику – это леди Штрауб.
– Не очень красиво с ее стороны, инор полковник, отвлекать столь занятого человека своими глупостями.
– Какие же это глупости? Леди беспокоится о вас, и я ее прекрасно понимаю. Что ж вы, капитан, не сказали, что на практику к нам направили вашу невесту? Вывод, что в проблемах гарнизона с леди Штрауб виноват я, полковник уже сделал или сделает в ближайшее время, и тогда моя служба окажется куда сложнее, чем я думал, отправляясь сюда. Это меня никак не устраивало. Вредную полковничью мысль следовало как можно быстрее опровергнуть.
– Инор полковник, леди Штрауб – не моя невеста, – кисло ответил я.
– Боюсь, тетушка выдает желаемое за действительное. Я ей лишь написал, что вы меня направили охранять леди, а она посчитала это удобным случаем устроить мою личную жизнь.
– И она совершенно права! – воодушевился Циммерман.