Неверноподданный - Владимир Владмели 13 стр.


- Как?

- Вот посмотрю на человека и чувствую.

- И что же ты чувствуешь, глядя на меня?

- Что у вас в роду были очень достойные люди.

- Конечно, были.

- Расскажите, Елена Фёдоровна.

- Это семейные предания и я не знаю, насколько они соответствуют действительности.

- Тем более.

- Как-нибудь в следующий раз.

- Расскажите, - повторил он тоном, которым маленькие дети просят конфеты.

Она, не улыбаясь, посмотрела на него и сказала:

- У меня предки были самые разные.

- Тем более, Елена Фёдоровна! Тем более, - уже серьёзно сказал он, - и если вы считаете, что про их жизнь никто кроме родственников знать не должен, я даю вам слово молчать как рыба. Торжественно клянусь, - он поднял правую руку.

Крылова ничего не ответила и несколько минут они работали молча.

Боря терпеливо ждал и она начала рассказывать.

- У меня в роду был офицер, который перешел на сторону большевиков. Он разделял идею равенства и братства и активно помогал новой власти, но во время Войны его объявили врагом народа и арестовали. На воле остались жена и дочь. Их не взяли, потому что одна была слишком маленькой, а вторая очень больной. Жена уже умирала, но с ней произошла поразительная метаморфоза. Почувствовав ответственность за судьбу ребёнка, она силой воли отсрочила смерть и занялась воспитанием девочки. Только когда дочь кончила институт, она позволила себе отойти в лучший мир.

- А замуж вы вышли до её смерти?

- Да, она меня и сосватала. Крыловы были её друзьями, но им повезло гораздо больше, они остались живы, а мой тесть даже стал академиком.

- Это по его учебнику мы занимаемся?

- Да, - сказала она и замолчала, видно жалея о своей откровенности. Боря подумал, что в ответ должен рассказать что-нибудь о своих предках, но поскольку он толком о них ничего не знал, то стал врать, что является дальним родственником любавического раввина.

- Тогда твоя фамилия должна быть Шнеерсон, - сказала Елена Фёдоровна.

- По женской линии, она такая и есть, - не моргнув глазом снова соврал он, но чтобы не попасть впросак, стал лихорадочно думать, как перевести разговор на другую тему. В этот момент он заметил группу местных ребят, которые остановились недалеко от них и что-то обсуждали. Боря прервал разговор на полуслове.

Одно дело меряться силами, когда вокруг все свои и совсем другое

- в чистом поле. Ребята были абсолютно трезвые, но он не знал, что у них на уме. Поножовщина здесь была обычным явлением, а Боря совсем не хотел оказаться жертвой своего рыцарского поведения. Он с опаской наблюдал за местными, прикидывая, что можно использовать для обороны. Лопатой удержать четырёх человек было невозможно. От группы отделился его вчерашний противник и Борис испытал очень неприятное чувство. С деланным безразличием он опёрся на лопату, но держал её так, что мог при необходимости быстро ею воспользоваться. Парень подошёл и извинился перед Еленой Фёдоровной. Она молча кивнула, но он не уходил.

- Говори, - сказала она, - я слушаю.

- Ребята просили узнать, можно ли нам в следующий раз прийти на танцы.

- Если вы будете в нормальном состоянии, то можно, - ответила она, - а ещё передай им, что в субботу перед танцами у нас будет лекция о Бородино. Ты знаешь, что там было?

- Да, там наши с французами дрались, - сказал он. Когда парень ушёл, Боря сказал:

- Непостоянная вы женщина, Елена Фёдоровна. Вы же сказали Кочерге, что лекцию устраивать не будете.

- Знаешь, Боря, мне жалко молодых людей, которые живут в деревне. Те, кто похитрее давно уже сбежали отсюда, особенно девушки. Общаться им не с кем, книги читать они не привыкли, все время в телевизор смотреть скучно. Они бы, наверное, работали в собственном хозяйстве, но этого их лишили, а батрачить на государство они не хотят. Для них даже драка и то событие. Набьют друг другу морду, а потом вспоминают об этом целый год. Жалко их, - повторила она.

- Удивительная женщина, - подумал Боря. Он ездил в колхоз каждый год, но относился к этому как к плате за привилегию жить в Москве и всегда хотел лишь побыстрее отработать свою трудовую повинность.

- Ну что ты на меня так смотришь? Или считаешь, что я не права?

- Вы абсолютно правы, просто я никогда не задумывался над этим,

- сказал он и хотел добавить, что у нее благородная душа и чуткое сердце, но это выглядело бы слишком высокопарно и он промолчал.

- Твоё счастье, что не задумывался. Так и продолжай. Жить легче.

А я вот иногда задумываюсь и только расстраиваюсь.

Они проговорили весь день и когда возвращались, почувствовали, что их взаимный интерес стал обращать на себя внимание окружающих. Чтобы это не бросалось в глаза, на следующее утро Боря попросился на погрузку и начальник лагеря тут же удовлетворил его желание. Боря испытал какое-то непонятное чувство. С одной стороны, он был рад, что на корню обрубил все возможные домыслы однокурсников, а с другой испытал странную пустоту.

На следующий день, когда грузчики уже проработали часа два, к ним подъехала милицейская машина. Из неё вышел какой-то небритый тип неопределённого возраста. Участковый, сопровождавший его, сказал, что это пятнадцатисуточник. Он совершенно безопасен, в прошлом он был школьным учителем, а теперь спился и попадает к ним, когда жена выгоняет его из дома. Зовут его Петрович.

- Здорово, каторжники, - приветствовал он ребят.

- Мы студенты, это ты каторжник, - ответил Боря. Он хотел сразу поставить небритого на место.

- Это как посмотреть, - возразил тот, - у меня восьмичасовой рабочий день с перерывом на обед. Денег, конечно, мне не платят, но и ты здесь миллионером не станешь. К тому же если я захочу, то в любой момент могу плюнуть на всё и никто мне ничего не сделает. Я ведь и приехал сюда добровольно, потому что мне скучно одному в кутузке сидеть. Еды меня всё равно не лишат, крыши над головой тоже. Вон и начальник тебе подтвердит, - добавил он, кивая в сторону участкового.

- Умный ты чересчур, Петрович, - сказал тот, садясь в машину, - кончай трепаться и делай, что тебе говорят. Вечером я за тобой приеду.

- Вот видишь, - удовлетворённо сказал небритый, - после работы меня на персональной машине доставят в отапливаемое помещение. А у тебя рабочий день десять часов, платят тебе шиш с вычетом за бездетность, плюнуть на работу ты не можешь, потому что тебя из института попрут. Питаешься ты, может быть, и лучше меня, но живешь в пионерском лагере, в комнате с двадцатью соседями. Так что ты - каторжник, - заключил бывший учитель.

- Откуда ты знаешь, где я живу?

Назад Дальше