- А ты умеешь готовить? – спрашиваю.
- Конечно! Я вырос в Париже, детка! - Эштон подмигивает мне так искусно, что я в самом настоящем шоке: Ба! Да я вовсе и не знаю этого парня, оказывается!
- И что, прям все рождённые во французской столице умеют готовить изысканные блюда?
- Ну не все, конечно.
Тут он направляет собственный большой палец на себя:
- Только сааамые способные! – и снова улыбка. Почти до ушей.
- А ты, значит, способный? Ну вот, сейчас и проверим!
- На самом деле, - признаётся Эштон, смеясь, - моя мама вечно училась и работала, работала и училась. Я большую часть своего детства был предоставлен сам себе. Нашёл однажды бабулину поваренную книгу, древнющую такую «Секреты кулинарных кудесниц Прованс», и стал экспериментировать. Первые мои шедевры не захотела жрать даже Вэнди!
- Вэнди?
- Собака моя. Ротвейлер.
- Боженьки мои, у тебя была собака!
- Почему была? Она есть.
- А почему ты не взял её с собой?
- Это было слишком сложно и… дорого.
- Подарок?
- Не понял?
- Собаку ты наверняка получил в подарок!
- Ну в каком-то смысле да: подарил сам себе. И не совсем в День Рождения.
- И что же это был за день?
- Великий День Накопления!
- Чего?! Я о таких не слышала!
- Это день, когда необходимая тебе сумма наконец-то накапливается! - торжественно рапортует Эштон.
- Это должно быть какие-то сумасшедшие деньги!
- Да: триста евро. Я копил их два года, одиннадцать месяцев и четыре дня. Когда дело было сделано, я отправился в зоомагазин и обнаружил, что щенки ротвейлеров … упс, подорожали. Я очень расстроился, так сильно, что даже тронул своим горем хозяина магазина, и тот предложил мне уценённый товар – Вэнди.
- Что с ней было не так?
- Родовая травма – вывих бедра. Точно как у меня. У меня тоже вывих и тоже с рождения.
- Да ладно!
- Нет, серьёзно. Мне по этой причине и спортом в детстве заниматься нельзя было.
- Слушай, тебя хиленьким ни разу не назовёшь!
Щупаю его бицепсы, и он тут же их напрягает для пущего эффекта.
- Из тренажёрки небось не вылезаешь! – подтруниваю над ним.
- Какая тренажёрка, о чём ты! Иранский овощной магазин - моя тренажёрка, а в качалке я ни разу не был.
У меня шок:
- Какой магазин?
- Слушай, ты знаешь, в Париже не так, как здесь у вас, у нас там всё больше маленькие магазинчики и лавки, как правило, на первом этаже жилых домов. Вот в нашем доме на Монмартре, где мы жили с матерью, ну она и сейчас там же живёт, прямо под домом была и есть такая лавка. Каждое утро в 5:30 они получают товар – двадцать восемь ящиков с продуктами. Видишь, как наросло, и в тренажёрку не нужно!
Эштон подмигивает мне, а я пытаюсь собрать в кучу разбежавшиеся во все стороны мысли. Очевидно одно: мы с ним с разных планет.
- Я не раз была на Монмартре… и всегда с Алексом. Если бы мы только знали, Господи, если бы мы знали, - бормочу чуть слышно.
У меня чувство, словно жизнь дала обухом по голове. Не в первый раз, но от этого не менее впечатляюще.
- У вас есть сладкий перец? – тут же меняет тему Эштон, потому что моя несдержанность уже отразилась на выражении его лица.
- Думаю, да. Сейчас гляну в холодильнике.
Приношу ему перец, и он мастерски, как истинный шеф, вооружившись огромным ножом, одним из тех, которыми мама с Эстелой никогда не пользуются, принимается рубить его.
- Ничего себе! – вырывается наружу мой восторг.
- Учись! – Эштон снова в настроении, судя по счастливой улыбке на его лице.
Быстрая перемена настроения у них с Алексом – это что-то генное, наверное.