Потом ещё двое... Я молилась, чтобы потерять сознание, но сознание меня не покидало, только красные круги перед глазами вспыхивали.
Наконец кончил последний.
-Ну что, Васька, у тебя уже опять стоит? – Глумливо спросил Руслан, - давай, ломай другую целку.
Меня перевернули на живот, перевязали поудобнее, и стали насиловать через задний проход.
Теперь я поняла, что значит по - настоящему больно. Я выла сквозь скотч, как бешеная собака, пыталась дёргаться, но не могла сладить с такими сильными парнями.
Я потеряла счёт времени. Парни были неутомимы. Несколько раз они поменялись, поменяли меня местами. У меня уже не было сил даже плакать.
-Ну что, всё? – спросил Руслан.
-Сам уже не стоит, - сказал Васька, - пусть отсосёт.
-Откусит, будешь знать.
-Надо выбить зубы, будет удобно! – захохотал Гурам.
-Она хорошая девочка, она всё хорошо сделает, - ласково проворковал Саша.
-Эй, девочка, давай, обслужи нас последний раз, и всё, пойдёшь домой.
Парни заржали, посадили меня на пол и сдёрнули со рта скотч.
Я увидела перед собой страшный противный мужской орган, меня стало тошнить.
Тогда кто-то сильно ударил меня по голове и сказал: ты... в рот бери!
Превозмогая тошноту, пришлось это делать. Противно, но не больно. Боль уже привычно горела, в животе, не утихая. Мысль о том, что туда будут лезть ещё, казалась мне ужасной. Наконец кончились все. Проглотив их горьки флюиды, я ждала, что будет дальше. Может, правда, отпустят?
-Что, больше никто не будет? – спросил Руслан.
-Хватит на сегодня, - ответил Саша, выливая остатки водки в стакан.
-Вот кто хочет! – воскликнул Руслан. Он повалил меня на пол. Я уже не могла сопротивляться. Руслан раздвинул мне ноги и горлышком вперёд вогнал бутылку мне внутрь.
Я закричала от невыносимой боли. Тогда Руслан разбил бутылку у меня внутри.
Огонь разлился у меня в животе. Я кричала нечеловеческим голосом, мучаясь от боли, а сознание не оставляло меня.
-Тащите её сюда! - Гурам с Русланом взяли меня за ноги и потащили за ноги из каморки.
-Вытрите всю кровь!
Васька вышел, и открыл дверцу топки. Потом взял кочергу, поворошил в топке и вынул раскалённую, наружу.
-Ух ты, светится! – с восторгом сказал Руслан. – Видите, у девочки кровь идёт? Что надо сделать, чтобы не было заражения?
Он взял кочергу у Васьки и прижал её мне в пах. Завоняло палёным мясом, и я услышала вой, который, как оказалось, исторгаю я.
-Ну, вот и всё! – сказал Руслан, - давай, подкинь уголька, чтобы сразу...
Они что-то делали, потом подтащили меня к топке, приподняли голову. Невыносимый жар охватил мою голову, и тут сознание покинуло меня, не выдержав последнего испытания.
Я пришла в себя в больничной палате. Наверно, меня обкалывали обезболивающим, но сейчас начало отходить, и я всё больше начала чувствовать боль.
Боль жгла всё больше, терпеть уже было невозможно, я начала стонать.
Нет, я не сошла с ума, не повредилась, но кричать начала.
Прибежала сестра.
-Очнулась? Бедная девочка! Ты можешь говорить?
Но я только кричала от боли.
Когда мне сделали укол, мне показалось, что у меня начался бред: передо мной появилась настолько жуткая харя, что я испугалась.
Приглядевшись, я поняла, что это человек, только с изуродованным лицом.
Человек делал мне знаки: показал скрещенные руки, и прижимал один палец из трёх к губам. Так он делал, пока я не поняла: я отмучилась, и мне предстоит молчать.
Потом чудовище исчезло, и я вспомнила: Квазимодо! Неужели он вернулся раньше срока и спас меня?
Тут лекарство подействовало на меня, и я уснула.
На другой день приходил следователь, спрашивал меня, кто со мной сотворил такое, но я притворилась помешанной, смотрела в потолок, и молчала.
-Ты понимаешь, что они не остановятся, если не назовёшь их имена? Сколько девочек ещё пропадёт?
Но я молчала. Я поверила Квазимодо. Больше они никому ничего не сделают, а если всё рассказать, будет плохо Квазимодо.
Хотя хуже для него вряд ли что-нибудь можно сделать. С таким лицом можно с голыми руками выходить ночью на дорогу и молчать. Уверяю, я бы сама отдала всё, что у меня есть, лишь бы больше не видеть его ужасное лицо.
Всё равно я не могла его предать. Он меня спас. Как подумаю, что меня хотели сжечь живьём в топке, мне становилось страшно до такой степени, что я начинала плакать, тело непроизвольно начинало колотить, и я не могла остановиться, пока не изнемогала.