Он развернул отца вокруг себя спиной к дивану и толкнул в грудь. Отец свалился на диван. Толик оглянулся и увидел, что мать уже поднялась с пола и стоит возле стены, держась за живот.
— Беги, ма, к соседям, оттуда в милицию позвони. Я его пока подержу, а потом за тобой выскочу.
Мать кивнула и, согнувшись, — видно, сильно ударил ее отец — пошла к двери. Отец пьяно ворочался на диване.
— А, т-ты т-так! Ну погоди, я с-с тобой расправлюсь!
Он пытался встать, но как только немного приподнимался, Толик толчком в грудь снова опрокидывал его.
— Анатолий, пойдем! — донесся от дверей голос матери.
Толик снова опрокинул отца на диван, в несколько прыжков выскочил в прихожую, сорвал с вешалки пальто, выбежал на лестничную площадку и захлопнул дверь.
— Куда теперь?
На площадку выходили двери еще трех квартир. Но не успели они постучать или позвонить в какую-нибудь из них, как одна приотворилась и в ней появилась голова соседки.
— Нина Петровна, голубушка. Опять ваш буянит? Пойдемте скорее к нам.
Раздумывать и выбирать не приходилось: отец уже сопел по ту сторону двери, возясь с замком. Толик и мать последовали за пригласившей их соседкой. А та тараторила:
— Вот, вешайте, Нина Петровна, сюда пальто и проходите в комнату, посидите у нас.
Толик только сейчас заметил, что у матери, как и у него, тоже в руках пальто, видно, и она, прежде чем выбежать, успела снять его с вешалки.
— Может быть, в милицию позвонить? — предложила соседка. — Так Ваня сейчас позвонит.
— Не надо, — устало возразила мать.
— Ну как хотите. Только зря, голубушка, вы жалеете его. Он измывается над вами, как хочет, а вы все терпите.
За стеной раздался грохот. Мать вздрогнула.
— Вот слышите? — кивнула соседка.
— Давай, ма, и правда, вызовем милицию, — вступился и Толик.
— Ну хорошо, вызывайте, — как-то безразлично согласилась мать и устало опустилась на стул.
— Ваня, звони в милицию! — крикнула в соседнюю комнату своему мужу соседка.
Милиция приехала часа через полтора. Толик с соседкой встретили их на лестнице.
— Все еще буянит? — деловито осведомился молодой милиционер с двумя звездочками на погонах.
— Да вот с полчаса ничего не слышно. Видно, угомонился, — ответила соседка.
— Уснул, наверное. Сейчас посмотрим. Ключи от квартиры у кого-нибудь есть?
Толик протянул ему ключ, который всегда лежал у него в кармане пальто. Лейтенант даже не стал рассматривать ключ, а сразу привычно, словно отпирал свою собственную квартиру, сунул его в замочную скважину. Ключ, сочно крякнув, повернулся, и лейтенант распахнул дверь.
— Пройдемте, — пригласил он и первым шагнул в прихожую. За ним, оттеснив Толика, заторопилась соседка, а последним еще один милиционер, сержант. В дверях, ведущих из прихожей в столовую, лейтенант остановился и удивленно присвистнул: — Ну и дела! Настоящий погром!
Из-за его плеча Толику ничего не было видно, но лейтенант шагнул в сторону, высоко, по-журавлиному, поднимая ноги, выбирая, куда наступить, направился к столу, и Толик ахнул: весь пол был усеян разноцветными лоскутами и лентами: шерстяными, шелковыми, штапельными и даже клочками меха. В первую минуту Толик даже не сообразил, что это такое.
— Как будто Мамай со своим войском прошел, — сказал сержант, последним зашедший в комнату.
— Вот скотина, ну и скотина, — вздыхала соседка, поднимая то один лоскуток с пола, то другой, рассматривала их, расправляла и аккуратной стопочкой укладывала на стол. — И шубу порезал, и кофты, и платья. Это же надо, сколько зла таилось в человеке! Смотри-ка, даже белье — и то в клочки изорвал.
— Наверное, вот ими работал, — лейтенант наклонился и поднял с пола тяжелые портновские ножницы. Он положил их на стол и вздохнул. — Придется протокол писать. Вы, гражданка, пригласите еще кого-нибудь в свидетели и потерпевшую позовите, а ты, сержант, давай-ка сюда этого «закройщика».
— Мужа можно? — спросила соседка.
— Что мужа? — не понял лейтенант.
— В свидетели...
— А-а, в свидетели. Конечно, можно.
Из другой комнаты сержант привел отца. Тот сонно моргал и тупо смотрел на дело рук своих. Взгляд его немного оживился, когда в комнате появилась мать. Он сжал кулаки и попытался приподняться со стула.
— А ну, не балуй! — как на норовистую лошадь прикрикнул на него сержант, и отец послушно опустился на стул.
Протокол составляли долго и нудно. Лейтенант дотошно выспрашивал, когда и за сколько куплена вещь, процент ее изношенности. Мать отвечала неохотно, отец вообще молчал, и лейтенанту приходилось чаще обращаться к соседям.
И Толик удивлялся, насколько они были в курсе всех их покупок. Соседка называла и год, и месяц, а иногда даже и число. Закончив писать, лейтенант обратился к отцу:
— Ну а все-таки, гражданин Коваленков, скажите, почему вы это сделали?
Отец косо из-под нависших бровей взглянул на мать и снова перевел взгляд на лоскуты, валявшиеся на полу.
— Пускай ее новый муж одевает. А это я ей все покупал.
— Из ревности, значит, — заключил лейтенант.
— Из-за какой ревности! — вскинулась соседка. — Из-за своей пьяной дури! — И, повернувшись к отцу, затараторила: — Постыдился бы и говорить: он ее одевал! Ай она сама не работала? Да она поболе тебя домой-то несла! Ты-то все на пропой да на пропой, а она все в дом да в дом.