Лукреция хищно осклабилась:
– Не помешает. Заперла на ключ, а изнутри там скважина воском залеплена. Так что пока уборщицы не откроют, будет она там сидеть. А тут изнутри заперлась на швабру. И ничто нам не помешает всласть развлечься с ее сердечным другом, а, девочки?
И девочки рассмеялись.
Клара снова принялась лапать Альбертову промежность, и паладин с ужасом почувствовал, как у него там поднимается и твердеет.
– Ого! – рыжая наклонилась и по-хозяйски пощупала. – Чтоб мне лопнуть, но тут же целых девять дюймов! Мне даже как-то страшно стало.
«Жаль, что не настолько, чтобы оставить меня в покое!» – мрачно подумал Альберто, с ненавистью глядя на свой собственный мужской орган.
– А мне нет, – пожала плечами Лукреция. – Мне интересно.
Она наклонилась и, сжав своими пышными сиськами мужественность паладина, принялась тереться об нее. Мужественность стала еще тверже и больше.
Альберто закрыл глаза и подумал о том, будет ли считаться нарушением обета, если сейчас его, связанного, оттрахают эти сумасшедшие девки. Скорее всего, нет. Но почему-то эта мысль его совсем не обрадовала, наоборот.
А еще вспомнилось, как он, когда был помоложе, иной раз в мечтах воображал себе подобную ситуацию: как прекрасные дамы его связывают, а потом делают с ним все, что хотят. И это не считается нарушением обета. Но вскоре Альберто эти мечты мечтать прекратил, когда услыхал похабный анекдот о паладине, которого в лесу поймали и оттрахали сиды, а он после того возблагодарил за это Деву – мол, и досыта, и без греха. И с тех пор Альберто ревностно придерживался обета, даже к Марионелле не ходил, разве что изредка самоудовлетворялся в кладовке с метлами и швабрами на третьем этаже, как и многие его сотоварищи.
И тут он сообразил простую мысль: «Я же ведь паладин! Так… надо бы хоть силовым ударом попробовать их с кровати сбросить…». Альберто попытался сосредоточиться на потоках сил и набрать хоть немножко маны. Получалось очень плохо – и потому, что очень мешало растущее возбуждение, и потому, что от удара всё еще мутилось в голове.
– Эй, я тоже хочу, – оттолкнула Лукрецию Клара. – Дай хоть лизнуть, что ли.
Лукреция отодвинулась, а Клара стала на карачки, наклонилась к паху Альберто, по-собачьи высунула широкий розовый язык и смачно провела по всей длине его орудия, от основания до головки, а потом обратно.
У паладина аж в глазах потемнело, таким острым было это ощущение, и он подумал, что, пожалуй, зря не ходил к Марионелле, раз уж младшая кастелянша-полуфейри была единственной дозволенной паладинам женщиной, и то лишь, так бы сказать, частично.
Вся накопленная мана с почти слышным пшиком развеялась… Но тут сквозь отчаянье паладин почувствовал, как по его руке от столбика кровати бежит что-то мелкое, шерстистое и с хвостиком. Тут-то он наконец сообразил, что это за существо. Всего лишь крысенок, чудом выживший после магических экзерсисов придворных магов. Видимо, магия его как-то изменила, что он так и остался мелким, зато усищи и хвост отрастил как у здорового пасюка.
Между тем Клара облизывала мужское достоинство паладина так жадно, словно это был огромный леденец. Лукреция и рыжая пялились на это, затаив дыхание, и потому пасюка заметили лишь когда тот по Альбертову животу добежал до самого лобка.
Клара взвизгнула, подскочила, свалилась на пол с кровати, Лукреция отшатнулась, и они с рыжей ударили друг друга головами.
И тут же раздался грохот, швабра, которой была заблокирована дверь, треснула пополам, дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура в банном халате, с длинными черными распущенными волосами и с кочергой в руке. Альберто с облегчением и одновременно диким смущением узнал старшую фрейлину.
Преступницы, увидев ее, застыли, охваченные ужасом. Анна Марипоза вошла в комнату, не спуская с них тяжелого взгляда больших темных глаз. Остановилась посередине, несколько мгновений смотрела на Альберто и полуголых фрейлин, потом рявкнула, указывая кочергой на дверь:
– Убирайтесь вон!
Фрейлин как ветром сдуло. Анна поставила кочергу у камина, выдвинула ящик туалетного столика, достала нож с перламутровой ручкой и подошла к кровати. Просунула клинок ножа между запястьем Альберто и шарфом, и несколькими движениями разрезала шелк. Освободив руку, Альберто тут же забрал у нее нож, быстро разрезал остальные путы, содрал кляп и вернул даме нож ручкой вперед:
– Благодарю, сеньорита. Вы появились очень своевременно.
Лукреция хищно осклабилась:
– Не помешает. Заперла на ключ, а изнутри там скважина воском залеплена. Так что пока уборщицы не откроют, будет она там сидеть. А тут изнутри заперлась на швабру. И ничто нам не помешает всласть развлечься с ее сердечным другом, а, девочки?
И девочки рассмеялись.
Клара снова принялась лапать Альбертову промежность, и паладин с ужасом почувствовал, как у него там поднимается и твердеет.
– Ого! – рыжая наклонилась и по-хозяйски пощупала. – Чтоб мне лопнуть, но тут же целых девять дюймов! Мне даже как-то страшно стало.
«Жаль, что не настолько, чтобы оставить меня в покое!» – мрачно подумал Альберто, с ненавистью глядя на свой собственный мужской орган.
– А мне нет, – пожала плечами Лукреция. – Мне интересно.
Она наклонилась и, сжав своими пышными сиськами мужественность паладина, принялась тереться об нее. Мужественность стала еще тверже и больше.
Альберто закрыл глаза и подумал о том, будет ли считаться нарушением обета, если сейчас его, связанного, оттрахают эти сумасшедшие девки. Скорее всего, нет. Но почему-то эта мысль его совсем не обрадовала, наоборот.
А еще вспомнилось, как он, когда был помоложе, иной раз в мечтах воображал себе подобную ситуацию: как прекрасные дамы его связывают, а потом делают с ним все, что хотят. И это не считается нарушением обета. Но вскоре Альберто эти мечты мечтать прекратил, когда услыхал похабный анекдот о паладине, которого в лесу поймали и оттрахали сиды, а он после того возблагодарил за это Деву – мол, и досыта, и без греха. И с тех пор Альберто ревностно придерживался обета, даже к Марионелле не ходил, разве что изредка самоудовлетворялся в кладовке с метлами и швабрами на третьем этаже, как и многие его сотоварищи.
И тут он сообразил простую мысль: «Я же ведь паладин! Так… надо бы хоть силовым ударом попробовать их с кровати сбросить…». Альберто попытался сосредоточиться на потоках сил и набрать хоть немножко маны. Получалось очень плохо – и потому, что очень мешало растущее возбуждение, и потому, что от удара всё еще мутилось в голове.
– Эй, я тоже хочу, – оттолкнула Лукрецию Клара. – Дай хоть лизнуть, что ли.
Лукреция отодвинулась, а Клара стала на карачки, наклонилась к паху Альберто, по-собачьи высунула широкий розовый язык и смачно провела по всей длине его орудия, от основания до головки, а потом обратно.
У паладина аж в глазах потемнело, таким острым было это ощущение, и он подумал, что, пожалуй, зря не ходил к Марионелле, раз уж младшая кастелянша-полуфейри была единственной дозволенной паладинам женщиной, и то лишь, так бы сказать, частично.
Вся накопленная мана с почти слышным пшиком развеялась… Но тут сквозь отчаянье паладин почувствовал, как по его руке от столбика кровати бежит что-то мелкое, шерстистое и с хвостиком. Тут-то он наконец сообразил, что это за существо. Всего лишь крысенок, чудом выживший после магических экзерсисов придворных магов. Видимо, магия его как-то изменила, что он так и остался мелким, зато усищи и хвост отрастил как у здорового пасюка.
Между тем Клара облизывала мужское достоинство паладина так жадно, словно это был огромный леденец. Лукреция и рыжая пялились на это, затаив дыхание, и потому пасюка заметили лишь когда тот по Альбертову животу добежал до самого лобка.
Клара взвизгнула, подскочила, свалилась на пол с кровати, Лукреция отшатнулась, и они с рыжей ударили друг друга головами.
И тут же раздался грохот, швабра, которой была заблокирована дверь, треснула пополам, дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура в банном халате, с длинными черными распущенными волосами и с кочергой в руке. Альберто с облегчением и одновременно диким смущением узнал старшую фрейлину.
Преступницы, увидев ее, застыли, охваченные ужасом. Анна Марипоза вошла в комнату, не спуская с них тяжелого взгляда больших темных глаз. Остановилась посередине, несколько мгновений смотрела на Альберто и полуголых фрейлин, потом рявкнула, указывая кочергой на дверь:
– Убирайтесь вон!
Фрейлин как ветром сдуло. Анна поставила кочергу у камина, выдвинула ящик туалетного столика, достала нож с перламутровой ручкой и подошла к кровати. Просунула клинок ножа между запястьем Альберто и шарфом, и несколькими движениями разрезала шелк. Освободив руку, Альберто тут же забрал у нее нож, быстро разрезал остальные путы, содрал кляп и вернул даме нож ручкой вперед:
– Благодарю, сеньорита. Вы появились очень своевременно.