— Сказал бы Дугалу, что ты требуешь аннулировать брак из-за отсутствия консуммации.
На этот раз я рассмеялась вслух.
— Отсутствие консуммации! При всех этих свидетелях?!
В комнате уже сделалось достаточно светло, и я хорошо разглядела улыбку на повернувшемся ко мне лице.
— Ну да. Свидетели там или не свидетели, а ведь сказать точно можем только ты и я, верно? А я лучше опозорюсь, чем останусь мужем женщины, которая меня ненавидит.
Я повернулась к нему.
— Нет никакой ненависти.
— У меня тоже. А многие удачные браки начинались с куда меньшего.
Он нежно повернул меня спиной к себе и умостился сзади, так что мы лежали, как в гнездышке. Его рука обняла мою грудь, не приглашая и не требуя; просто казалось, что ей там самое место.
— Не бойся, — шепнул он мне в волосы. — Нас здесь двое.
И впервые за много дней я почувствовала, что мне тепло, спокойно и безопасно. И уже уплывая в сон, вспомнила о ноже, висевшем над моей головой, и снова подумала: какая угроза может заставить человека спать в комнате для новобрачных вооруженным и настороженным?
Близость, завоеванная с таким трудом ночью, кажется, испарилась вместе с утренней росой, и между нами снова возникла заметная скованность. Мы молча позавтракали в комнате и поднялись на небольшой пригорок позади гостиницы, время от времени обмениваясь напряженными любезностями.
На вершине я уселась отдохнуть на поваленное дерево, а Джейми сел прямо на землю в нескольких футах от меня, опершись спиной на молодую сосенку. В кустах у меня за спиной шебуршилась какая-то птичка, зяблик, а может, дрозд. Я прислушивалась к этому шороху, смотрела на плывущие над головой небольшие пушистые облачка и обдумывала сложившееся положение.
Тишина сделалась весомой и почти непереносимой, как вдруг Джейми произнес:
— Надеюсь… — замолчал и покраснел. Хотя мне казалось, что краснеть следовало мне, я все равно обрадовалась тому, что хоть один из нас оказался на это способен.
— Что? — сказала я как можно более ободряюще. Он, все еще красный, мотнул головой.
— Неважно.
— Говори. — Я вытянула ногу и прикоснулась к нему пальцами. — Честность, помнишь?
Это, конечно, было с моей стороны нечестно, но я больше не могла выносить нервного прокашливания и отведения глаз.
Он обнял руками колени и качнулся назад, глядя прямо мне в лицо.
— Я хотел сказать, — мягко начал он, — что я надеюсь: мужчина, которому ты оказала честь и который впервые в жизни оказался в постели именно с тобой, был к тебе так же великодушен, как и ты ко мне. — И довольно робко улыбнулся. — Но подумал и понял, что это звучит не совсем правильно. Я имел в виду… в общем, я просто хотел сказать тебе спасибо.
— Великодушие не имеет к этому никакого отношения! — огрызнулась я, глядя вниз и энергично отчищая несуществующее пятно с платья. В поле зрения возник большой башмак, прикоснувшийся к моей щиколотке.
— Сказал бы Дугалу, что ты требуешь аннулировать брак из-за отсутствия консуммации.
На этот раз я рассмеялась вслух.
— Отсутствие консуммации! При всех этих свидетелях?!
В комнате уже сделалось достаточно светло, и я хорошо разглядела улыбку на повернувшемся ко мне лице.
— Ну да. Свидетели там или не свидетели, а ведь сказать точно можем только ты и я, верно? А я лучше опозорюсь, чем останусь мужем женщины, которая меня ненавидит.
Я повернулась к нему.
— Нет никакой ненависти.
— У меня тоже. А многие удачные браки начинались с куда меньшего.
Он нежно повернул меня спиной к себе и умостился сзади, так что мы лежали, как в гнездышке. Его рука обняла мою грудь, не приглашая и не требуя; просто казалось, что ей там самое место.
— Не бойся, — шепнул он мне в волосы. — Нас здесь двое.
И впервые за много дней я почувствовала, что мне тепло, спокойно и безопасно. И уже уплывая в сон, вспомнила о ноже, висевшем над моей головой, и снова подумала: какая угроза может заставить человека спать в комнате для новобрачных вооруженным и настороженным?
Близость, завоеванная с таким трудом ночью, кажется, испарилась вместе с утренней росой, и между нами снова возникла заметная скованность. Мы молча позавтракали в комнате и поднялись на небольшой пригорок позади гостиницы, время от времени обмениваясь напряженными любезностями.
На вершине я уселась отдохнуть на поваленное дерево, а Джейми сел прямо на землю в нескольких футах от меня, опершись спиной на молодую сосенку. В кустах у меня за спиной шебуршилась какая-то птичка, зяблик, а может, дрозд. Я прислушивалась к этому шороху, смотрела на плывущие над головой небольшие пушистые облачка и обдумывала сложившееся положение.
Тишина сделалась весомой и почти непереносимой, как вдруг Джейми произнес:
— Надеюсь… — замолчал и покраснел. Хотя мне казалось, что краснеть следовало мне, я все равно обрадовалась тому, что хоть один из нас оказался на это способен.
— Что? — сказала я как можно более ободряюще. Он, все еще красный, мотнул головой.
— Неважно.
— Говори. — Я вытянула ногу и прикоснулась к нему пальцами. — Честность, помнишь?
Это, конечно, было с моей стороны нечестно, но я больше не могла выносить нервного прокашливания и отведения глаз.
Он обнял руками колени и качнулся назад, глядя прямо мне в лицо.
— Я хотел сказать, — мягко начал он, — что я надеюсь: мужчина, которому ты оказала честь и который впервые в жизни оказался в постели именно с тобой, был к тебе так же великодушен, как и ты ко мне. — И довольно робко улыбнулся. — Но подумал и понял, что это звучит не совсем правильно. Я имел в виду… в общем, я просто хотел сказать тебе спасибо.
— Великодушие не имеет к этому никакого отношения! — огрызнулась я, глядя вниз и энергично отчищая несуществующее пятно с платья. В поле зрения возник большой башмак, прикоснувшийся к моей щиколотке.