Третье лето нашего супружества ознаменовалось выездом на море — на Черное, конечно. Надо, в конце концов, поплавать вволю, на солнышке отогреться! А теплые южные вечера — разве может быть что-либо прекрасней?
Я не уставала удивляться Диминому энтузиазму — таскать повсюду за собой громоздкую, тяжелую видеокамеру! Она, конечно, не самая допотопная, но и не то, что сейчас. Правда, теперь, благодаря ей, я могу погрузиться в созерцание сцен, которые без этой съемки навсегда выпали бы из моих воспоминаний, вытерлись бы из памяти.
Вот, например, неожиданный верблюд на пляже. Оказывается, он совсем нестрашный, напротив, добродушный и добрый. Я его чешу и глажу по шее, по огромной выпуклой боковине (сказать «по боку» — язык не поворачивается!). Он ласку воспринимает с удовольствием, ох, как она ему нравится — не верблюд, а просто котяра!
А вот я на пляже и книжку читаю, ну, конечно, «под семечки». Сижу, прикрытая широкой панамой, а на носу очки, которые по носу скользят и едва не падают. Поза уморительная — книжка между ног, я над ней — в три погибели в этой панамке и в очках на грани падения. Невольно улыбаюсь даже сейчас, глядя на все это безобразие.
А вот Дима решил отснять наш поход на базар, точнее, победоносное с него возвращение. Вначале на камеру снимаю его я: Дима позирует с огромным арбузом под мышкою и с другими приобретениями. Затем он меня снимает. Ну, я, понятно, барыня-сударыня, я налегке, как всегда. Сумок на себе, как ослик, не таскала никогда. Ну, а теперь тем более — ведь у меня имеется заботливый и галантный муж. Я вышагиваю в отличном летнем наряде и в очень красивой белой шляпе с широкими полями. Шарман. Шляпа мне очень идет. В этой шляпе я как великосветская дама, даже полупрофиль в ней какой-то изысканный! Дима в восторге. Пройдясь перед камерой, я присаживаюсь на удобный стул у стола, где Дима только что пил пиво, поднимаю глаза и как-то медленно и лучисто улыбаюсь в камеру. Взгляд, улыбка — все словно заторможено, словно в замедленной съемке. Затем грациозным движением снимаю шляпу, проверяю, правильно ли она надета, не съехала ли набок. Еще одно грациозное движение — шляпа опять на голове.
— Как тут у нас в Китае? — небрежно шутит дама в шляпе.
Ее кавалер радостным возгласом реагирует на шутку. Наступает пауза — съемка затягивается, и в кадре надо что-то делать, надо что-то придумать. Я хватаю недопитый Димин бокал с пивом, картинно потягиваю напиток. Пиво, увы, уже на исходе.
— Скоро я твое пиво доконаю, — предупреждаю мужа небрежно.
В ответ мгновенное и страстное:
— Главное — ты у меня останешься!
Разве может быть женщина несчастной, коли с ней все это было? А было это со мною, не в сказке. Со мною.
Обручальное кольцо
Наступило наше последнее, четвертое лето.
Перед моим отъездом в Италию, куда я на месяц отправляюсь поработать переводчиком по линии благотворительного фонда (с группой детей из Чернобыльской зоны), мы с мужем целую неделю обсуждаем, на какой руке мне носить обручальное кольцо. Точнее, «обсуждает» и бесконечно тему ворошит Дима, заведомо мучаясь необоснованной ревностью и подозрениями в адрес горячих и страстных, по его мнению, итальянцев. Я же стоически терплю все эти разговоры и даже будто охотно их поддерживаю, демонстрируя свою лояльность и неравнодушие к Диминым чувствам. Пробую мужу объяснить, что на Западе, то бишь в Европе католической, все носят обручальные кольца на левой руке, и потому, если я в Италии буду его носить на правой руке, никто не поймет, что я замужем. Однако Дима с пеной на губах доказывает, что я должна носить кольцо на правой руке, ведь у нас на левой его носят разведенные. Что ж, приходится напору мужа уступить:
— Хорошо. Буду носить, как ты хочешь, — на правой руке.
Наступает день отъезда — тот день, который делит нашу жизнь пополам — на «до» и «после».
Мы с Димой, озабоченные и нервные, носимся все утро по квартире, «как подстреленные» — то что-то укладываем, то перекусываем. Наконец закругляемся: грузим мой багаж в машину, и Дима везет меня в аэропорт, как всегда, стремительно, так что по дороге ни взглянуть на пейзаж, ни расслабиться не успеваю. Приезжаем в аэропорт, начинаем разыскивать детей из моей группы, делать перекличку: волнение, суета, атмосфера накаленная — все как всегда. Впереди предстоит еще большее напряжение — надо сдавать багаж, проходить досмотр, границу, следить за паспортами детей и всеми документами на группу. Потом будет шумная и бестолковая погрузка в самолет, будет перелет, во время которого многих детей станет мутить и тошнить, и всех придется успокаивать, утихомиривать. Затем — на той стороне, в Италии, — аналогичные хлопоты, и все на чужом языке и с непредсказуемыми иностранцами. Впору свихнуться! За встречей в аэропорту последует долгий переезд на автобусе, и снова детей будет мутить, а итальянцам надо будет всю дорогу улыбаться и три часа занимать их внимание увлекательной беседой сначала про жизнь детей в Беларуси и влиянии ЧАЭС на экологию, а затем про погоду, фольклор, политику президента, который «не Путин», и про все то, на что только меня подвигнет мое, к счастью, богатое воображение. В общем, ужас, а не день! За неделю до отъезда меня уже начинает «колбасить» при мыслях о нем, а тут еще Дима наезжает со своей горячей претензией по поводу обручального кольца. Для него проблема эта — вселенского масштаба. Он не понимает и понимать не хочет, какая на моих плечах лежит ответственность за детей, за группу, за всю поездку и какой стойкой и непоколебимой мне надо быть на работе и особенно в день сегодняшний. Хоть бы мне его пережить благополучно, этот день, — не сорваться, не споткнуться на чем-либо!
Я хлопочу, бегаю по аэропорту, в какой-то момент мой взгляд падает на руку и — о ужас: я вижу, что обручального кольца на пальце нет! Вообще нет ни одного кольца на руках! Выходит, что все они так и остались на журнальном столике в центре гостиной, куда я их утром специально положила, чтобы не забыть надеть в дорогу, чтобы были на виду. А вот впопыхах как раз-таки и позабыла!
Сердце у меня обламывается: что будет-то! Дима меня сейчас разнесет по кусочкам! Это после недельной-то дискуссии остаться без кольца! Может, вовсе не говорить ему об этом?
Я не представляю, как мне эту новость сообщить мужу. Колеблюсь и все же говорю — все равно, вернувшись, он эти кольца на столике найдет.
Дима смотрит на меня — улыбка кривая, горькая:
— Ты нарочно оставила кольцо. Я еду за ним.
— Не сходи с ума.
— Я привезу тебе обручальное кольцо! Я еще успею вернуться до твоего вылета.
— Дима, не дури! Пятьдесят километров туда, пятьдесят обратно — больше ста километров! А мы сейчас уже заходим за ограждение, будем проходить границу. Тебя все равно ко мне не пропустят.
Мы прощаемся.
Прощаемся!
Не знала я в тот час, что уже навсегда попрощалась с Димой, с его безмерной любовью...
...До вылета остается два часа, мы их проводим уже «по ту сторону» — проходим таможенный досмотр, границу, сдаем багаж, затем долго томимся в зале ожидания.
Первый звонок в Италии
Автобус, припаркованный на красивой овальной площади старинного итальянского городка, опустел — всех детей разобрали и увезли в их итальянские семьи. Наконец и меня усаживают в машину и везут к моему новому месту жительства.
Едва мы останавливаемся у дверей двухэтажного особняка, как я слышу телефонный звонок в доме, а затем недоуменный голос отвечающего на звонок итальянца. «Дима», — думаю я.
Так и есть — мне прямо в машину несут трубку радиотелефона, и мой первый разговор с мужем проходит даже не на пороге дома, а на переднем сиденье подъехавшей к нему машины. Из-за этого я испытываю сильную неловкость перед моими новыми хозяевами, но они ко всему относятся с пониманием.
Я быстро рассказываю Диме о перипетиях сегодняшнего дня и о том, как я поперхнулась апельсином и чуть не погибла при переезде в автобусе. Но, слава Богу, все позади! Позади этот неимоверно тяжелый день.
Чувствую свою вину перед Димой из-за обручального кольца и пробую ее загладить, поэтому разговариваю с ним особенно нежно, обо всем заботливо расспрашиваю.
О себе Дима сообщает просто:
— Я дождался, пока ты улетишь, и потом поехал домой.
— Как дождался? Чего дождался? — мне кажется, что я не все правильно поняла.
— Я дождался, пока взлетит твой самолет.
Оказывается, что после того, как мы попрощались, он еще два часа провел в аэропорту лишь затем, чтобы увидеть, как я от него улетаю, и чтобы еще раз сказать мне вслед:
— До свидания, Алена!
Наверное, тогда же он услышал в ответ невидимое: «Прощай, Дима!»
Долгое прощание — не на два часа, а на всю оставшуюся жизнь.
С безмерной любовью мы уже не встретимся!