— Да это же не та кастрюля! Это наша! Мы вчера ее с Дашкой сожгли, хотели суп на обед разогреть и забыли. Вот, от матери спрятали, а то влетит же нам!
— Разве это не наша с дедом кастрюля? — с сомнением проговорил Ванька.
— Конечно, нет! Твой Кастрюлькин, небось, уже у Деда Мороза в гостях сидит, чай со льдом пьет и мороженым закусывает.
Ваня перестал плакать. Бросил последний взгляд на кастрюлю и, поверив уговорам Глеба, сказал:
— Давайте дальше играть! Чур, я снова прячусь!
Когда он умчался, Даша с Глебом переглянулись.
— Кастрюлькин обязательно вернется, — сказал Глеб сурово. — Как только выпадет снег.
Но снега все не было. Ванька гадал: вернется ли снеговик? Или Кастрюлькин остался жить у Деда Мороза? Ведь там холоднее, там не растаешь, как растаял снеговик Даши и Глеба, от которого осталась одна морковка.
В субботу приехала мама, нагруженная покупками. Оказывается, до Нового года осталось всего четыре дня, и мама привезла продукты для новогоднего стола. Покупки были по большей части скучные, с Ванькиной точки зрения: свертки с замороженным мясом и копченой рыбой, сыр и оливки, банки с майонезом и горошком. Нашлись в маминых сумках и более заманчивые пакетики — с шоколадными конфетами и длинными леденцами в ярких фантиках. Их предполагалось повесить на елку вместе с игрушками.
Веселая, запыхавшаяся, мама расцеловала «старого и малого», как она их ласково называла, и оглядела избушку. Удивилась:
— Елку еще не наряжали? Что-то вы припозднились.
Дед и Ваня переглянулись.
— Ключ пропал, — сказал дед.
— От сундука? — ахнула мама. Она тоже любила разглядывать реликвии, примерять прабабушкины бусы и платки, перебирать пуговицы в коробочке. Мама как-то рассказывала Ваньке, что в детстве очень любила играть с этими пуговицами. Там у нее были пуговица-принц и пуговица-колдун, а еще две красивые пуговицы-принцессы, из которых принц никак не мог выбрать себе невесту. Подумать только, один сундук — а столько вмещал жизней, историй и даже сказок!
— Так, может, просто взломать замок? — предположила мама неуверенно.
Ваня заметно оживился от ее предложения. В самом же деле, сундук можно открыть и без ключа! Но дедушка и слышать о таком не захотел. «Это старинная работа, умельцы делали, мастера, жаль ломать, он ведь как живой, со своей историей.» — сказал он, словно оправдываясь. И Ване снова стало стыдно. Ведь оправдываться нужно было ему.
Мама уехала. Пообещала вернуться 31 декабря вместе с папой и привезти новые елочные игрушки, раз уж старые заперты внутри сундука. «А вам задание, добры молодцы, пыль по углам обмести и елку раздобыть попушистее».
Елку они раздобыли на следующий день. Она стояла в ведре с песком, красивая и пышная, пахла смолой, хвоей и лесом. Только игрушек не хватало. Не сговариваясь, Ванька с дедом поглядели на сундук, а потом друг на друга. Дед вздохнул. А Ванька представил, как там, в темноте сундука, сидят испуганные елочные игрушки и перешептываются: «Почему никто не открывает сундук? Почему нас не достают? Нового года не будет?»
От этих грустных мыслей и от волнения за Кастрюлькина, который то ли ушел, а то ли растаял, Ванька расклеился окончательно. Он и не знал раньше, что от вранья делается так плохо. Нет, он больше не мог обманывать дедушку. И, как с крыши в снег спрыгнув, только сердце ухнуло, Ванька сказал глухо:
— Деда, прости меня. Это я ключ взял. И потерял. Я не нарочно.
Он думал, дедушка ахнет или ругаться начнет. Но было так тихо, только в печке трещали полешки и чирикали ходики на кухне, считая часы до Нового года. Ванька поднял глаза. Дед смотрел на него — ласково, грустно, понимающе, и мальчик вдруг понял, что дед с самого первого дня знал прекрасно, кто взял ключ. Ведь табуретку-то Ваня так и не успел унести назад на кухню! Так и осталась табуретка стоять возле картины с вышитыми лебедями!
Стыдно, как стыдно! Ванька почувствовал, что вот-вот расплачется, и убежал в свою комнату. Дед за ним не пошел. Вскоре загремела сковородка на кухне, потом запахло оладьями.
Наплакавшись, Ванька вышел к столу. Про ключ они с дедом не говорили. Ванька не поднимал глаз от тарелки, то и дело шмыгал носом.
К вечеру он совсем раскис, заблестели глаза, зарумянились щеки. Встревоженный дед сходил за градусником, но температура оказалась нормальная, просто наплакался Ванька, от переживаний разгорячился. Но дед уложил его в постель, напоил чаем с малиновым вареньем, жарко натопил печку, все поленья до последнего ушли.
— Деда, ты не переживай, — бормотал Ванька, засыпая, — я снеговика послал. с письмом к Деду Морозу. Найдется ключ!
— Да бог с ним, с ключом, — махнул рукой дед. — Ты только не разболейся мне, слышишь, Ванюша? Новый год завтра встречать!
Ванька глядел рассеянно сквозь дремоту и радовался, что дед не сердится, что все хорошо и легко, как раньше. Он успел еще взглянуть в окно, где сгущались сумерки и крупными хлопьями падал снег. И уснул, так крепко, как спят только наплакавшиеся маленькие дети.
Он спал и не видел, как дед пошел за дровами к сараю, как зажег фонарь и вытянул пару полешек, и как вслед за полешками выпала из своего великолепного укрытия жестяная коробочка. Посыпались на снег немудреные Ванькины реликвии, — фантики, шестеренка, синее стеклышко. С кряхтением дед присел, чтобы собрать эти сокровища, и вдруг замер, пригляделся и изумленно покачал головой.
А снег все падал и падал, как будто там, на небе, спохватились, что Новый год уже вот-вот, и нужно срочно все украсить к празднику, засыпать пушистыми белыми снежинками, засахарить ветки деревьев, взбить аккуратные сугробы, как подушки, чтобы детям было веселее в них падать и делать снежных ангелов.
Поутру дед, проснувшись раньше Ваньки, вышел расчистить дорожку от крыльца к калитке — и замер: во дворе, растопырив ветки-руки, стоял снеговик с шляпой-кастрюлей, надетой набекрень. Его залихватский вид и улыбка, выложенная из рябиновых ягод, будто говорили: «Что, не ожидали меня увидеть? А вот он я!»
Дед улыбнулся. Подошел поправить съехавшую кастрюльку, и вдруг ему в руки выпало письмо. И сразу вспомнились вчерашние горячечные слова Ваньки — про ключ, снеговика и письмо к Деду Морозу. Он растерянно огляделся, но во дворе никого не обнаружил, только ветер сдувал снежинки с крыши. И были плотно задернуты занавески на Ванькином окне.
Ванька проснулся поздно. Он чувствовал себя совершенно здоровым, довольным жизнью и очень голодным. Хотелось скорее позавтракать, выпить чаю и побежать на улицу, чтоб не пропустить приезд мамы с папой. Ведь сегодня ночью они будут встречать Новый год!
Он выглянул в окно. Ух ты, снегу намело! Какое все белое! И вдруг его сердце затрепетало. Там, во дворе, стоял снеговик! Его снеговик, Кастрюлькин! Он вернулся! Неужели принес ответ от Деда Мороза?!
Ванька за секунду оделся и вылетел во двор. Дрожащими руками распечатал конверт и стал шевелить губами, читая письмо.
Скрипнули доски забора, появились Даша и Глеб.
— Ух ты, Ванька, твой снеговик вернулся! — сказал Глеб.
— Что там написано? — спросила Даша. Хотя прекрасно знала, что: сама ведь вчера писала. О том, что ключ спрятала старуха Зима и пока не отдает. Зато положит Дед Мороз Ваньке под елку хорошие подарки. А там, к весне поближе, и ключ обязательно найдется! Не письмо, а целая сказка получилась. Глеб так и сказал: «Ну ты и сказочница, Дашка!» И сейчас она, затаив дыхание, смотрела на Ваньку: рассердится он или заплачет? Или кивнет и побежит дальше по своим мальчишеским легкомысленным делам?
Ванька не плакал. И не злился. Его краснощекое лицо расплылось в такой широкой улыбке, что Даша не выдержала, подбежала, заглянула через плечо. И ошарашенно позвала Глеба. Потому что письмо оказалось не то! Совсем- совсем другое оказалось письмо!
Печатными красивыми буквами (Т с завитушками, Р с хвостиком) в письме было написано всего три слова: «Больше не теряй».
Не сговариваясь, дети дружно перевели взгляд на снеговика. И раскрыли рты от изумления.
Потому что на круглой снежной груди Кастрюлькина, как медаль, висел на веревочке рядом с фликером большой старый ключ.
И Даша ахнула: «Ой, Глеб, смотри!» И Глеб растерянно пробормотал: «Откуда он тут взялся?» И Ванька ахнул. Засветился весь. Оглянулся на деда. А дед невозмутимо чистил снег у крылечка, и только усы его загадочно шевелились, как будто в них он прятал улыбку.
А потом время покатилось быстро-быстро. Приехали мама и папа. Все вместе они открыли сундук и нарядили елку. Зайчик на прищепке, и медведь с гармошкой, и девочка, и космонавт, — все нашли себе местечко на смолистых лапках. А рядом со старыми поместились и новые игрушки — те, что мама привезла из города. Шарики, сосульки — и снеговик, чем-то очень напоминающий Кастрюлькина. Ване почему-то казалось, что этот елочный снеговик отлично знает о происшествии с ключом. И что теперь в сундуке поселится и его, Ванькина, собственная история.
А снеговик Кастрюлькин стоял во дворе, и все ярче сияла его рябиновая улыбка. Кастрюлькин знал много тайн: и тайну ключа, и тайну письма, и тайну кастрюльки в цветочек. А еще он знал, что никогда не нужно врать своим родным людям. Ведь вранье — оно как злой северный ветер, и нельзя впускать его в свое сердце.