— К чему эти слова? — Старпом сдвинул брови и нахохлился, как обиженный мальчик. — Подготовить плавсредства входит в мои обязанности.
— Приказа на спуск не будет! — отрубил Щербань. — Мы сами слезем с этой проклятой банки! — И вдруг сорвался на истеричный крик: — Да выключите к черту это радио!
Козобродов кинулся в радиорубку.
— Разгрузить первый трюм! Рыбу за борт! — приказал Щербань. — Добраться до пробоины, заделать ее! Всю команду в трюм!
***
Матросы разгружали носовой трюм. Десятки тонн рыбы летели за борт.
— Шевелись! Шевелись! — подгонял матросов Щербань.
Поняв, что усилием двигателя «Кайру» не стащить с камней, он спустился в трюм, чтобы возглавить спасательные работы.
Матросы стояли цепью по колена в воде и перебрасывали друг другу тяжелые пакеты с рыбой. Сверху, в проем люка, бил луч прожектора, выхватывая из темпоты трюма белые мокрые лица, лихорадочно блестевшие глаза, слипшиеся волосы, надсадно дышащие рты. Размоченная картонная тара плавала в жирно сверкающей черной воде, растоптанное рыбное филе превратилось в кашу.
— Быстрей! Быстрей! — торопил Щербань. Белый свитер его резко выделялся среди черной одежды матросов.
Петеньков работал в общей цепи. Он хватал короба из воды и с натугой кидал их Козобродову. Ногти были сорваны до крови, одеревеневшие пальцы уже не чувствовали холода воды. Его шатало, он еле держался на ногах.
Крен «Кайры» увеличивался. Возле переборки рухнула стена коробов.
— Переворачивает!
Истеричный крик Козобродова резанул по нервам. Петенькову тоже захотелось кричать, карабкаться по скоб-трапу из трюма па палубу — там казалось безопаснее, чем здесь, в тесном трюме, где вода доходила уже до колен.
— Заткнись, идиот! — прикрикнул кто-то.
Матросы выбирались из завала, ругались сквозь зубы. Кто-то испуганно крикнул:
— Капитана завалило!
Щербаня ударило по голове тяжелым коробом и оглушило. К нему бросились на помощь. Петеньков подставил плечо, чувствуя, как капитан навалился на него всей тяжестью.
У Щербаня кружилась голова, в глазах плыли круги, из рассеченного лба капала кровь.
— Продолжать работу! — с придыханием выговорил он, размазывая рукой кровь по лицу.
Внезапно погас свет.
— Свет! Свет дайте! — испугапно закричало несколько голосов.
В кромешной темноте положение показалось еще безнадежней, и страх охватил людей.
— Спокойно! Без паники! — раздался сверху высокий голос старпома.
Он спустился в трюм, слабый лучик ручного фонарика зашарил по лицам, замер на окровавленном лице Щербаня.
— Что с вами? — встревоженно спросил старпом.
— Валерий Павлович, — с трудом выговорил Щербань, — прикажите стармеху перекачать топливо в танки левого борта. — Что он там — спит? Выровнять крен!
— Ведите капитана в каюту! — приказал старпом. — Оказать медицинскую помощь!
В каюте Тамара делала Щербаню перевязку. Ей помогал мокрый Петеньков. Щербань, стиснув зубы, еле сдерживал стоны.
— Сейчас, сейчас, потерпите, — торопливо шептала Тамара. Она боялась причинить боль, бинт путался в ее руках.
— Ну чего ты возишься! — зашипел Щербань.
— Сейчас, сейчас...
Наконец она забинтовала рану. На марле проступило большое кровавое пятно.
— Дайте закурить, — попросил Щербань, откидываясь на спинку дивана.
Петеньков достал сигару из шкатулки на столе. Трясущимися руками он никак не мог зажечь спичку. Щербань отобрал у него коробок, прикурил, несколько раз глубоко затянулся, с каждой затяжкой возвращая себе силы.
— А ну возьми себя в руки! — приказал он матросу.— Чего трясешься?
В каюту вошел старпом.
Что в трюме? — встретил его Щербань.
— Пробоина четыре метра в длину и полметра в ширину. Вода прибывает.
— Сколько прибыло? — В голосе капитана почувствовался накал. — Когда вы научитесь грамотно докладывать?
— Вода поднялась ещё на десять сантиметров. Проникает во второй трюм. От удара разошелся сварной шов в районе первого танка. В днище, видимо, есть еще пробоина или трещина — вода прибывает очень быстро, — доложил старпом и тихо добавил: — Я заготовил радиограмму о помощи. Разрешите выйти в эфир?
— Кто вас просил? — растягивая слова, спросил Щербань.
— Я счел нужным проявить инициативу.
— Инициативу на моем судне могу проявлять только я! — холодно отчеканил Щербань и сорвался на крик: — Только я один!