Теперь, когда она зашла так далеко, Морган заставляла себя довести начатое до конца. «Так что я здесь. А ты… где угодно. Повсюду. При этом промежутки между нашими встречами составляют от четырех до шести месяцев. В аэропорту». Она осмотрелась вокруг. «Или в чайном магазине».
«Ты к чему-то клонишь», — сухо заключил Хантер.
За последние четыре года они с Хантером много раз разговаривали о расстоянии между ними. Каждая беседа была ужасной и душераздирающей, но ни разу они не могли принять никакого решения. Они были родственными душами; они были предназначены любить друг друга. Но как они могли любить, если почти всегда находились на разных частях континента? И как они могли это изменить, если каждый из них был по праву предан делу своей жизни?
Морган не видела выхода из этого. Не без того, чтобы кто-то из них бросил избранный путь. Она могла бы оставить Белвикет и следовать за Хантером по всему миру, пока он работал над становлением Новой Организации. Но она боялась, что радость быть с ним может быть омрачена расстройством отказа от мечты и чувством вины от того, что она подводит свой ковен и даже свою родную мать, которую никогда не знала. А после этого, что останется хорошего в том, чтобы быть с Хантером? Она не хотела превращать свою жизнь в жалкое существование. А если она попросит его бросить Новую Организацию и остаться с ней в Ирландии, он окажется в таком же положении — взволнованным от счастья быть с ней, сломленным от того, что не может быть верен своему важнейшему призванию. Она была не в состоянии просить его об этом.
Расстаться навеки — это казалось наиболее верным решением для них обоих. Она хотела, чтобы Хантер был счастлив, несмотря ни на что. Если она даст ему свободу, то он получит наибольшие шансы для этого. И хотя мысль никогда больше не обнимать его, не целовать, не смеяться с ним, даже просто не сидеть рядом и не смотреть на него была почти равносильной смерти, всё равно Морган верила, что это в конечном итоге к лучшему. Казалось, не было возможности им быть вместе; они способны на очень многое, но сами по себе.
Кроме того, Калэм Бёрн, член Белвикета, признался ей в любви. Он нравился ей и был отличным парнем, но не являлся ее муирн беата даном. Не было ни одного шанса, что когда-нибудь он будет связан с ней так же, как Хантер, хотя как это можно сказать, если она и не пыталась расстаться с Хантером, чтобы быть с Калэмом или с кем-то еще. Вот для чего всё это. Вот зачем нужна свобода ей и Хантеру — чтобы дать каждому из них посвятить себя работе и освободить их от постоянной болезненной жажды этих мучительно коротких встреч.
«Хантер… Я просто не могу больше так. Мы не можем больше так». Ее горло сжалось, и она отпустила его руку. «Мы должны… покончить с этим раз и навсегда. С нами».
Хантер моргнул. «Я не понимаю», — сказал он. «Мы не можем покончить с нами. Мы — это судьба».
«Но не в жизнях, которыми мы живем сейчас». Морган была не в силах даже взглянуть на него.
«Морган, расстаться — это не решение. Мы слишком сильно любим друг друга. Ты моя муирн беата дан — мы родственные души».
Это действительно так. Одинокая слезинка скатилась по щеке Морган. Она шмыгнула носом.
«Я знаю», — согласилась она с горечью. «Но попытки быть вместе тоже не удаются. Мы не видим друг друга, наши жизни протекают в разных направлениях — какое у нас может быть будущее? Притворство — вот в чем мы погрязли. Если мы действительно, на самом деле, признаем, что это так, то оба станем свободными заниматься тем, чем хотим, даже не пытаясь делать вид, что должны учитывать интересы другого».
Хантер молчал, сначала глядя на Морган, затем осматривая небольшой чайный магазин, а потом уставившись на потоки дождя за темным окном.
«Неужели это то, чего ты хочешь?» — медленно спросил он. «Чтобы мы шли своими собственными дорогами, даже не пытаясь делать вид, что должны думать друг о друге?»
«Это то, что мы уже делаем», — сказала Морган, чувствуя, что вот-вот разорвется на части от боли. «Я не говорю, что мы не любим друг друга. Мы любим… и всегда будем любить. У меня просто больше нет сил надеяться или ждать, когда что-то изменится. Ничего не изменится». На этом ее голос надломился. Она опустила голову на руки и сделала несколько глубоких вдохов.
Хантер рассеянно выводил что-то пальцем по столу, а потом Морган узнала руну. Руну силы. «Итак, мы будем жить друг без друга, общаться с другими людьми, и никогда не станем возлюбленными снова».
Он затих, тщательно взвешенные слова словно иголками пронзали ее сердце, ее разум. «Богиня, просто дай мне пройти через это. Дай мне пройти через это», — думала она. Морган кивнула, моргая в безуспешной попытке сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.
«Это то, чего ты хочешь», — его голос звучал очень ровно, но Морган, зная его так хорошо, понимала, что под этим скрываются огромные бушующие внутри эмоции.
«Это то, что мы уже имеем», — прошептала она. «Это не жизнь возлюбленных. Я не знаю, что это».
«Ладно», — сказал Хантер. «Ладно. В общем, ты хочешь, чтобы я зажил тихой мирной жизнью с тобой, в этом дело? В Кобе? Высадим сад вместе? Заведем кота?» Его голос не был грубым — больше безысходным, будто он действительно пытался понять.
«Я этого не говорю», — сказала Морган, чуть слышно. «Я хочу, чтобы ты делал то, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты был счастлив, был востребованным. Я говорю, что я знаю, что ты не будешь жить со мной в Кобе, с садом и котом». Она вытерла глаза о рукав своего свитера.
Хантер молчал. Морган натянула длинные рукава свитера поверх рук и положила на них голову. После этого она снова смогла дышать. Она хотела вернуться к завтраку-в-кровати, принять душ и наплакаться вдоволь.
«Что если бы… всё было по-другому?» — в конце концов спросил Хантер.
Морган горько вздохнула: «Но всё не по-другому».
«Жизнь закрутила тебя и меня», — сказал Хантер. «Твой сегодняшний поступок свидетельствует о том, что ситуация вышла из-под нашего контроля. Но мы сами делаем выбор. Мы можем изменить наши приоритеты».
«О чем ты говоришь?» — Морган округлила глаза, после чего с усилием сделала глоток чая. Он стал крепче и горче.
Мгновенно Хантер потянулся через стол и взял ее руки в свои, его хватка была как камень. «Я думаю, нам нужно изменить наши приоритеты. Обоим из нас».
«На что?» Как он всегда ухитрялся выводить ее из равновесия, даже через четыре года?
«На нас», — сказал Хантер.
Морган изумленно уставилась на него, потеряв дар речи.
«Морган», — продолжил Хантер, понижая свой голос и наклоняясь ближе к ней. «Я тоже много думал об этом. Мне нравится то, что я делаю в Новой Организации, но я осознал, что это не имеет большого значения без тебя, способной разделить это со мной. Я понимаю, мы оба очень разные люди. У нас разные мечты, разные цели. Слишком разные происхождения, семьи… Но ты же знаешь, мы созданы друг для друга. Я знаю, мы созданы друг для друга… я всегда знал. Ты моя родственная душа — моя муирн беата дан».
Морган начала тихо плакать. О, Богиня, она так сильно любила его. «Я понял, что ты моя единственная, как только встретил тебя», — сказал он, его голос был слышен только ей. «Я уже знал это, когда не нравился тебе, когда не доверял тебе, когда я боялся твоей силы и твоей неспособности контролировать ее. Я знал это, когда ты встретила Карьяна МакЭвана — твоего отца. Я знал это, когда ты была влюблена в этого ублюдка моего сводного брата Кэла. Я всегда знал это: ты моя единственная».
«Я не понимаю. О чем ты говоришь?». Это пугало, она до сих пор так сильно надеялась, что они смогут быть вместе. Такая мучительная надежда. Она ощущала его руки, сжавшие ее, как тиски — такой же сильной хваткой, какой он держал ее сердце.
«Ты пришла порвать со мной навсегда», — ответил Хантер. «Я не остановлю тебя, если это то, чего ты хочешь. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Но если ты видишь хоть какой-нибудь шанс, что сможешь быть счастливой со мной, а не без меня, то я прошу тебя попытаться».
«Но как? При сложившихся обстоятельствах». Сказала Морган, полностью сбитая с толку.
«Нет, не при сложившихся обстоятельствах», — сказал Хантер. «Их определенно необходимо изменить. Я могу измениться. Я могу изменить что угодно, если это значит, что ты будешь со мной».
Морган была не способна ничего делать, кроме как смотреть в изумлении. «С тобой в каком смысле?»
Хантер повернул ее руку тыльной стороной вверх и коснулся кладдахского кольца: «Во всех смыслах. Как мой партнер, как мать моих детей. Во всех смыслах, какие существуют. Ты нужна мне. Ты моя жизнь, где бы ты ни находилась и что бы ты ни делала».
Морган затаила дыхание.
«Слушай, единственное постоянное в наших жизнях — это наша любовь», — сказал он. «Похоже, мы растрачиваем понапрасну наш самый драгоценный дар — иметь родственную душу. Если мы позволим этому исчезнуть, то ничего больше не будет иметь смысла». Морган не отводила от него пораженного взгляда, казалось, лучик света озаряет ее сердце: «О, Богиня, пожалуйста. Пожалуйста».
Он продолжал: «Постепенно я могу прекратить исследовательские работы, которые провожу для Новой Организации. Есть вещи, которые я могу делать, находясь в Кобе. Мы сможем жить вместе, строить нашу совместную жизнь, почти всегда просыпаться друг с другом. Я хочу видеть, как ты взрослеешь, хочу, чтобы мы состарились вместе. Хочу иметь семью с тобой. В ней могут быть и коты, если хочешь».
Неужели это может быть правдой? Неужели это действительно сейчас происходит? После двухнедельного отчаяния внезапное всепоглощающее счастье казалось Морган почти пугающим.
«У меня всё еще есть Дагда», — это было всё, что Морган смогла придумать для ответа. Ее когда-то крошечный серый котенок сейчас стал огромным шестнадцатифунтовым (~ 7,25 кг) котом, который испытывал отдельную любовь к ирландским мышам. «Но… неужели ты это делаешь? Неужели ты правда имеешь это в виду?»
Хантер улыбнулся. Это было самое красивое зрелище, которое Морган когда-либо видела. Он придвинул свой стул к ней, совсем близко. Обнял ее за талию, и Морган ощутила его тепло, надежность, перспективность. Серая половина ее жизни, на которую она себя обрекла, только что окрасилась в яркие переливающиеся цвета. Это было слишком. Это было чересчур.