- Но любят женщин?
- Да неважно, кого любят! Они – гомосексуалы и закон обязан их защищать!
- Даже если они сами не считают себя гомосексуалами?
- Какая разница, кем они себя считают? Закон обязан защищать их – и он их защищает!
- Но разве эти люди не сделали свой осознанный выбор? Почему закон не может уважать их выбор?
- Да потому что закону нет дела до их выбора. Они будут защищены, хотят они того или нет!
- Безумие… - пробормотал бродяга, опуская транспарант, - Безумная страна и безумные люди. Эта нейро-дурь всех вас свела с ума.
- Двигай! – приказал ему Соломон раздраженно, окончательно теряя интерес к глупому спору, - И если через десять секунд ты будешь еще тут, отправишься отдыхать в подвал. На восемь суток! И тебе же будет лучше, если я тебя ни разу не увижу, понял?
- Не понял, - пробормотал бродяга, теряя запал, - Но это ничего. Я не понимаю в этом мире стольких вещей, одной больше, одной меньше… Подумать только… Ладно, эй! Иду уже.
Бродяга побрел по улице, прижимая транспарант к боку. Соломон некоторое время смотрел ему вслед, чувствуя, как медленно тают в крови крупинки злости – точно сахар в горячем растворимом кофе.
«Прекрати, - сказал он сам себе, закрывая окно и кладя руки на теплое рулевое колесо, - Этот старик просто беден и не может позволить себе нейро-софт. Как он назвал его?.. Нейро-дурь? Хорошо сказано, надо будет рассказать Бароссе при случае… Да, конечно, просто бедность. Не будь он так беден, он смог бы купить себе модуль «Вселенское прощение» или что-то менее современное и подешевле. И проблема гомосексуалов перестала бы его волновать раз и навсегда».
Какая-то часть сознания Соломона указала ему на мелкое недоразумение, допущенное в рассуждениях. То ли это был всегда бдительный «Бейли», то ли он сам. Ведь что получается… Если гомосексуал остается гомосексуалом даже с нейро-коррекцией, то и этот бедолага навсегда останется ненавистником гомосексуалов, просто ненависть эта навеки останется в подавленной, сокрытой от всех, форме.
Соломон на мгновенье закрыл глаза – ему показалось, что он оказался в галерее, полной кривых зеркал, отражающих друг друга. Искаженные отражения поплыли друг сквозь друга, на миг смешались и породили что-то запутанное, непонятное, да и жутковатое.
Соломон тряхнул головой, выгоняя из нее неуместный морок. И мягко нажал на акселератор. «Лексус-Москвич», неуверенно рыкнув мотором, пришел в движение и тяжелым неповоротливым хищником устремился вперед, в каменный лабиринт Фуджитсу, свою естественную среду обитания.
Радио в автомобиле болтало без умолку, точно безбрежный океан эфира, испещренный волнами радиочастот, торопился выплеснуть на Соломона порцию информации прежде, чем тот успеет опомниться и вновь щелкнуть кнопкой.
- …политическим новостям. Согласно сообщениям наших корреспондентов из Евразии, отношения между Боржоми и Калашниковым вновь вступили в ту фазу, которую аналитики склонны называть пред-критической. Вчера около семи часов вечера на боржомо-калашниковской границе вновь произошел инцидент, вину за который стороны традиционно возлагают друг на друга. Согласно источнику из Министерства внутренних дел Боржоми, боржомийский пограничный отряд во время патрулирования подвергся нападению со стороны калашниковских военнослужащих. Несмотря на то, что обе стороны поспешили заявить о прекращении огня, президент Калашникова Михаил Третий заявил, что эскалация конфликта со стороны Боржоми не отвечает…
«Лексус-Москвич», точно радуясь хорошей погоде и мягкому осеннему солнцу, шел сноровисто, споро, шелестя покрышками и поскрипывая коробкой передач. Он уже выбрался за пределы центра Фуджитсу, этого царства серых камней, и теперь катился среди кирпичных буханок фабричных корпусов, опутанных медными змеями трубопроводов. Когда-то здесь располагался промышленный район города, полный гула, грохота и солоноватого, отдающего на языке медью, тумана. Тут изготавливали телевизоры – сотни тысяч штук, если не миллионы. «Превращая мечту в реальность», как гласила строка на государственном гербе. Экспорт телевизоров по всему континенту был как раз такой реальностью, твердокаменной и осязаемой.
Но эта реальность закончилась семь лет назад – после того, как экономический союз ПАС – Панасоник, Акаи, Сони – наладил выпуск собственных телевизоров, которые оказались дешевле и доступнее. Началась новая реальность, уже без Фуджитсу. Долго конкурировать с объединением экономических гигантов страна не могла. Некоторое время на фабриках производили телефонные аппараты и микрофоны, но мечты уже не поспевали за беспощадной реальностью. Промышленные районы так и остались скопищем кирпичных корпусов, молчащих и заброшенных, напоминавших скорее причудливое кладбище, полное одинаково-тоскливых неподвижных надгробий. Жить здесь остались только те, кто не мог позволить себе перебраться в более дорогой район.
Аккуратно объезжая бетонный блок, бывший когда-то основой шлагбаума, Соломон подумал о том, что знакомый Бароссы выбрал необычное место для проживания. То ли он не обладает лишними средствами, то ли жизнь в уединении полностью отвечает его интересам. И если этот парень и в самом деле нейро-вандал, вполне, пожалуй, можно допустить и второй вариант…
- …как помнят радиослушатели, боржомийско-калашниковские политические отношения в значительной мере обострились после кризиса прошлого года, когда войска Калашникова заняли Сацибелли, независимое государство, которое, однако, Боржоми считал находящимся под своим протекторатом. Мы продолжаем…
Соломон щелкнул кнопкой, переключаясь на другую волну.
- …волнения в Старбаксе. Свидетели Спагетти, отколовшиеся от Церкви Макаронного Монстра в результате раскола сорок шестого года и считающиеся наиболее радикально-настроенным религиозным течением региона, провели на улицах Старбакса массовые выступления, направленные против ущемления их прав и засилья неверных. Как заявил на последующей конференции кардинал Свидетелей Спагетти, Лука Петрариус, поводом для возмущения в первую очередь стал тот факт, что Всемирный Собор Церкви Макаронного Монстра, проведенный в священном для верующих государстве Гуччи, постановил считать верующих из Свидетелей Спагетти схизматиками, утратившими идеалы Церкви и погрязшими в ереси. «Клянусь пророком Кетчупом, это навет и бессовестная клевета! – возвестил кардинал Лука Петрариус, - Предстоятели Церкви Макаронного Монстра, пытаясь оклеветать нашу веру, не останавливаются даже перед грехом лукавства. Уж кому, как не им, знать, что Свидетели Спагетти никогда не были причастны к схизме, напротив, всегда держались внутренних и внешних идеалов церкви Макаронного Монстра. При этом Собор лицемерно не отказывает в каноничности таким сомнительным сектантским ответвлениям, как Адвентисты Вермишели, Церковь Последнего Равиоли и даже поддерживает изначально еретическое движение собаистов!..»
Соломон вновь щелкнул кнопкой, и в этот раз повезло больше, невидимый океан эфира прекратил бормотать ему в ухо, из динамиков донеслась музыка. Станция передавала фри-джаз, бесконечный перебор причудливейших фрагментов, переплетающихся друг с другом. Под такую музыку тяжело думать, и Соломон позволил себе не думать вовсе, лишь следил за дорогой, которая делалась все хуже и хуже, обрастая выбоинами, колдобинами и открытыми зевами канализационных люков.
«Безумная страна и безумные люди», - слова бродяги всплыли в памяти, как дохлые рыбы, покачиваясь на волнах накатившей меланхолии. К чему это вспомнилось? Соломон не хотел разбираться. Композиция закончилась резким диссонансным криком саксофона, и почти сразу же «Лексус-Москвич», визгливо ругнувшись тормозами, остановился у подъезда одного из кирпичных домов. Если верить записке Бароссы, именно здесь проживал его таинственный информатор.
Соломон выключил радио, выбрался из автомобиля и привычно оправил плащ. Нано-твид, когда-то обладавший способностью автоматически разглаживаться, даже не пытался сам убрать глубокие складки. Никогда не стоит ожидать слишком многого от старых вещей.
Дом оказался запущен – покосившаяся кирпичная коробка в три этажа, где прежде наверняка жили рабочие с фабрики. Но запущенность эта была легкой, приглаженной – как легкая отечность на лице только начавшего спиваться человека. Штукатурка и стекла были в относительно пристойном состоянии и – чего Соломон никак не ожидал – в доме оказалась даже консьержка. Не обращая внимания на вошедшего, она сидела в своей крохотной каморке и смотрела помаргивающий и старчески-похрипывающий телевизор. Показывали рекламу.
- Прекрасные дамы и милые леди! – мутный глаз телевизора выплюнул из своих недр изображение широко улыбающейся девушки, - Помните, что мужское внимание важно не только завоевать, но и удержать!.. Каждая из нас неповторима, но каждая при этом знает, что разведанная дорога к сердцу мужчины лучше не натоптанной и путанной тропы. Так почему бы не воспользоваться тем, что уже доказало свою эффективность?..
На экране возникает сцена из какого-то фильма – трогательная блондинка с чувственным мягким лицом слышит звонок в дверь, открывает ее и на пороге сталкивается с мужчиной. У мужчины – портфель, плащ через рукав и модная в прошлом году стрижка с челкой. Женщина приятно удивлена. Ведь это ее муж. Она улыбается ему, белоснежные волосы развеваются за спиной. Но вместо того, чтоб приникнуть к нему всем телом, женщина улыбается – удивительно томно – и, моргая хорошенькими ресницами, произносит удивленно-строгим голосом: «Кажется, вы задержались на работе, господин Тук? Это очень, очень плохо. У нас по этому поводу будет серьезный разговор…». Мужчина ухмыляется, бросает плащ прямо на пол и кладет руку в сером твиде на мягкую и покорную женскую талию. «Я давно ждал этого разговора, госпожа Тук, и настроен я тоже очень серьезно!»
- Вы, конечно, помните киноленту «Весна любви нашей», в которой обворожительная Виктория Фукс сыграла одну из лучших своих ролей. Настало время не равняться на звезд, а быть ими! Покупайте нейро-модуль «Солнечно-лиловый бархат», чтобы встретить своего мужа так же, как встречает его признанный секс-символ нашего времени. Покупайте обворожительную улыбку и мимику Виктории Фукс, покупайте удивление и страсть своего мужа. Заказав модуль «Солнечно-лиловый бархат» в течение этого месяца, вы бесплатно получаете подарочный модуль «Невесомый шелк» - особый взгляд Фиктории Фукс, полностью аналогичный тому, что вы видели в киноленте».
На экране появляется девушка – та самая белокурая девушка из фильма. Лицо ее, кажется, стало полнее, но все так же обворожительно. «Все именно так, - говорит она кокетливо улыбаясь зрителю, - Я, Виктория Фукс, гарантирую подлинность товара! И подлинный восторг того, кого вы встретите моей улыбкой. Заказывайте прямо сейчас!».
- Ни малейшей неловкости, ни малейшего неудобства. Теперь улыбка и интонации звезды принадлежат вам так же, как ваши собственные руки и ноги. Достоверность нейро-софта подтверждена правообладателем. Кстати, - телевизор переходит на вкрадчивый мужской баритон, - Есть у нас подарки и для мужчин. За совершенно небольшую плату вы можете купить нейро-модуль «Твид, табак и страсть» - чтобы на несколько секунд превратиться в Рейта Бади, самого страстного и сексуального мужчину континента. Будьте джентльменом, ответьте на страсть женщины той же моне…»
Соломон нетерпеливо постучал костяшками пальцев по двери, консьержка вздрогнула и оторвался от бубнящего телевизора.
- Комната сорок два, - сказал Соломон, ощущая, насколько сильно его сиплый голос проигрывает страстно-рокочущему баритону, льющемуся из телевизора, - Где это?
Консьержка лишь досадливо махнула рукой, не отрываясь от экрана. Это была стареющая женщина с лицом тусклым и невыразительным, как примелькавшиеся предметы домашнего обихода, потертая дверная ручка или старое пресс-папье.
- Третий этаж, - сказала она, - От двери – направо.
Когда Соломон стал подниматься по скрипучей деревянной лестнице, в каморке консьержки коротко тренькнула снятая с рычага телефонная трубка. Он замедлил шаг и прислушался. Уж не хочет ли кто-то предупредить знакомого Бароссы из сорок второй комнаты о неожиданном визите? Люди, которые увлекаются собственной безопасностью, не всегда любят нежданных гостей…
- Добрый день. Я хотела бы узнать о вашем модуле «Солнечно-лиловый бархат». Да… Нет. Нет, я хотела бы узнать о гарантии. Подлежит ли он возврату в случае чего? Конечно… И вот еще… У госпожи Фукс, по всей видимости, иначе устроены мимические мышцы, смогу ли я… То есть, вы уверены?
Соломон был благодарен старым ступенькам, чей скрип заглушил голос консьержки. Реклама!.. Сколько миллионов человек поставили себе дополнительные, вероятно, совершенно ненужные им нейро-модули, наслушавшись откровений звезд спорта, политики и кинематографа? Сколько миллионов человек купили себе чужую страсть, чужую доброту, чужую улыбку?
Когда-то давно, во времена, которых Соломон почти не застал, люди осторожнее относились к нейро-софту. Тогда он казался чудом, насущным и необходимым. С помощью нейро-софта заики учились нормально разговаривать, социофобы возвращались в нормальное общество, а параноики избавлялись от своих недугов.
«Нейро-софт учил нас строить самих себя, - подумал Соломон, борясь с одышкой и одновременно придерживая полу плаща, норовившую поймать выпирающие из перил гвозди, - Просто никто не учел, что архитектурный шедевр каждого человека, намертво зашитый в генетической памяти, это вавилонская башня. Мы строим и строим, громоздим второй этаж, третий, четвертый… Балконы, эркеры, пилоны, купола и контрфорсы. Мы склонны быстро забывать о том, что нам хотелось всего-навсего уютный дом. Мы смотрим на соседские дома – и хотим не уступать им. Мы слушаем советов незнакомых людей из телевизора, которые точно знают, что нам надо. Мы тянем вверх наши шпили, перекраиваем на ходу чертежи, снова что-то приколачиваем, прибиваем, приклеиваем… Каждый из нас – обособленная маленькая вавилонская башня. И каждый из нас уверен, что она все еще не завершена, что для полного счастья остался кирпичик, два… Сколько кирпичиков оставалось до полного счастья Эмпирею Тодду? И что он ощутил, обнаружив себя на бесформенных руинах того, что строил всю жизнь?..»
Сорок второй номер. Соломон отдышался, стоя напротив двери. Дверь как дверь, ничего выдающегося. Серый потрескавшийся пластик и две цифры. За такой может жить кто угодно – опустившийся инженер, старый школьный учитель или, например, какой-нибудь мелкий уличный бандит, стажирующийся в «Мафии» на испытательном сроке. Дверь была совершенно безлика. Впрочем, от соседних дверей она практически ничем не отличалась. Если бы не приглушенные звуки блюза из радиоприемника и запах подгоревшего риса, которые распространялись по лестничной площадке в равных пропорциях, можно было бы подумать, что этаж безлюден.
Соломон неосознанным жестом коснулся револьвера под левым плечом. Холодная металлическая игрушка дремала, приткнувшись к его боку, как доверчивое дрессированное существо. Но Соломон был уверен, что револьвер ему сегодня не пригодится. Баросса не стал бы направлять его туда, где может грозить опасность. По крайней мере, не предупредив. А если опасность и возникнет, он, детектив Пять, покажет, как умеют работать парни старой школы.
Соломон постучал. Властно, уверенно и четко. Нейро-модуль с этим стуком он купил когда-то давным-давно, когда только поступил в Транс-Пол и еще не успел заработать латунный значок детектива. Ему тогда казалось, что умение веско стучать в дверь – неотъемлемая часть работы хорошего сыщика. Приятели посмеивались над ним, а он думал, что они ему завидуют. Как назывался этот модуль? «Стук Закона»?.. Дурак ты был, Соломон Пять, ох и дурак… Но стук был и верно хорошим. От его мерных ударов люди мгновенно вскакивали из кресел и бежали открывать. Такому стуку редко кто может противиться, так не стучат курьеры, коммивояжеры и соседи, так стучат люди, которых облегает не только нано-твид, но и власть.
Дверь приоткрылась. Не очень широко, на ладонь.