Он повернулся к Филипу де Сенце и только приподнял бровь. Де Сенца задрал свитер, сбросил брюки и теперь гордо тряс своим обновленным агрегатом – темным
пенисом, рядом с другим пенисом и четырьмя волосатыми яичками по бокам.
– Ничего не беспокоит? – спросил доктор, приподняв оба пениса с профессиональным безразличием и внимательно их оглядывая. Оба начали твердеть.
– Только синхронность. – Филип де Сенца пожал плечами, улыбнувшись своему другу. – Никак не могу научиться кончать одновременно. Пока я кончу, у бедняги
Джона уже все болит.
– В общем, удобно?
– О да, хорошо… если я не ношу чересчур приталенные брюки.
– Хорошо, – сказал доктор Арколио. – Застегивайтесь.
– Так быстро? – кокетливо произнес де Сенца. – Недешево получается. Сто долларов за две секунды ласк. Стыдно должно быть.
Тем вечером Джон Пирс и Филип де Сенца пошли ужинать в Le Bellecour на Мюррей-стрит. Весь ужин они держались за руки.
Доктор Арколио зашел в бакалею, а потом поехал на своем металлически-голубом «Роллс-Ройсе» домой, слушая «Богему» Пуччини. Время от времени он поглядывал
в зеркало заднего вида, думая, что выглядит уставшим. Дороги были загружены, ехал он медленно, и, почувствовав жажду, он достал яблоко из сумки на заднем
сиденье.
Он думал о Хелен, думал о Джоне Пирсе и Филипе де Сенце, думал обо всех тех женщинах и мужчинах, чьи тела так искусно превратил в живые воплощения их сексуальных
фантазий.
Фраза, брошенная де Сенцой, не выходила у него из головы. Стыдно должно быть. И хотя Филип де Сенца пошутил, доктор Арколио внезапно осознал, что да, он
должен стыдиться того, что натворил. В самом деле, он и так стыдился. Стыдился, что использовал свой хирургический гений для создания эротических уродов.
Стыдился, что изувечил множество прекрасных тел.
Но накатившая волна стыда принесла не только боль, но и утешение. Потому что человек – нечто большее, чем божья тварь. Человек способен перевоплотиться
и найти странное удовольствие в боли, унижении и саморазрушении. И кто может сказать, что правильно, а что – нет? Кто может дать определение совершенного
человеческого существа? Если дать женщине вторую вагину – это плохо, то, возможно, исправить заячью губу у ребенка – это тоже плохо?
Он чувствовал себя подавленным, но в то же время и воодушевленным. Он доел яблоко и швырнул огрызок на дорогу. Позади не было ничего, только факельное
шествие красных тормозных огней.
А у себя дома, одна, Хелен плакала солеными слезами скорби и сладкими слезами секса, и они смешивались и падали на ее руки, сверкая, словно бриллиантовые
обручальные кольца.
--------------------------------------------------------------------------------
а