- Ты был очень милым ребенком. Сколько тебе здесь?
Я не совсем уверен, но наши щеки довольно пухлые. Глаза ярче. Скорее всего это начало эпохи без Кристи и Джимми.
- Должно быть семь и одиннадцать. Или восемь и двенадцать.
- Четыре года. У нас такая же разница с братом.
- Ты старше?
- Нет. Томми был.
Был.
- Он умер?
- Да. Автомобильная авария. Два года назад.
- Сожалею.
Звучит, как клеше, но я не знаю, что еще сказать.
- Спасибо.
Она ставит рамку на место и идет на кухню.
- В этот раз я принесла крем вместо варенья. Я подумала, ты захочешь попробовать.
- Где ты его покупаешь?
- Сама делаю.
- О, круто.
Моя сестра любит экспериментировать с готовкой, так что поедание вкусной пищи – мой конек.
По корочке кексов размазан розовый крем. Блин. В моем рте наводнение.
Прямо, как женщины, после хорошей прелюдии…
Бля. Я не должен думать об этом, находясь рядом с Аделин. Она - моя соседка. Даже не соседка вниз по улице. А прямо, напротив. Наши дома в пятидесяти метрах друг от друга.
Ты не трахаешься с соседками. Если дела пойдут плохо, ты не сможешь сбежать.
- Вкуснятина.
Кажется это смешит ее. Я вижу улыбку, которую она пытается скрыть. И эти ямочки угрожают проявиться сильнее.
Блядь.
Эти чертовы карие глаза и длинные, бледные ресницы, накрашенные тушью. Эти веснушки, разбросанные по всей ее фарфоровой коже.
Не смотри, Стаут. Не позволяй этому засосать тебя. Это может плохо закончиться. Всегда заканчивается. Смени курс корабля, прежде чем он набежит на скалы.
Нейтральный разговор. Это безопасно.
- Ты выросла здесь?
- Я росла во многих местах.
- Дочь военного?
Она слегка улыбается.
- Нет. Баптиста.
- О.
Вот черт. Аделин дочь священника.
Тем более хватит грязных мыслишек.
- Что на счет тебя?
- Саванна, Джорджия.
- Как ты оказался в Бирмингеме?
- Поехал в Алабаму.
- Чертовы волны, - в унисон произносить мы.
Она показывает на меня пальцем.
- Ага. Ты должен мне колу.
Давно не слышал, чтобы кто-нибудь говорит подобное.