— Хорошо, — повернулся подполковник, — узнайте, куда увезут… куда увезут их тела. Встретимся в управлении. И дай мне фотографию.
— Товарищ подполковник, — услышал он рассудительный голос Бессонова, — если это организовал Горохов, то ваша беседа ничего не даст.
— Возможно, — горько кивнул Звягинцев, — но я буду знать, почему так все произошло. Встретимся через час. — Он повернулся и, не сказав ни слова, пошел к «волге». Офицеры смотрели ему вслед:
— Нужно было поехать с ним, — задумчиво сказал Петрашку.
— Он не хочет, — возразил Хонинов, — может, он и прав. Но если это организовал Горохов… — Он, не договорив, сжал кулаки.
— При чем тут Горохов? — спросил ничего не понимающий Дятлов.
— Пойдем посмотрим, что там случилось, — не ответил Хонинов, — и куда делась эта сучка, любовница Коробка, живущая в этой квартире. Она не подумала, что мы ее найдем и снесем голову за наших товарищей?
Думаете, мне очень хотелось провожать эту журналистку? Но Михалыч так выразительно на меня посмотрел, что я понял, как нужно поступить. На прощание он показал мне на сумочку, и у меня не осталось никаких сомнений. Нужно было только найти соответствующее место, чтобы сделать все так, как требовалось.
Рядом, к сожалению, не было никакого строительства. Даже немного обидно: вся Москва перекопана, а здесь нет ни одной стройки. Если бы была какая-нибудь стройка, я бы повел нашу молодую нахалку через эту стройку и по дороге у нее «случайно» могла открыться сумочка и упал бы ее магнитофончик. Разумеется, все это нужно было сделать осторожно, чтобы эта настырная особа ни о чем не догадалась. Но стройки рядом не было, и нам сразу пришлось идти на улицу и ловить такси. Придется действовать нетрадиционными методами, решил я для себя.
Остановив машину, я галантно пропустил даму вперед и забрался рядом с ней на заднее сиденье. К этому времени магнитофон был уже у меня в руках.
Теперь нужно было достать из него кассету так, чтобы она ничего не заметила.
Она назвала адрес своего дома, и мы поехали.
— Вы давно знакомы с подполковником Звягинцевым? — спросила она, и я, признаться, даже обрадовался, так как во время разговора легче всего незаметно достать кассету.
— Несколько лет, — ответил я, стараясь не особенно много разговаривать.
— Он производит впечатление толкового человека, — осторожно сказала она. Неужели она считает, что я могу рассказать что-нибудь о нашей группе? Она и так слишком много сегодня узнала. Я киваю, проворчав нечто невразумительное.
Кассету я уже достал, теперь нужно вернуть на место магнитофон.
— У вас часто случаются подобные выезды? — снова спрашивает дамочка.
Почему она не может сидеть спокойно? Я даже забыл, как ее зовут. Кажется, Лариса.
— Знаете, Лариса, — осторожно говорю я, — мы обычно выезжаем не так часто, как вы думаете. Такие операции случаются не каждый день.
— Между прочим, меня зовут Людмила, — немного обиженно говорит она.
Это, по-моему, единственное, что ее задело.
— Извините.
— А как вас зовут? — Это не очень большой секрет, но лучше, если бы я не называл своего имени. Дамочка должна знать только имя нашего командира и больше никого.
— Меня зовут Кирилл Константинов, — назвался я именем известного вора в законе, убитого нами полтора года назад. Пусть теперь называет мое имя, если захочет, в своих репортажах.
— Очень приятно. Я думала, что ваш командир так и не назовет никого.
Хотя я слышала фамилию Мурашку или Петрашку. Он, кажется, молдаванин.
— Нет, вам показалось. Командир говорил «мурашка», — улыбаясь, объяснил я ей. Если Ион узнает, как я его называю, он обязательно набьет мне морду.
— Как интересно. А почему такое странное имя?
— Просто он умеет хорошо проводить обыски, и мы ласково называем его «мурашкой», — продолжаю отчаянно врать я. Она кивает, а я понимаю, что теперь в ее репортаже, если она захочет его написать без нашего ведома, будут фигурировать и Кирилл Константинов, и наш «мурашка». Представляю, как будут смеяться ребята.
На улицах довольно много машин, но к ее дому мы подъезжаем благополучно. Я выхожу и протягиваю деньги водителю. Она удивленно смотрит.
— Вы хотите подняться? — спрашивает она. Еще чего. Почему я должен к ней подниматься. Вместо грудей у нее два маленьких холмика, а ноги, как палки.
Непонятно вообще, кто она — девушка или парень. Такие мне никогда не нравились.
— Я просто хочу вас проводить до дома, — пробормотал я, — у нас такое правило. Все делать до конца.
— Хорошо, — улыбается она и идет первой. Теперь мне нужно ее догнать. Я успеваю сделать это прямо у подъезда, чуть споткнувшись о ступеньку и налетев на нее. Она оборачивается, и я успеваю всунуть магнитофон в сумочку. Как хорошо, что современные магнитофоны журналистов настолько малы, что так легко помещаются в сумочке. Уже когда мы входим в ее подъезд, я киваю ей:
— До свидания, Людмила. Теперь я запомню ваше имя.
— До свидания, — улыбнулась она мне, — я думала, вы проводите меня до самой квартиры.
— Я вижу, что у вас безопасно, — пошутил я и, кивнув на прощание, вышел во двор. Кассета у меня в кармане, теперь нужно срочно возвращаться. Почему-то на этот раз я искал машину дольше обычного. Наконец я остановил какой-то старенький «запорожец». Пока я добрался до работы, прошло еще сорок минут. Вы когда-нибудь пробовали рано утром доехать в центр города? Если нет, то считайте себя счастливчиком. Утром в понедельник проехать в центр города почти подвиг.
Примерно такой же, как выехать в пятницу вечером из города.
Как бы там ни было, я добрался до нашего здания в девятом часу утра.
Когда я шел через проходную, дежурный офицер недоверчиво взглянул на меня, потом на мое удостоверение, но ничего не сказал. Вообще-то у нас есть своя специальная база, но на работу мы ходим на Петровку, как и многие другие офицеры. Нам выделили там три комнаты, в которых мы и размещаемся.
Я шел по коридору и видел удивленные лица сотрудников. Их было не так много в эти утренние часы, в основном еще оставшиеся с ночи дежурные и занятые в ночные часы воскресенья на работе офицеры. А тут вдруг несколько ошарашенных людей, пока наконец мой товарищ Леня Свиридов из уголовного розыска не остановился, увидев меня.
— Ты откуда? — спросил он.
— Все оттуда, — махнул я рукой. Я — в нашей камуфляжной форме, но без знаков отличия и без обычного снаряжения. Вот он и удивляется, решил я, еще не зная, что он мне сейчас скажет.
— А ты что, разве был не с ребятами? — спрашивает он.