– А потом уже напустили этих феечек с бритвами… и погнали по всему Лоскутному Углу, – тихо прошептал Джулио.
Карло заплакал от обиды и унижения. Джулио тоже зашмыгал носом.
– Слушай, Робертино, – спросил все еще красный от смеха Жоан. – Ты таких идиотов видал когда-нибудь? Кто их вообще в Корпус взял, они же головой скорбные…
– Да уж… Мы с тобой, конечно, в бытность кадетами тоже были не шибко умными, – вздохнул Робертино, снял фартук и повесил на крючок, принялся мыть руки и инструменты. Инструменты было бы неплохо прокипятить, но это уже завтра. – Прямо скажем, глупыми мы были. Но, боги, не настолько же, чтобы не запомнить, что в уставе написано!
– А что в уставе написано такого, что это еще помнить надо? – совершенно искренне не понял Джулио.
Робертино и Жоан переглянулись. Даже Карло с осуждением посмотрел на приятеля (хотя и сам толком не помнил, что же в уставе-то написано). Жоан взял Джулио за ухо и, выкручивая, прошипел:
– Из-за таких, как ты, про паладинов анекдоты похабные и ходят. Дурак хренов! Ты у меня, скотина дубоголовая, завтра устав вслух читать будешь, на тумбе в казарме стоя. Весь день, ушлепок! Пока до тебя не дойдет, что тебе, недоумку, великую честь оказали, позволив паладинский мундир надеть и акант на плечах носить!
Джулио только ногами сучил, тихонько воя сквозь зубы. Карло забился в угол, опасаясь, как бы и его за ухо не схватили. Но Робертино не стал рукоприкладствовать – по уставу вообще-то было запрещено, физическим наказаниям кадетов подвергать имели право только командиры и наставники, но он отлично понимал чувства Жоана, потому что год назад сам Жоан, еще будучи кадетом, подобную выволочку за историю с яблоком от Кавалли получил. Разве что без выкручивания ушей. После чего стал устав чтить и соблюдать.
Дав приятелю несколько выместить справедливую ярость, Робертино сказал:
– Пожалуй, хватит. Ты ему ухо так оторвешь.
– Я б ему кой-чего другое оторвал, так руки пачкать неохота, – проворчал Жоан, отпуская Джулио. Вздохнул, взлохматил челку:
– Но ведь так это оставлять нельзя. Я имею в виду – магики ведь сейчас небось ржут над нами… Позор же ведь – простыми кастами паладинов уделали.
– Ну, положим, не паладинов, а кадетов, но по факту ты прав. Это так оставлять нельзя, а то завтра еще, не приведи Дева, в «Базарном сплетнике» опять какую-нибудь похабщину про паладинов напечатают… – Робертино призадумался ненадолго, потом вышел из каморки и направился к спальне. Жоан, влепив двум кадетам подзатыльники, вытолкал их в коридор и устремился за товарищем:
– Ты куда?
Тот, не оборачиваясь, ответил:
– За мундиром и еще кое-чем. Ты, пожалуй, этих шутов фасолевых отправь переодеться…
Отправлять не понадобилось, Карло и Джулио сами сообразили и понеслись в сторону кадетской спальни как ужаленные. Робертино же продолжил:
‒ Пойдем в Лоскутный Угол и отучим кое-кого смеяться над паладинами.
Жоан вдруг покраснел:
– Эм-м… Я это… позавчера белье кастелянше сдавать ходил.
Робертино обернулся:
– Ну и?..
– А потом уже напустили этих феечек с бритвами… и погнали по всему Лоскутному Углу, – тихо прошептал Джулио.
Карло заплакал от обиды и унижения. Джулио тоже зашмыгал носом.
– Слушай, Робертино, – спросил все еще красный от смеха Жоан. – Ты таких идиотов видал когда-нибудь? Кто их вообще в Корпус взял, они же головой скорбные…
– Да уж… Мы с тобой, конечно, в бытность кадетами тоже были не шибко умными, – вздохнул Робертино, снял фартук и повесил на крючок, принялся мыть руки и инструменты. Инструменты было бы неплохо прокипятить, но это уже завтра. – Прямо скажем, глупыми мы были. Но, боги, не настолько же, чтобы не запомнить, что в уставе написано!
– А что в уставе написано такого, что это еще помнить надо? – совершенно искренне не понял Джулио.
Робертино и Жоан переглянулись. Даже Карло с осуждением посмотрел на приятеля (хотя и сам толком не помнил, что же в уставе-то написано). Жоан взял Джулио за ухо и, выкручивая, прошипел:
– Из-за таких, как ты, про паладинов анекдоты похабные и ходят. Дурак хренов! Ты у меня, скотина дубоголовая, завтра устав вслух читать будешь, на тумбе в казарме стоя. Весь день, ушлепок! Пока до тебя не дойдет, что тебе, недоумку, великую честь оказали, позволив паладинский мундир надеть и акант на плечах носить!
Джулио только ногами сучил, тихонько воя сквозь зубы. Карло забился в угол, опасаясь, как бы и его за ухо не схватили. Но Робертино не стал рукоприкладствовать – по уставу вообще-то было запрещено, физическим наказаниям кадетов подвергать имели право только командиры и наставники, но он отлично понимал чувства Жоана, потому что год назад сам Жоан, еще будучи кадетом, подобную выволочку за историю с яблоком от Кавалли получил. Разве что без выкручивания ушей. После чего стал устав чтить и соблюдать.
Дав приятелю несколько выместить справедливую ярость, Робертино сказал:
– Пожалуй, хватит. Ты ему ухо так оторвешь.
– Я б ему кой-чего другое оторвал, так руки пачкать неохота, – проворчал Жоан, отпуская Джулио. Вздохнул, взлохматил челку:
– Но ведь так это оставлять нельзя. Я имею в виду – магики ведь сейчас небось ржут над нами… Позор же ведь – простыми кастами паладинов уделали.
– Ну, положим, не паладинов, а кадетов, но по факту ты прав. Это так оставлять нельзя, а то завтра еще, не приведи Дева, в «Базарном сплетнике» опять какую-нибудь похабщину про паладинов напечатают… – Робертино призадумался ненадолго, потом вышел из каморки и направился к спальне. Жоан, влепив двум кадетам подзатыльники, вытолкал их в коридор и устремился за товарищем:
– Ты куда?
Тот, не оборачиваясь, ответил:
– За мундиром и еще кое-чем. Ты, пожалуй, этих шутов фасолевых отправь переодеться…
Отправлять не понадобилось, Карло и Джулио сами сообразили и понеслись в сторону кадетской спальни как ужаленные. Робертино же продолжил:
‒ Пойдем в Лоскутный Угол и отучим кое-кого смеяться над паладинами.
Жоан вдруг покраснел:
– Эм-м… Я это… позавчера белье кастелянше сдавать ходил.
Робертино обернулся:
– Ну и?..